24 февраля этого года Европейский суд принял первые решение по делам против Российской Федерации, поданным заявителями из Чечни. Всего рассматривалось шесть дел, но, учитывая сходство обстоятельств, их объединили в три. Заявители утверждали, что российские войска неправомерно убили их родственников, подвергали их бесчеловечному обращению, а органы прокуратуры не провели надлежащего расследования. То есть речь шла о нарушениях Российской Федерацией ст. 2 (право на жизнь), ст. 3 (запрещение пыток) и ст. 13 (право на эффективное средство защиты) Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Также один из заявителей жаловался на нарушение ст. 1 Протокола 1 к Конвенции (право собственности).
Европейский суд, изучив материалы, представленные заявителями и Российской Федерацией, признал претензии заявителей обоснованными. По его решению Россия должна выплатить заявителям денежные компенсации за причиненный ущерб. Велики ли компенсации? С одной стороны, 25 000 евро — немаленькие деньги для России, а для Чечни и подавно. С другой, 25 000 евро как расплата за потерянную человеческую жизнь — это уже совсем другой разговор. Но важно не столько то, что заявители получат от государства по 15 или 25 тысяч евро, сколько то, что люди в Чечне, живущие в атмосфере безнаказанности и беззакония, уже потерявшие всякую надежду, смогли чего-то добиться.
Но самое главное, что решения суда отнюдь не ограничиваются компенсациями. Европейский суд был создан для того, чтобы на примере конкретных дел выявлять недостатки правовых систем государств, ратифицировавших Европейскую конвенцию.
Оценки суда принимаются государствами во внимание и дают импульс к усовершенствованию законодательства и правоприменительной практики. В европейских странах существуют различные механизмы имплементации решений суда: например, в Болгарии правительство анализирует каждое решение и разрабатывает отдельный план действий по устранению выявленных судом системных проблем. В России такой специальной процедуры не существует. В большинстве случаев власти просто предпочитают ограничиться выплатой компенсаций. Только вот стратегия эта не самая разумная.
Проблемы, дающие основания для обращения в суд, не исчезают, и граждане подают все новые жалобы по тем же вопросам. А государство вынуждено платить за те же самые нарушения.
Возьмем ту же Чечню. В Европейском суде зарегистрировано уже более сотни дел из Чеченской республики, подобных недавно рассмотренным. И подаются все новые заявления. Значит, если Россия чего-то не изменит на системном уровне, ей придется непрерывно расплачиваться за это — и деньгами, и своим имиджем, статусом в международном сообществе.
Нельзя сказать, что у России совсем нет положительного опыта в устранении недостатков, выявленных Европейским судом. Современная пенитенциарная реформа, которой по праву гордятся российские власти, получила такое впечатляющее развитие во многом благодаря тому, что ГУИН Минюста РФ с должной серьезностью отнесся к страсбургскому решению по делу «Калашников против России», вынесенному 15 июля 2002 года. Суд указал на то, что Калашников стал жертвой жестокого и унижающего человеческое достоинство обращения (нарушение ст. 3 Конвенции), потому что в течение длительного времени содержался в следственном изоляторе в условиях… совершенно на то время стандартных для среднего российского СИЗО: перенаселенная камера, духота, вонь, паразиты... Пенитенциарным властям было очевидно — тысячи заключенных могут вдохновиться успехом своего недавнего собрата и отправиться прямиком в Страсбург, а решения суда по их делам, увы, предсказуемы. Во избежание такой катастрофы были приняты меры по постройке новых и ремонту старых СИЗО, снятию с окон камер так называемых ресничек и т. д.
Кроме того, ГУИН активно поддержал те законодательные инициативы, которые были направлены на сокращение числа заключенных в СИЗО и колониях: введение института судебного ареста, смягчение уголовных наказаний и многое другое. Более того, когда предметом рассмотрения Европейского суда стало дело «Полещук против России», где заключенный, в частности, жаловался на то, что администрация СИЗО препятствовала ему в подаче жалобы в Европейский суд (нарушение ст. 34 Конвенции), не дожидаясь конца разбирательства ГУИН провел активную разъяснительную работу среди своего персонала на местах и сделал все возможное для обеспечения пенитенциарных учреждений специальной литературой по вопросам подачи жалоб в Страсбург. В общем, сработал на предупреждение.
На сегодняшний день ГУИН, безусловно, самое прогрессивное российское ведомство, с точки зрения сотрудничества с Европейским судом.
Другие государственные структуры раскачиваются гораздо медленнее. А что до «чеченских дел», то здесь российские власти начали ссылаться на политизированность и предвзятость суда, даже не дождавшись решений как таковых, а сейчас, согласно заявлению представителя РФ в суде Павла Лаптева, собираются их опротестовывать. И напрасно. Если внимательно изучить текст решений, то становится абсолютно очевидно, что, рассматривая пресловутые шесть чеченских дел, суд применил те же самые подходы, которые ранее разработал и последовательно применял к делам против Англии и Турции, где нарушения прав человека осуществлялись силовыми структурами в ходе борьбы с терроризмом и вооруженным сепаратизмом. Так же как в отношении Англии и Турции, рассматривая жалобы чеченцев против России, суд сосредоточился на вопросах необходимости и пропорциональности применения летальной силы, адекватности мер, предпринятых для защиты мирного населения и, конечно, наличия у пострадавших возможности получить защиту в рамках национальной правовой системы.
Подчеркнем, с точки зрения эволюции прецедентного права Европейского суда, чеченские дела не привнесли ничего нового.
Так же как ранее в случаях с Англией и Турцией, суд в решениях по чеченским делам ни в коей мере не оспаривал правомерность борьбы Российской Федерации с незаконными вооруженными формированиями и неоднократно высказывал понимание сложностей, с которыми государство неизбежно сталкивается при противодействии вооруженному сепаратизму. Оценки, которые суд дал по шести чеченским делам, важны, в первую очередь, для России, как государства, которое гарантировало и стремится обеспечить своим гражданам право на жизнь, свободу от пыток и жестокого обращения и эффективное правосудие. А многие из проблем, отмеченных судом, актуальны не только для этого охваченного конфликтом региона, но и для всей страны.
Среди таких проблем на первом месте — непропорциональное применение силы военными подразделениями и правоохранительными органами, а так же отсутствие адекватного расследования по жалобам граждан на нарушения со стороны силовых структур.
Изучая обстоятельства операции в селе Катыр-Юрт, во время которой были убиты родственники заявительницы, а сама заявительница ранена, а также гибель родственников трех других заявителей во время бомбежки колонны спасавшихся из Грозного беженцев, Европейский суд, бесспорно, признал, что силовые действия властей как таковые преследовали законную цель. Суд в решении по делу Исаевой, Базаевой и Юсуповой указал: «Ситуация, имевшая место в Чечне в то время, требовала от государства применения исключительных мер для того, чтобы восстановить контроль над республикой и подавить незаконные вооруженные выступления инсургентов». И эти меры, по мнению суда, могли включать в себя применение летальной силы, использование авиации и тяжелого вооружения.
Но суд задался вопросом, было ли применение летальной силы оправданно и пропорционально в каждом из случаев, была ли операция должным образом спланирована, был ли учтен и взвешен возможный риск причинения вреда мирному населению и были ли предприняты меры для того, чтобы предотвратить или, по крайней мере, минимизировать такие потери? И суд решил, что бомбить с воздуха две машины с боевиками в ситуации, когда они двигаются среди несколькотысячной колонны мирных жителей, неоправданно. Потому что заранее очевидно, что ущерб, который таким образом может быть нанесен вооруженным формированиям, несопоставим с возможными жертвами среди беженцев (ведь «при взрыве каждого снаряда «воздух — земля» разлетаются несколько тысяч осколков с радиусом поражения свыше 300 метров»). Также чрезмерным и неизбирательным, по мнению суда, было применение силы в Катыр-Юрте: село находилось в зоне безопасности, там оставались мирные граждане, а военные запустили туда боевиков и планомерно обстреливали село с целью их уничтожения, хотя было очевидно, что при этом неизбежны массовые потери среди гражданского населения.
Таким образом, суд вовсе не требует от России прекратить борьбу с сепаратистами. Но он настаивает на том, что в этой борьбе во внимание должны приниматься интересы мирных граждан.
Суд не сомневается, что государство с целью защиты своей территориальной целостности, в борьбе с терроризмом, в борьбе с преступностью имеет право убить. Но убивать надо точечно, планируя операции так, чтобы во главе угла стояло сохранение жизни непричастных людей. Таким образом, этот постулат имеет отношение не только к Чечне или к ситуации с гибелью более сотни заложников в результате штурма театра на Дубровке. Любая силовая операция, будь то захват террористов или задержание грабителей, должна быть простроена по принципу соразмерности ее цели и используемых средств. Именно на это Европейский суд указывает РФ в решениях по делам «Исаева, Базаева и Юсупова против России» и «Исаева против России».
Важно и то, что в решениях по чеченским делам суд подчеркивает, что вынужден опираться на право мирного времени, потому что Россия не придала никакого особого правового статуса (внутреннего вооруженного конфликта или чрезвычайного положения) происходящему в Чечне. Если бы это было сделано, Россия совершила бы правомерные отступления от ряда своих обязательств по Конвенции и ее бы не судили так строго. Российские власти поступили таким образом, потому что не хотели стеснять себя парламентским контролем и т. д. И теперь наступили на собственные грабли. Причем проблема статуса силовых операций, опять же, не ограничивается Чечней. Сегодня многих экспертов и правоведов очень живо интересует, что же за «профилактическую операцию» все-таки проводили органы внутренних дел в г. Благовещенске. Впрочем, здесь, хочется верить, что вопрос о «корректности» действий силовиков все-таки решится в относительно обозримом будущем и в рамках национальной судебной системы. Иначе наши дела совсем плохи.
И, наверное, самой значимой и требующей срочного реагирования проблемой из всех выявленных судом в чеченских делах стала проблема отсутствия эффективного расследования действий силовых структур со стороны прокуратуры.
По всем шести делам расследование велось так, что могло и вовсе не вестись. Сначала прокуратура месяцами отказывалась возбуждать уголовные дела и проводить какие бы то ни было следственные действия. (В одном случае из шести расследование вообще было начато, только когда дело стало предметом разбирательства Европейского суда.) Когда уголовные дела были наконец возбуждены, свидетелей не искали, мест происшествия не осматривали, судмедэкспертизы не проводили. Несмотря на то что подразделения, участвовавшие в операциях, были известны, ответственных за совершения преступлений даже не пытались установить. Дела приостанавливались. Прекращались за отсутствием состава преступления. Возобновлялись по решению вышестоящих прокурорских инстанций. Снова приостанавливались...
<1>Конечно, можно ссылаться на то, что в Чечне ситуация особенная, экстремальная. Но это не освобождает государство от обязанности обеспечивать эффективную правовую защиту гражданам. Да и многие россияне, проживающие в мирных регионах, сталкиваются с точно такой же ситуацией, когда обращаются с жалобой на противоправные действия милиции или других силовых структур. Поведение прокуратуры «в мирное время» не сильно отличается от «прокурорского пинг-понга» в горячей точке. Рассматривая чеченские дела,
Европейский суд впервые имел возможность оценить работу российских следственных органов. И эта оценка была крайне негативна: «Суд был поражен серией серьезных и необъяснимых упущений и бездействием следственных органов».
А на очереди к рассмотрению судом сейчас находятся два дела «из мирной жизни», касающиеся именно отсутствия эффективного расследования по фактам милицейского насилия. С одним из них прокуратура «работает» уже седьмой год… И есть все основания полагать, что реакция суда на эти «обычные российские дела» окажется не менее жесткой.
Сегодня российские власти не устают выражать возмущение Страсбургским судом. Но ведь во всех решениях по чеченским делам присутствует один и тот же лейтмотив: «К сожалению, правительство не предоставило суду никаких документов и комментариев по данному вопросу». А вопросов этих — великое множество. Если бы власти проделали серьезную юридическую работу и вместо заявлений политического характера, более уместных для ООН или ПАСЕ, предоставили бы суду убедительные правовые аргументы, то очень может быть, что они не проиграли бы чеченские дела фактически по всем пунктам. Суд был готов войти в положение российского правительства, если бы правительство такую возможность ему предоставило.
Ни одно государство не любит проигрывать в Европейском суде. И дорого, и нелестно. Но если Россия не учтет уроки чеченских дел, то ей не избежать все новых и новых проигрышей — и по жалобам из Чечни, и по жалобам из Ростова или Петербурга. Хочется надеяться, что решения суда по чеченским делам все же подтолкнут российские власти к тому, чтобы в дальнейшем сотрудничать с судом на стадии рассмотрения дел. И, конечно, к тому, чтобы проанализировать работу силовых структур и правоохранительных органов и реорганизовать ее в интересах эффективной защиты граждан.
Авторы — сотрудники аналитического центра «Демос», специально для «Газета.Ru-Комментарии».