И можно было бы просто отметить еще один признак возвращения старых добрых советских традиций в Россию новых времен. Но есть пара обстоятельств, которые хотелось бы добавить. Понятно, что рыба как бизнес достаточно привлекательна для того, чтобы за нее бороться всеми доступными и недоступными средствами. Даже на Чукотке — традиционном рыболовном ареале — говорят, свой рыболовецкий флот появился. Флот не флот, а свою долю квот отдай и не греши.
~ Понятно, что битвы вокруг Госкомрыболовства — это борьба заинтересованных кланов. И здесь все как всегда. Питерские, московские, олигархи, местные. Или сторонние, но договорившиеся с питерскими, московскими, олигархами или местными. Говоря проще, аффилированные дружественные организации. И у всех брат Митька помирает, ухи просит. Так что не удивительно, что один клан выдавил представителя другого, как только смог. Однако есть еще пара обстоятельств, на которые хотелось бы обратить внимание. Бывший хозяин Приморья, а затем рыбного министерства Евгений Наздратенко назначен в Совбез замом руководителя по экологической безопасности. То есть по должности он должен заниматься вопросами контроля за сохранением и рациональным использованием биоресурсов, в том числе и морепродуктов. Рыбы, если кто не понял. Тогда образуется маленькая задачка. Если г-н Наздратенко на своем посту в рыбном офисе защищал в целом государственные интересы — как об этом говорила одна сторона, то, при всей фантастичности такого допущения, как же президент допустил увольнение подлинного защитника государственных интересов. Если же г-н Наздратенко, что следует из заявлений другой стороны, добившейся отстранения председателя Госкомрыболовства, преследовал главным образом свои интересы или интересы какого-то клана (что, собственно, одно и то же), то вопрос еще больше.
Каким же образом президент назначает контролировать отрасль человека, который был снят с руководства этой отраслью за несовместимую с этой должностью деятельность?
Потому что он хорошо знаком с механизмом образования денежных потоков в этом направлении? Слабо верится в исторические аналогии. Например, когда известный в преступном мире Парижа позапрошлого века господин по имени Видок стал эффективным сыщиком и успешно боролся с хорошо известным ему преступным миром французской столицы. Так у нас, в России, устроено. Nec mergitur — это про нас, а вот Видок — это вряд ли. В общем, получается странная история. Перебросили человека с исполнения на контроль. Так что не совсем почетная ссылка получается.
Кроме прочего это приводит к мысли о необычайно оригинальной трактовке в России понятия репутации. Виновность или невиновность гражданина — это, безусловно, дело суда. Не прокуратуры, подчеркнем особо, а именно суда. Но вот репутация — это отражение в общественном сознании или среди окружающих людей некоторого набора характеристик и представлений, которые, как правило, основываются на информации, личном общении, или визуальном — включая телевизионное — представлении. Так вот, репутация у г-на Наздратенко, особенно за годы его правления на Дальнем Востоке, сложилась, скажем прямо, не безупречная. Весь своеобразный правовой фон, который продолжается и сейчас (те же рыбно-квотные скандалы, приватизация портов и т. д.) создавался именно в его времена. И в результате, чтобы освободить пост губернатора, ему президентом предоставляется хорошая должность в Москве.
С этой должности его снимают, но назначают — пусть не в самое на сегодня влиятельное ведомство — фактически контролировать ту отрасль, которой он до снятия руководил.
Так что, выходит, в России свои представления о репутации. То есть репутация нетонущего освобождает от необходимости дальнейшего кадрового исследования. Положение в классической двоичной системе «свой-чужой» определяет характеристику и, соответственно, карьеру. А репутация должна пониматься в нашем, российском смысле. Например, у писателя Михалкова есть соответствующая репутация — вот он и напишет текст нового гимна. И пусть всякий раз президент ошибается вместе с народом.