В последние дни случилось сразу несколько событий, которые во многом ставят под сомнение обоснованность ряда политических комбинаций российского руководства.
Разумеется, самым обсуждаемым событием стал провал встречи министров нефти и энергетики 18 государств (11 из 13 стран – членов ОПЕК, а также России, Мексики, Казахстана, Бахрейна, Азербайджана, Колумбии и Омана) в Дохе.
Предыстория его известна: столкнувшись с резким падением цен на нефть в январе, Россия стала активно делать вид, что крупнейшие ближневосточные производители озабочены этим, а она готова присоединиться к обсуждению темы о заморозке добычи.
Глава «Транснефти» Токарев в те дни заявил, что Саудовская Аравия сама «проявила инициативу обсудить перспективу снижения объемов [добычи]» и что встреча состоится уже в феврале. Позже глава Минэнерго Новак уточнил, что «с такой инициативой вышла [не Саудовская Аравия], а отдельные страны и идет проработка ряда вопросов среди стран». В Москву зачастили делегации из нефтедобывающих стран, что явно льстило Кремлю.
На волне этих словесных интервенций цены на нефть выросли за два с половиной месяца более чем на 50%.
Однако потом стало возникать понимание, что не все так гладко. Встреча в Дохе несколько раз переносилась, а главный российский союзник в регионе, Иран, не собирался подстраиваться под требования партнеров, о чем на Западе говорили весьма активно, но чего в Москве предпочитали не замечать.
Накануне начала встречи все без исключения отечественные информационные ресурсы считали подписание меморандума техническим делом, которое займет пару часов. Напротив, западные эксперты, опрошенные в то же время агентством Bloomberg, разделились ровно поровну в ожидании успеха и провала саммита. Конец известен:
Россия и Венесуэла не смогли убедить саудитов.
Можно лишь порадоваться тому, что цены пока не скорректировались — но это, скорее всего, дело времени: рынкам нужно осмыслить новые реалии.
На мой взгляд, происшедшее отражает характерную для наших властей переоценку собственной значимости, податливости партнеров и своей способности влиять на тех, кого они считают облагодетельствованными (в данном случае — Иран).
Если бы Москва вышла на переговоры не в относительном одиночестве, а в связке с Тегераном, результат мог бы быть иным.
Но, судя по всему, Россия пока не обладает достаточными возможностями убеждения тех, ради кого она недавно ставила на карту свою международную репутацию, отстаивая снятие с Исламской республики санкций и поддерживая ее перед лицом Запада.
Однако неприятные новости из Дохи были не единственными, пришедшими с юга в последнюю неделю. В Сирии немного оправившийся от ужасных мыслей о скором конце если не жизни, то власти Асад организовал на подконтрольных ему территориях «выборы в парламент», в котором его партия «Баас» получила 80% мест, а также сообщил orbi et urbi, что правительственная армия при поддержке российских ВКС скоро начнет штурм Алеппо.
Здесь следует напомнить, что, стремясь найти долгосрочное решение сирийского кризиса, Россия и Соединенные Штаты, принимая во внимание мнение всех сторон конфликта и международных посредников, согласовали совершенно иной порядок действий: согласно резолюции Совета Безопасности ООН №2254 выборы должны были быть проведены после разработки новой конституции страны и формирования «переходного органа власти», т.е. не ранее 2017 года.
При этом в данном голосовании, как предполагалось, могли принять участие в том числе и те граждане Сирии, которые вынуждены были ранее бежать из страны, спасаясь от войны, что положило бы начало установлению гражданского мира и постепенному воссозданию единства страны, пусть, вероятно, и ценой ухода г-на Асада.
Однако сейчас становится ясно, что союзник Москвы выходит из-под ее контроля и начинает вести собственную игру.
Скорее всего, если война в Сирии возобновится с новой силой, то Россия вряд ли поспешит восстанавливать там военное присутствие, однако с трудом заработанные ей «очки» наверняка будут потеряны.
По сути, на протяжении нескольких месяцев российские лидеры работали над выправлением ситуации в Сирии не столько для того, чтобы навсегда оставить Асада у власти, сколько ради доказательства своей значимости Западу. И сейчас, когда все «инвестиции» сделаны, оказывается, что и тут Кремль не может заставить спасенного им политика учитывать свои интересы.
Совершенно уместно прозвучали в таком контексте слова Путина во время его «прямой линии» о том, что «сирийской армии не нужно улучшать этого положения, потому что она перед объявлением о перемирии сделала то, что хотела… им не нужно ничего улучшать…». Но это были слова, а что случится на самом деле, если сирийские власти действительно перейдут в наступление на позиции умеренных исламистов и потерпят от них поражение?
Ситуация в Сирии даже более рельефно, чем результаты переговоров в Дохе, показывает, что международный авторитет Москвы крайне низок — причем, повторю еще раз, влияние не распространяется даже на тех, кто обязан Кремлю практически всем, в самом прямом смысле слова.
Третьей новостью стали только что пришедшие сообщения о возобновлении боев в Нагорном Карабахе, где, казалось бы, незадолго до того при участии России было достигнуто непрочное перемирие. Эта проблема, на мой взгляд, выглядит самой драматичной из всех.
Москва на протяжении многих лет была гарантом хрупкого мира на Южном Кавказе, выступая в рамках минской группы самым опытным и авторитетным посредником в армяно-азербайджанском конфликте.
Однако в последнее время Кремль стал хотеть невозможного: с одной стороны — расширять рынок сбыта для своего оружия и военного снаряжения за счет Азербайджана, сегодня одной из самых милитаризованных стран (его военные расходы в 2015 году составили 4,8% ВВП, а стоимость российских военных поставок с 2012-го превысила $4 млрд); и с другой стороны — удерживать Армению в зоне своего влияния. Следует в связи с этим вспомнить операцию по «выкручиванию рук» Еревану в 2013 году, когда Армения отказалась подписать уже парафированное Соглашение об ассоциации с ЕС и «скоропостижно» вступила в Евразийский экономический союз).
С этого момента Россия оказалась в крайне сложном положении: ей сейчас нужно, с одной стороны, поддерживать своего стратегического партнера, и, с другой, не вступать в клинч с Баку — хотя бы потому, что Азербайджан также участвует в глобальных переговорах по нефти.
Москве категорически невыгодно нынешнее обострение в Закавказье, но в значительной мере она сама заложила его предпосылки
И не только своими поставками оружия в Азербайджан, но и резкой конфронтацией с Турцией, которая активно поддерживает Баку в «разморозившемся» конфликте. Рычагов влияния на враждующие стороны у России немного — она по сути вынуждена поддерживать Армению, которая формально выступает страной-агрессором (территориальная целостность Азербайджана признана всеми возможными соглашениями, а Нагорный Карабах не имеет международной правосубъектности).
Если конфликт не будет подавлен на самой ранней его стадии, престижу России на постсоветском пространстве будет нанесен серьезный удар. А если в виде успешных миротворцев выступят западные страны, то «моральный ущерб» для Москвы окажется еще большим. Проблема, однако, усугубляется тем, что сейчас для активного вовлечения в закавказскую проблематику у России нет ни ресурсов, ни, похоже, кадров и переговорщиков: Кремль по-прежнему занят Украиной, Сирией, отношениями с Европой и Соединенными Штатами.
Что связывает все эти сюжеты? На мой взгляд, общая ошибочность российской политической линии — политики «одинокой сверхдержавы», которая считает, что может решить любую проблему сама, без посторонней помощи.
Если вернуться к переговорам в Катаре, возникает вопрос: почему бы России было не попробовать привлечь к процессу не только «традиционных» нефтедобытчиков? Если в саммите приняла участие Мексика, то где была Канада? Или Китай с Бразилией — наши возлюбленные партнеры по БРИКС? А Индия? Ведь не секрет, что все собравшиеся в Дохе страны даже не обеспечивали большую часть мировой нефтедобычи (на их долю приходится 48,6%).
Что касается Сирии, то не проще было бы активизировать контакты с США и сирийской оппозицией, четче сформулировать и яснее довести до Асада свою позицию, действительно превратив Сирию в пример того, что «без России — как говорит глава германского МИДа Штайнмайер — не может быть разрешен (а не только порожден — добавлю от себя) ни один из крупных международных конфликтов»?
Разве мы не понимали, что последовательное вооружение Азербайджана, несомненно, аукнется войной, как только Россия утратит влияние на соседние страны, и это обернется против нашего союзника, Армении? Может быть, давно уже следовало перестать рассказывать самим себе сказки о том, что данный конфликт потушен, и попробовать поискать его решения в более инклюзивном формате?
Я думаю, что понять все это было несложно. Гораздо сложнее было смириться с тем, что современные глобальные расклады — и экономические, и политические — требуют коллективных действий и предполагают прежде всего искусство компромисса.
Чем более авантюрным является действие, тем больше риск высокой цены, которую придется за него заплатить.
Чем меньше групп интересов принимается во внимание, тем выше вероятность, что вместо разрешения конфликта мы получим его обострение. Все это нужно учитывать, выстраивая свою политику — особенно в регионах, где не всегда бывают в чести европейские принципы. Иначе нам не раз и не два придется констатировать, что наши «уважаемые партнеры», с которыми, казалось бы, все давно было решено и договорено, снова готовы «воткнуть России нож в спину», а с юга приходят все менее и менее обнадеживающие известия.