А я очень понимаю Ольгу Крыштановскую. Вы ее ругаете за оду бассейну, возле которого она возлежит барыней, а вокруг прислуга из наших эмигрантов, но социолог-то правду сказала. Дело не только в национальной триаде «барство — воровство — хамство», но в том, что у каждого человека должна быть мечта. Лучше — сбывшаяся. И в плане «I have a dream» я с Крыштановской отчасти совпадала. Моя мечта была чуть масштабнее: лежу я в шезлонге у бассейна, вокруг щебечут дети и внуки, рядом пальмы растут, пинии воздух ароматизируют, цветы, травы, небо, горы, море. И все это мое. То есть дом мой, бассейн мой, дети и внуки мои, участок земли мой, личный. Воздух хороший, потому что не Капотня, а экология. Небо, цветы, травы, горы — по умолчанию, поскольку природа в моей стране богатая. Слуги? О слугах я, честно говоря, не думала, я сама со шваброй могу. Знаете, есть очень удобные швабры — продаются, кстати, и на Кипре, раза в четыре дешевле, чем здесь. Да, конечно, бассейн. Бассейн — непременно. Правда, чистильщика придется вызывать — это дело требует сноровки, как могла заметить товарищ социолог, лежа на краю. Тут нельзя схалтурить, конъюнктурно слажать. Бассейн — это не науч-соц-полит-поп, он не терпит полуправды. Бассейн или чист и свеж, или превращается в сливную яму.
Образ бассейна как чистого счастья возник в моей голове, натурально, на том же Кипре. Лет десять назад, когда я лежала в шезлонге вполне бюджетного пятизвездного отеля. Видимо, там что-то такое носится в воде и воздухе. Правда, русских официантов тогда еще не было, они еще пытались преуспеть на Родине. Готовность работать в сфере обслуживания на чужбине, лишь бы не жить в России, — это достижение новейшего времени. Но уже тогда, каюсь, я мечтала не в сторону Сочи (хотя еще не было в проекте Олимпиады, превратившей раздрызганный, но не лишенный очарования курорт в спортивный кластер), а, напротив, в сторону Европы.
На ранней стадии личной европеизации мне не видно было, что дом с бассейном — это, в сущности, банально. Стандартный обывательский вариант, типичнейшая пенсионерская скука. Провинциальная даже. Ну, у любого англичанина, при желании, будет такой бассейн. Англичанин даже не станет вникать — русский его чистит или филиппинец. Ему все равно, потому что бассейн — норма.
Кстати, бывает и так, что англичанин сам занимается бассейном. Не так давно, опять же на Кипре, под моим балконом два белых господина проделывали такой трюк — сначала ходили по дну с шваброй и ведром (бассейн долго стоял пустым, на радость лягушкам), потом ремонтировали насос, что-то отвинчивали-вкручивали, затем залили и еще долго возили по водной глади специальной щеткой, вылавливая поднявшийся мусор. То есть эффект барыни, если бы я за ним гонялась, был достигнут в полной мере. Я лежу на балконе, в доме подруги, уехавшей жить на солнечный остров, и для меня, русской боярыни с мороза, белые люди готовят бассейн, блин! Есть ли что-нибудь более лестное для моего самолюбия, чем эта картинка? Увы, есть.
Образ голубого бассейна как квинтэссенции русского счастья за годы, которые Россия провела у европейского порога, переминаясь с ноги на ногу, но так и не решившись заступить, потускнел, дополнился и усложнился.
Нашлись люди, которые не стали ждать и вошли сами. У них теперь есть этот бассейн — на Кипре, во Франции, в Британии. Но посмотрите в их глаза — там плещется страх и беспокойство: успеть бы долететь до места, пока не началось. Они еще стоически живут на два бассейна — один тут, другой там. Тутошний бассейн держат не потому, что надеются на хороший исход, а потому, что есть еще возможность кое-что подзаработать на содержание тамошнего. Устроить себе здесь Англию не удастся при любом уровне затрат: можно оплатить чистильщика, но невозможно купить среду — вид из окна, атмосферу, настроение, перспективу, отношения и безопасность. Но и России в Англии не будет: богатые эмигранты из третьего мира — это всего лишь богатые эмигранты из третьего мира. Спортивных команд на всех не хватит. Опять же капиталы, сделанные в России, еще придется легализовывать в лондонском суде, когда наконец все бывшие партнеры и друзья доедут до конечной точки маршрута и начнут говорить. Так что за пенсионерское счастье у бассейна придется похлопотать.
Алармисты, энтузиасты, прагматики и романтики из среднего класса продают свои типовые ванны и едут без обратного билета. Тут не парковка капитала, а мировоззренческий выбор. Такой шаг требует отваги и предельной честности с самим собой:
проект «Россия тоже Европа» провалился. Хочешь жить европейцем — уезжай. А там уж как повезет: или строишь малый бизнес, или чистишь бассейн для барынь из страны твоего прошлого.
Россия, несмотря на очевидный дрейф в сторону Азии, все еще одержима Европой. Главная радость ее граждан формулируется просто, как в рекламе: «Все ради этих дней». То есть граждане — и это знают даже маркетологи — хотят уехать из страны на время или насовсем.
А что же остается здесь? Во что трансформировался европейский проект в России, показал канал НТВ. Это важная информация как для остающихся европейцев, так и для тех, кто с середины 90-х требует возврата изоляционистскому проекту. Невозможно отрицать, что Владимир Путин начинал как президент «России тоже Европы» и даже сейчас во многом им остается. И, поскольку все другие институции, кроме институции «Владимир Путин», ликвидированы или вне игры, интересно понять, что происходит именно с ним, с человеком и президентом, которому был когда-то вверен европейский проект.
Мы, конечно, видим бассейн. Все европейцы любят бассейн. Старомодная, из 90-х, кафельная плитка в душе, ковровые обкомовские дорожки (удивительно, что их до сих пор делают), бильярд, привратники, документы, спортзал, овсяная каша, творог, термос, самолет с золочеными двуглавыми пряжками ремней безопасности. Да, еще хороший автомобиль. И ведь не скажешь, что это не похоже на Европу. Ну, может быть, чуть-чуть роскошнее, чуть-чуть грубее, немного безвкуснее, с долей азиатчины, но в целом в масштабе одного конкретного человека Европа вполне удалась. И мы еще не видели врачей, учителей и работников ЖКХ, то есть тех самых чистильщиков бассейнов. Уверена, они профессионалы высокого класса.
Индивидуальный европейский проект — чтобы каждый сам, по мере сил, а государство только создает условия — в России закрыт. По разным причинам. Прежде всего потому, что осуществить его для всех желающих оказалось невозможным. Зато получился персональный — для главного и единственного европейца.
Просмотр фильма подкинул мне такую догадку: а что если все эти странные и взаимоисключающие действия власти продиктованы необходимостью сохранения той картины мира, в которой Владимир Путин все еще президент «России тоже Европы»?
Притом что дело происходит в большой малоевропеизированной стране. «Главное — внутреннее чувство правильности», — говорит Путин Такменеву. Значит, он уверен, что все идет по плану и хорошо идет.
Единственное, что не вписывается в этот тезис, — это странные брожения за воротами резиденции и писк недовольных в блогах. Непонятно, кстати, чем они недовольны, если сам факт наличия компьютера и интернета — уже цивилизационное достижение, доказывающее движение в сторону Европы.
Это противоречие между стремлением в Европу (от которого Путин формально никогда не отказывался) и ускоряющимся движением вспять (о котором шумят недовольные), между желаемым и действительным, декларируемым и реализуемым, власть упорно пытается снять. На уровне симптома, но пытается. Отрицать этот факт невозможно.
Вот, скажем, относительно свежая идея, связанная с системой образования. Минообрнауки собирается создать «российский международный рейтинг ведущих вузов». Не видя противоречия в самом кентавре «российский — международный», создатели рейтинга (который, по сути своей, придумка европейская) пытаются соответствовать повестке, избегая таких, например, принципиальных нововведений, как придание независимости университетам. Или вот ювенальная юстиция, которая призвана защитить права ребенка, быть цербером на страже его интересов, которые часто противоположны интересам его родителей, склонных к семейному авторитаризму. Идея вполне себе европейская, но как ее воплотить, если институт судейства практически разрушен, а в детдомах и опеке попадаются такие люди, что пусть лучше родная мать бьет, чем мучает чужая тетка, уполномоченная законом?
В совершеннейшем согласии с европейской традицией парламентаризма Дума и местные заксобрания принимают законы, не совместимые с идеей европейскости. В школах, которые теперь будут соединены в образовательные холдинги (опять страшная тень модернизационного европеизма) введены уроки «основ православной культуры», которые есть робкий псевдоним Закона Божьего. Наряду со светской этикой, но от этого не легче. Примеры этих странных сращений можно приводить и дальше: европейские институциональные декорации призваны украсить вполне дикий местный ландшафт, как та крашеная трава. Из окна президентского лимузина, это, возможно, смотрится пристойно. А тут, на местности, очень режет глаз.
Но почему-то не слышен старый добрый спор между славянофилами и западниками, почвенниками и эмансипаторами, оживающий перед каждой попыткой цивилизационного разворота: так куда мы, в Азию или в Европу?
Одни, по идее, должны радоваться, если мы возвращаемся к «традиции» (кто бы еще знал, в чем она). А другие — горевать, если мы удаляемся от Европы. Но никто не спорит. Все замерли в недоумении. Слышны только штатные пропагандисты, но и они не спорят, они истерически постулируют всё и одновременно.
Никто из разумных людей, придерживающихся диаметрально противоположных идеологических концепций, не делает вид, что эта суета имеет отношение к сущностному выбору. Заметно только, что разнонаправленные и взаимоисключающие новшества внедряются с равным рвением — как та ювенальная юстиция, что приходит к детям одновременно с основами православной культуры.
Возможно, гул затих перед лицом надвигающейся опасности, которая более глобальна, чем противоречия между Западом и Востоком, между кандидатами в КС Константином Крыловым и Сергеем Пархоменко или даже между отдыхающей Ольгой Крыштановской и экономистом Андреем Илларионовым, трактующим ее эмоциональный всплеск по поводу бассейна как русскую национальную мечту/идею.
Текущий момент хочется одновременно объяснить парализующим страхом дурной бесконечности и гибельным восторгом по поводу того, что все быстро кончится. Потому что не может же страна существовать в одном эксклюзивном сознании, исполненном чувства собственной правильности, ради которой все и затевается. Для индивидуальной терапии это слишком масштабно.
А может быть, есть все же какой-то грандиозный план, национальный проект, уже на полном серьезе, детали которого известны одному человеку в бассейне? Вдруг только у него складывается единая картина, пока мы, запертые в тисках своего фрагментарного сознания, задаем свои мучительные вопросы? А ему просто нравится плавать в свое удовольствие, до приятной усталости в мышцах. Просто бассейн, просто утро, просто поплавать. Все европейцы любят бассейн.
А страна пусть подождет. Мы очень ждем. Ведь очень важный выбор: куда мечтать — туда или сюда?