Цивилизация
Присела я на лавочке в пятидесяти метрах от Белого дома. Твиттер почитать. Вокруг было зелено, провинциально и умиротворяюще. Москва летом раскрывает свое деревенское нутро, делается похожей на пыльную слободку: заборы, стройки, рабочие в спецовках, девушки в цвету, зонтики, столики на тротуарах, пиво в розлив, плешивые газоны, оберегаемые грубо сваренными желто-зелеными оградками, киоск с мороженым, асфальтовый каток, покосившаяся урна, лавочка.
Какой милый уголок Москвы, и почему я раньше обходила его за версту? Ответ пришел незамедлительно. Что-то закрякало и загудело в отдалении, довольно нахально, улица пришла в нервическое движение, я отвлеклась от твиттера.
Ну что еще такое? А, вот и оно. Мимо лавочек в цветах, мимо зеленого и желтого, разрезая тишину пыльной слободки, неслось это самое. Впереди, крякая и повизгивая, шла машина ГИБДД, следом — черная закупоренная «мигалка», позади — джип с охраной, тоже черный, с открытыми окнами, настолько бесстыдно открытыми, что я успела разглядеть аж пять здоровенных мужиков в розовых и голубых рубашках.
Первая гаишная машина приказывала: «Дорогу! Дорогу!!!» Тем самым зловещим голосом, от которого я вздрагиваю, если сижу за рулем. Но я сидела на лавке. Слава богу, потому что однажды вот такой страшный голос чуть не отправил меня на тот свет. Гнался за мной по пустому МКАДу, что-то кричал и прижимал к бетонному отбойнику. Остановиться не давал. Хорошо, что попался съезд, куда я и свернула от мучителя. Кто ж знал, что МКАД зачищен для проезда «колесницы». Я-то ничего плохого не имела в виду, просто ехала из «Икеи».
Визгливый кортеж удалился, сразу отпустило. Слободка вернулась к обычной пыльной суете. Листья, цветы, пиво. Но твиттер, конечно, просто так не успокоится. Твиттеру интересно: если улица почти пуста, если уже вечер и можно проехать спокойно и тихо, то зачем они орут — «дорогу!»? Я, конечно, понимаю, что все дело в самопрезентации: власть едет, не какая-то голытьба, men in black migalka, дорогу сакральной колеснице!
Власть, как умеет, показывает, что она власть, низшая каста не должна путаться под ее колесами, отодвигает народ на безопасное расстояние, чтобы случайно не замараться.
Нет, ну правда, как можно ехать в общем потоке, без ГАИ и охраны? Охрана для того и нужна, чтобы держать дистанцию, обозначать границы: если б те здоровенные мужики были наняты для телохранительства, то они б без музыки в джипе сидели и с гранатометами наготове, вместо того чтобы на девок глазеть.
Дистанция — важнейшая для власти вещь. Кремль окружен высокими стенами — фортификационное сооружение, линия обороны, но ведь и наглядная демонстрация дистанции: ну доехать, ну допрыгать, ну ещё туда-сюда, а достать его руками — это просто ерунда! Белый дом тоже за крепким забором, за КПП, от забора до входа — пустая хорошо простреливаемая территория, что-то вроде нейтральной полосы.
В устройстве власти обязательно должна быть представлена храмовая схема — вот бог, вот порог. А если власть на выезде, в гуще народной, то дистанция между гущей и твердью тоже никуда не девается. Охрана локтем отодвинет от сакрального.
«Надеюсь, мои слова повторят по телевизору для тех, кто не слышит», — говорит в таких случаях Владимир Путин.
Все вроде бы хорошо и правильно, и так бы и дальше, еще лет 100, но стремительное развитие новых технологий подтачивает вековые коммуникативные устои: власть — на постаменте, гражданин — у подножия с цветами.
Большое видится на расстоянии, а телевизор, не говоря уже об интернете, резко сокращает дистанцию между властной сакральностью и убогой народной реальностью. Фараонов брать в пример не будем, но вот, скажем, есть Леонид Ильич, за которым недалеко ходить. Актуальный сейчас Леонид Ильич не был виден простому смертному вроде меня. Потому что дистанция. Где мог встретить школьник дорого Леонида Ильича? Только на стенде с надписью «Члены Политбюро ЦК КПСС», в телевизоре мог на него посмотреть. Однажды я даже была на концерте в честь открытия какого-то партийного съезда. В качестве ребенка с цветами, поющего с хором и Кобзоном. Я знала, что дорогой Леонид Ильич рядом — в торжественной темноте зала. Но не видела. Вот как умели.
Опять же, выходил ли Леонид Ильич по пустякам и неприятностям в народ? Конечно, нет. Тогда и неприятностей не случалось вроде Крымска и «Курска».
Леонид Ильич выходил, когда надо было сказать о победах, планах или погрозить мировому империализму. За это мы его и любили — за идеальную дистанцию, которую он держал. Портрет, парад, шапка на Мавзолее. В мирной, обычной жизни Леонид Ильич не встречался.
Если обратиться к актуальному для власти Сталину, то тот не попадался простому человеку абы где. По рассказам бабушки и дедушки, Иосиф Виссарионович был голос из репродуктора и усы из кино. Тогда ведь и телевизора не было. Но все знали, что Сталин есть и он святой и царь.
Войну, в том числе идеологическую, он выиграл. Все его преступления похоронены под толстым слоем пропаганды.
Современные высокотехнологичные политтехнологии искуснее репродуктора и затейливее передовицы «Правды», вместо Чиаурели с его «Великим заревом» используются новости Первого канала, но машина политпиара ничего не может сделать с Крымском и «Курском». Скрыть невозможно: спутники-шпионы летают, гугл-карты доступны, граждане научились пользоваться интернетом и повадились транслировать туда плохие новости. Сам факт, что у этой власти вечно случаются неприятности, уже подтачивает ее сакральность.
Репрессии энд награды, кнуты и пряники — так работает хороший, годный царизм. А оправдания и расследования — это уже из другого века, где монархизм падает с неба в виде королевы в розовых оборках, оберегаемой Джеймсом Йеновичем Бондом. Все иронично, не всерьез.
Авторитаризм российского извода в сочетании с формально демократическими процедурами и развесистой царской символикой выглядит откровенно пародийно. Можно ли себе представить Сталина, который три раза спрашивает у подчиненного: так был ли слив? Была у вас возможность слить? Вы не сливали? Или Сталина, которому жалуются жители Крымска, что до сих пор не получили денежной помощи? Или Сталина, при котором жители и через месяц не получили денежной помощи и пишут об этом в интернете, а подчиненные Сталина до сих пор живы и в телевизоре? Нет, такой Сталин жителям не годится. Царь ненастоящий.
Сакральная власть лепит реальность под себя, а не приспосабливается к ней. Монарх придумывает вызовы сам.
Власть, конечно, пытается удержаться в рамках олдскульных методов. Дмитрий Песков совершенно правильно говорит, что не читает блог Навального и не думает, что это нужно. Он, как старый солдат пиаровской войны, старается подтянуть реальность до требований сакральности. В его реальности нет ни Навального — кандидата в президенты, ни вида на жительство Бастрыкина, ни суда над Pussy Riot. Но вот беда: от того что Песков не читает блог Навального, блог Навального не отменяется. Автора можно, конечно, и посадить, но и посадкой человека не отменишь. Ходорковский не саморазоблачился перед партией, не выйдет и с Навальным. Будут два героя вместо одного. И еще трое героинь, которые, несмотря на все попытки отменить их самих и их молебен (в поле вышли все — от Чаплина до Ваенги), уверенно шагают к мировой славе.
Снос старого информационного ландшафта — радиоточка, газета, телевизор в три канала — и замена его скоростным интернетом множит вызовы, угрожающие власти. Сколько есть граждан в Российской Федерации, вот столько и вызовов.
Всего треть россиян доверяет телевизору, сообщает нам Synovate Comcon. Поскольку телевизор источает пропагандистскую патоку, получается, что оставшиеся две трети — это люди, у которых есть как минимум вопросы к власти.
Отвечая на них — заданные на митинге или тихо формулируемые на кухнях, пиар-охранники, думские менеджеры, режиссеры массовой лжи вынуждены наращивать обороты.
И ответов — неуклюжих и неточных — становится избыточно много. Ту матч, как сказал бы (наверное) Мутко. Не как у Леонида Ильича. Не как у Иосифа Виссарионовича.
Вместо былого державного величия — какая-то бухгалтерская суета, рождающая титанов из Pussy Riot, Удальцова и Собчак.
В итоге возникает ощущение, что эфирное время распределяется неравномерно, не в соответствии с рейтингом. Публика хочет смотреть своих новых кумиров, а ей подсовывают в прайм-тайм ветеранов самодержавия.
Кто-то написал, что мы еще будем вспоминать путинские годы с благодарностью. Я уже вспоминаю. Это было прекрасное время, когда власть совершенно не мешала своему народу. Не попадалась ни под ноги, ни на глаза.
Зачем сейчас эта судорожная активность, тысячекратно усиливаемая раздраженным интернетом? Если у власти нет хороших новостей ни для каких категорий граждан, кроме чиновников, зачем ей злоупотреблять публичной активностью? Зачем злить?
Новые технологии сделали допотопные механизмы сбережения власти понятными и прозрачными. И это утомляет. Потому что Владимир Путин, показанный в телевизоре для одной трети россиян, будет потом пересказан и откомментирован еще одной третью, сидящей в интернете — для первой, дезинформированной, и третьей, неинформированной трети. И таким образом количество информации увеличится. Как минимум в три раза.
Прибавьте к этому скорость распространения информации.
Выясняется, что нельзя быть Сталиным в белых одеждах и Брежневым с олимпийскими кольцами, если у вас даже ЖЭК не работает. Информация об этом досадном менеджерском провале распространяется быстрее, чем даже едет кортеж с мигалкой.
Думаю, что процесс остановить еще возможно. Не навсегда, но на время. Последнюю осень, о которой мечтает оппозиция, легко отсрочить, если сделать две простые вещи:
— во-первых, нужно спрятаться от своей оппозиции. Не мелькать в телевизоре, не передвигаться по городам с воем и конвоем, не делать грозных заявлений, никого не пугать, не сажать, не трогать. Не злить. Важно помнить, что каждый неверный шаг и громкий рык — это еще тысяча голосов в пользу Навального. А этих — шестимайских, пуссирассерженных — потихоньку выпустить. Без шума, прикрывшись каким-нибудь поручительством или залогом;
— во-вторых, нужно спрятаться от своего народа. Ничего не делать, не реформировать, не вносить в Думу, не давать ничему ход, ничего не менять, не рекламировать, не продвигать, не отнимать, не повышать. У пиарщиков есть такая формула — у нас период тишины. И все, никаких комментариев, «прямых линий» и резких движений;
— в-третьих, перестать беспокоиться и начать наконец жить.
Для тех, кто плохо знает пиар и интернет, это, может быть, и невероятно, но так это и работает: если забыть о народе и оппозиции хотя бы на полгода, то народ и оппозиция тоже забудут о тебе хотя бы на полгода. Не надо кричать «дорогу!», напоминая о том, что именно вы и мешаете проехать всем остальным.
Почему мы все так любим Брежнева? Потому что он сидел себе тихо, когда больше уже ничего не мог. Сакральность он, конечно, подрастерял, зато власти не утратил.
И даже доехал до почетного караула у Мавзолея.
