Цивилизация
Умные люди часто думают, что все остальные — сферические дураки в вакууме.
Уж они-то сами, понятно, управляют миром. Изобретают, как скрутить баранов в рог половчее да пожестче, какую картину им нарисовать, чтобы довольны были и сидели, где велено, питались продуктами интеллектуальной жизнедеятельности умных и добавки просили.
Но умные совершенно не учитывают, что дураки живут где-то рядом, на расстоянии пешей прогулки, что у дураков есть глаза, уши, домочадцы, знакомые, друзья, соседи и родственники в Саратове. К тому же у умных сложный и хорошо налаженный быт, а без дураков в быту не обойтись: нужны водители, няни, сиделки, домработницы, кухарки, садовники, прорабы, любовницы, наконец.
Мир умных управленцев и мир глупых управляемых — это один и тот же мир, хотя умные, конечно, этим малозначительным фактом пренебрегают. На кухарку, что ли, оглядываться?
Буквально на днях в салоне красоты мой мастер, отвлекшись на телевизор, который что-то привычно врал на стене, и вмиг разозлившись, вдруг начала, вроде бы без всякой связи с увиденным Медведевым:
— Тут подруга рассказывала. Ее муж работает у одного из этих, — и называет фамилию, совершенно правильную, знакомую мне не понаслышке. Так зовут одного из самых серьезных деятелей нашей мучительной эпохи, умного и очень непростого человека. Интеллектуала от вертикали, так сказать. Заслуженного архитектора нынешней системы. Я, конечно, с интересом слушаю дальше.
— Так он, представляете, снес дом нормальный и на этом месте новый строит. Семья при этом за границей живет. Вот зачем ему такая махина? Дети приезжают к нему иногда, плюются, говорят: «Как вы можете здесь жить?» — и уезжают обратно. Где-то они там живут — то ли в Париже, то ли в Швейцарии, то ли в Англии.
Да, детям архитекторов не нравятся родительские дома, это она правильно отметила, думаю я и слушаю дальше. Потому что от кого же еще получишь такой густой инсайд, если не от друзей тех, кто обслуживает умных.
Далее последовала серия подробностей, за которые дорого бы дали «Лайфньюс» и канал НТВ, если бы в их задачу входило разоблачение госстроителей. А потом и детали совсем уж личные, по которым я без труда верифицировала персонажа: да, это он, человеку из другой среды затруднительно бы было придумать нашего героя так близко к реальности. Эти детали про персонажа, вполне безобидные, но очень узнаваемые, известны всем посвященным. Дальше моя мастерица переходит к сцене, которая, вставь ее в книжку кто-нибудь, показалась бы дурным плагиатом из Достоевского. Нельзя же, в самом деле, такой лобовой прием пускать в текст:
— А однажды кто-то из людей к нему заходит и видит — он камин долларами топит. Пьяный. Представляете? Сидит и бросает деньги в огонь.
Какова Настасья Филлиповна, да? Зная беспредельность персонажа в отношении денег и его эталонный цинизм, я бы в жизни не подумала, что он вот так, с достоевским размахом, может.
— Лучше бы ребятам отдал, которые на него работают. Зарплату-то сократил всем, кризис, — продолжала между тем свой невероятный рассказ мастерица.
Даже про бизнес, который у человека отжали, потому что начальство разгневалось, она знала. Вы представляете себе масштаб пиар-катастрофы? Обычная, в сущности, девушка, а как глубоко понимает элитный расклад. Другое дело, что она не в курсе была, кто этот человек и почему он так важен для нашей политической драмы.
Я не стала ничего уточнять и переспрашивать. Она и так наговорила на целый сюжет. Ей, ютящейся с матерью в однокомнатной квартире, — душу отвести. Мне — понять, почему наш Свидригайлов так странно выглядит всегда, откуда на нем эта печать паскудства и тоски одновременно. Плодовитый, деятельный, выдающийся в своем роде специалист, виртуозно владеющий пиаром, он не смог скроить мало-мальски приличного имиджа для близкого окружения. Они ведь даже успешным его не считают.
Опять же не так давно едем с таксистом. По радио рассказывают о России, которая превратится в грандиозный транспортный центр. Как нарочно, новость приходит в момент, когда мы стоим в мертвой пробке на Метромосту. Ну то есть не двигаемся совсем. Двадцать минут. И, как назло, приходит в голову, что у нас только один поезд быстро ездит, да и тот — между Москвой и Санкт-Петербургом. О чем я в сердцах и говорю. Едем уже два часа с Бауманской на Ленинский! И тут водитель вдруг отзывается: «А вы помните про катастрофу с тем поездом?» «Который террористы взорвали?» — уточняю я. «Да, но только у меня знакомый парень работает на телевидении, и он говорит, что кадры с воронкой неизвестно откуда взяли, они архивные, а поезд упал, потому что до того прошел «Сапсан». Там все из-за «Сапсана», который портит полотно».
Ну то есть вы понимаете, что у дурака всегда найдется знакомый, такой же дурак, который опровергнет официальную и даже наверняка правдивую версию умных людей. Хоть следствие им проведи, хоть предъяви виновных.
Ровно как и в истории с Крымском, где никто до сих пор не верит в то, что во всем виноват дождь.
Один мой знакомый, долго трудившийся охранником у солнцеликого олигарха, подробно расписывал, как устроен у того дядьки самолет — какие там золото-алмазы-бриллианты и куда они инкрустированы. И какой он подонок и беспредельщик. Понятно, что каста дураков — она всегда завидует, кроме злословия ей ничего не остается. Но историю про самолетный декор я прослушала на фоне скандала, в котором владелец выступал на стороне моральных норм и высокой нравственности. В этой ипостаси охранник своего бывшего патрона, конечно, не знает.
С небом, самолетом и государственными деятелями вообще отдельная тема: сделает, например, видный деятель церковно-духовного возрождения что-нибудь спасительное и благотворительное — а тут, как назло, злой сплетник нашепчет повсюду о его новом «боинге», где разве что бассейна нету. Конечно, сплетня, конечно, злой навет, а на самом деле — скромность, молитва и «Аэрофлот», но откуда эта тема вообще возникает? Видна ли здесь рука госдепа, грузинских оранжистов или мы имеем дело только с глупостью, завистью и дуростью жалких подневольных людишек?
Вот делают опросы социологи, изучают общественное мнение — но есть ли детализация?
В курсе ли люди, которые так здорово все придумали, что именно говорят подданные про них? Знают ли, что нет такого преступления и той степени человеческого разложения, которые благодарный народ не связывает со своими благодетелями?
Я помню, в детстве читала отксеренную книжку Пикуля про Распутина, в роскошном самодельном переплете с золотым тиснением, утащила тайком со «взрослой» книжной полки. Прочла и ужаснулась анатомической желтизне, в которой происходило, по Пикулю, гниение власти. Такой же ужас охватывает меня теперь, когда я слышу разговоры «простых» людей про непростых. Это страшно — то, что они о вас думают, дорогие товарищи. И если бы их ярость и презрение изображались только «разными пальцами», которые показывали петербуржцы кортежу Дмитрия Медведева. Если бы.
Платить деньги пиарщикам теперь — пустое. Чудовищное интереснее позитивного. Обмен мнениями между простыми людьми происходит стихийно и нарастает лавинообразно. Это даже не обмен постами в ЖЖ и статусами в «Фейсбуке», который хоть как-то можно модерировать. Одураченные разговорились, если уж совсем упростить. Они не журналисты, не деятели сопротивления, не члены удальцовского актива, но их много, они везде, часто — буквально под рукой у властителей. Подают им, убирают за ними, возят их, охраняют. Информации у простых людей — терабайты. И они стали связывать то, что они видели у хозяев или слышали про хозяев, с тем, какое место предназначено им в барском доме. Люди, никогда не интересовавшиеся политикой, вдруг почувствовали, что политики слишком навязчиво интересуются ими и ответно заинтересовались. Можно ли это погасить «Анатомиями протеста», как думают умные люди? Не кажется ли им, что каждый сюжет о «революционерах» манифестирует возможность революции? Думали ли об этом умные люди, прежде чем деньги в камине НТВ палить? Знают ли умные люди, что проблема состоит в странной избирательности их ума?
Кстати, процесс думания не конечен. Он претерпевает разные стадии.
Раньше в моем салоне красоты это называлось «ну вы же все понимаете». Потом — «ну все же всё понимают». Теперь задумчивость перешла в новую стадию, которую моя мастерица определила так: «А все уже знают, что что-то будет».
Газет она не читает, в соцсетях не сидит — просто живет в стране и разговаривает с людьми. Но как ловко сформулировала тезис, который умные эксперты разворачивают в километры тревожной политической аналитики.
