«Камеры попрошу выключить»

На прошлой неделе в Барвихинском доме культуры олигархов вручили премию Кандинского. Об ее художественных итогах все уже написали. Но современное искусство — это все-таки не про художественность, а про Life of rich and famous — буквально за пару-тройку лет этот самый «совриск», он же «контемпорарщина», стал обязательной светской программой, где и Даша с «Гаражом», и Маша с папой и «Красным Октябрем».

«Фишка» настолько трендовая, что крупнейший бомонд-оператор — клуб Prime Concept, зарабатывающий в том числе и на организации олигархических приемов, — самолично проинвестировал ужин в честь премии, а не выгулял своих гостей за счет ее хозяина. Сказочные герои «входят» в современное искусство с «деньжищами огромными тыщами», и потому светские критики вынуждены это явление препарировать.

Контемпорари-продукт (он — же инсталляция, он же видеоарт-объект) — это не полотно великого мастера, а что-то вроде ПИФа, фьючерса или барреля. И если умело управлять этим ПИФом — мотивировать критиков, кураторов, пиарщиков — то из ничего будет расти нечто и прирост давать на абсолютно законных основаниях — никакая антимонопольная служба не предъявит за инсайд и махинации. Чем абсурднее и отвратительней продукт, тем больше туману можно вокруг него нагнать — объяснить, разжевать, напеть в уши и вздуть цену. Это очень сложная и абсолютно законная схема добывания денег из воздуха.

Чисто по-человечески я ненавижу не только современное искусство, я не люблю и его любителей. На мой взгляд, почти все они поверхностны, лицемерны, какие-то «ушельцы» — холодная земноводная нежить. И нас таких — страстных нелюбителей любителей современного искусства — хватает. Но есть у нас у всех одно Ватерлоо — владелец премии Кандинского, страстный любитель современного искусства Шалва Бреус. Ради него приехала на премию Кандинского как минимум треть зала.

В узком кругу сказочных светских героев считается, что Шалва что-то знает про жизнь: он блистательно закончил экономический факультет МГУ, он первым, еще в СССР, перевел Владимира Набокова — рассказ «Забытый поэт» для журнала «Шахматное обозрение», он занимался переводами французской поэзии. В начале девяностых был приглашен на завтрак с Бушем-старшим, и тогда же Руперт Мердок звал его на работу. Словом, бывший замминистра — просвещенный олигарх и матерый человечище. Гипотеза «облапошили кураторы» и «охмурили галеристы» тут не прокатит. И если высокообразованный, талантливый, цельный и страстный человек не просто инвестирует в современное искусство, но и «прется» от него, то, может, в этом, право, что-то есть, а мы ничего не понимаем?

Гости Бреуса, добравшись до Барвихи, свидетельствовали почтение хозяину, а в глазах у них светился вопль-вопрос из «Покровских ворот»: «Савва, тебе-то, тебе — зачем все это надо?!» Представители творческих профессий на закрытой Рублевке не стояли, для них к Белорусскому вокзалу подали специальную чистенькую арт-электричку до Барвихи. (Попутчики позже утверждали, будто бы литерный поезд, укомплектованный арт-богемой, — это посильнее, чем «Фауст» Гете, особенно на обратном пути.)

В итоге творческие работники приехали в Барвихинский дом культуры раньше всех и до приезда местных успели выпить почти весь виски и коньяк, и, видимо, съесть все стаканы. Поэтому емкость для банкира Петра Авена Шалве Бреусу пришлось искать лично.

Началась церемония. В фойе разворачивался свой «экшн» — там остались сидеть охранники в строгих костюмах. (У многих олигархов по два, по три вышибалы.) Они обменивались друг с другом скупыми фразами. «Понаехавшие» журналисты тут же приняли их за главных барыг — ведь хорошо же известно, что олигарх — это пудовые кулаки, строгий костюм и бычья шея. Арт-богема, шнырявшая по ДК, тоже обрадовалась — так приятно, что у богачей рожи кирпичом, то ли дело — мы, высокодуховные. Между тем, настоящие акулы капитализма выглядели, как обозреватели журнала «Нью-Йоркер». Например, близкий друг господина Бреуса банкир Петр Авен разрядился в честь премии практически в пух и прах, хотя ранее никогда в дендизме замечен не был. Банкира спросили, в честь чего это он так дьявольски хорош, и он ответствовал, что собирается на охоту.

Оформление сцены мне показалось занятным — стильные клеточки, ячейки с этно-джазом, мигает что-то — почти «Приключения Электроника». Ведущий Леонид Парфенов стабильно прекрасен, до халтуры не опускается, и его продукт — ролик-увертюра к премии Кандинского — был остроумен и лаконичен. Затем на сцену вышла похожая на Валентину Толкунову американская кураторша с листочками в руках. Звали ее Валери Хиллингс. Рядом с ней топтался русский переводчик. Он и «сделал вечер» всем, включая хозяев. И если бы глава «Кандинского» переводил бы в свое время не Набокова, а стрелки между солнцевскими и подольскими, то переводчика с отрезанным языком по весне нашли бы в лесополосе.

Валери Хиллингс обстоятельно занудничала. Переводчик невпопад нес околесицу. Вдруг сквозь манную кашу блеснуло знакомое слово «Черчилль». На «Черчилле» вдруг проснулся сосед певицы Нино Катамадзе и громко заржал. На него укоризненно обернулся замминистра культуры Павел Хорошилов. Шалву Бреуса переводчик обозвал Бревусом. В конце двадцатой где-то страницы из груди докладчицы вылетело, как большая птица, божье имя Путин. Зал истерически всхлипнул. Практически дуплетом выпорхнула и фамилия Медведев, и зал истерически захлопал. Скетч «Хиллингс — переводчик» можно было признать миленько смешным, если не знать, что эта самая зануда Валери только что получила от одного из эмиратов очень не смешной бюджет на закупку современного искусства — $600 млн. Больше половины ярда — тут уж не до смеха, думы беспокойные одолевают — что эта курица сделает с деньгами? Как освоит? Не пройдет ли «тырево» мимо нас?

Тувинский юноша Евгений Антуфьев — автор работ из волос матери и сестры — поблагодарил мать и сестру, видимо, за волосы. И стал рассказывать свой сон, и опять, не к ночи будь помянуты, появились Путин с Медведевым. Следующие творцы объясняли, что в итоге их работы получается нечто «будоражащее». Каждый лауреат норовил высказаться. «Художники совершенно не владеют хронометражем», — заметил Леонид Парфенов. Действительно, когда несет современного художника, это ужас. И потому язык надо бы отрезать не только переводчику, но и всем художникам, ибо хороший художник — немой художник, и церемония «Кандинского» это доказала.

Про одну из номинанток — Александру Фролову — с ее гигантским love gun, кольцами и разноцветицей, напоминающими детскую пирамидку, отлично сказал писатель Егор Просвирнин: «Представьте себе среднестатистическую пользовательницу сайта «Ли.Ru», решившую перенести симпаффки и позитивчик в вещественно-латексную форму. По сути, все три представленных проекта заслуживали максимум одного поста на «фишкахнет» с десятком смайловых комментариев «ржака!».

Для арт-сообщества в этой «ржаке» была живая интрига: кто получит деревянный коллайдер или грузовой контейнер? Нам, духовным банкротам, борьба между кривобоким айподом и мусорными баками была до фонаря. Главный приз хотелось отдать человеку, некогда изобретшему эсэмэски. Мне только за первые полчаса прислали штук двадцать, и все примерно такого содержания: «Где наливают?»; «Во сколько банкет?»; «Где банкет?»; «Валим или неудобно?»; «ОК, накатим и вернемся».

Посреди церемонии из зала аккуратненько смылся Петр Авен. Потом также аккуратненько вернулся. Потом опять. Пошедшие по следу выяснили, что в одном из вип-углов из-под полы наливали. В другом углу обнаружились Ульяна Цейтлина и «форбс» Борис Белоцерковский, тоже повышавшие промилле. Александр Гафин успел загрузить лишку до начала церемонии, и потому происходящее его умиляло.
Победитель в главной номинации Вадим Захаров на сцене закатил такую филиппику, что в соседнем ресторане чуть не попадали подносы с крем-брюле. Когда вручать приз Евгению Антуфьеву выходил маститый художник Борис Орлов и тихим ласковым голосом пас народы, за ним чувствовалась внутренняя сила и достоинство. Когда обличал Захаров, хотелось крикнуть: «Красиво излагаешь, спиши слова!» Арт-сообщество тем не менее речь Захарова перепечатывает и считает эпохальной и роковой.

Захаров сказал, что первую премию должны были дать не ему, а художнику Андрею Монастырскому, неужели, мол, непонятно, кто есть кто в современном искусстве! Я было решила, он ее или располовинит, или передаст, не отходя от кассы, иначе весь пафос превращается в художественный свист, но — щас — дураков дербанить сорокет нету.

И еще о цифре. Сорок тысяч евро — это для художественной премии России немало. Сорок — это не пять и даже не семь, это больше, чем госпремия в этой области. Кроме того, первое место принесет художнику возможность не связываться с этими мерзкими продажными галеристами, которые только и знают, что по Фиакам да Базелям шоркаться. Вадим Захаров громил, обличал и упрекал, но ни разу не сказал слово «спасибо». Он не поблагодарил ни жюри, ни самого владельца премии, который на эти самые сорок штук и раскошелился.

В зале присутствовал крупный коллекционер современного искусства Виктор Бондаренко. Когда-то одна из его фраз стала крылатой. «Лена, — сказал господин Бондаренко своей барышне, — кто берет деньги у старого пидора, тот еще пидорее». Кто упрекает, обличает и предъявляет, но при этом не гнушается принимать блага, является патентованным, ну, спросите у коллекционера Бондаренко, кем.

В финале речи Вадим Захаров сказал: «Меня не лоббирует ни одна галерея, ни один коллекционер ни в России, ни на Западе». И я опять чуть не озверела: ну, думаю, ты и фрукт! Старожилы отлично помнят, как на заре тучных лет одной из первых в Москве современным искусством стала заниматься супруга «форбса» Игоря Кесаева Стелла Кей. И была у нее довольно известная галерея Stella Art. Галерея эта с Вадимом Захаровым очень носилась. Активно выставляли его, продвигали. Стелла Кей даже сделала ему выставку в Третьяковке. А потом сотрудники «Стеллы» в приватных разговорах стали говорить, что художник их просто «слил» и даже спасибо за все содеянное не сказал.

«Надеюсь, что я получил премию именно за позицию «независимого художника», а не за деревяшки и видео», — на этой высокой ноте трибун закончил, и гости, среди которых были Марк Гарбер, Александр Любимов, Валентин Юдашкин, Виктор Бондаренко и Петр Авен, рванули на закрытый ужин клуба Prime Concept в ресторан Avenue. По пути все они подходили к Шалве Бреусу и пожимали ему руку. От рукопожатия к рукопожатию лицо хозяина мрачнело. И десятую по счету пятерню господин Бреус предупредил: «Если еще кто-нибудь скажет мне, что церемония «немножко затянута», то получит в лоб. Камеры я при этом попрошу выключить. И хорошо так съезжу между глаз».