Цивилизация
Есть такой популярный миф: в России живут два народа. У них общее прошлое (отчасти), необщее настоящее и уж совсем разное будущее. Один народ с жиру бесится, недовольно топает «лабутенами» на Болотной, постит через айпады и айфоны проклятия власти, катается в золотых Porshe, ужинает в «Аисте» и молится за Pussy Riot. Второй трудится в поте лица на полуразрушенной ткацкой фабрике, пьет, смотрит телевизор, фотографируется на фоне «его ворсейшества», ходит на путинги и окормляется духовно в ХХС. К этому мифу прилагается идеологический бонус: народ номер два, если долго раскачивать лодку, озвереет, возьмется-таки за топоры и вилы, разломает золотые Porshe народа номер один и наложит кучи в буржуазном «Аисте». И настанет бессмысленный и беспощадный русский фашизм. Поэтому «давай оставим все как есть, счастливых Бог не судит».
Миф про два народа любят и те, кого либералы любовно называют «охранителями» и «приспешниками режима», и те, кого охранители с ответной нежностью величают «агентами госдепа» и «белоленточными». Насчет бонуса есть разные мнения, вплоть до того, что он внедрен в сознание пугливых охранителей и либералов хитрыми идеологами Кремля.
На самом деле вопрос не праздный: есть ли эти два народа? А если есть, то лежит ли между ними пропасть адова? Потому что если пропасть существует, то, значит, нет никакой единой нации, а есть раздираемая противоречиями страна, которой светит не модернизация, а распад. Хотя бы даже и внутренний. Тоже ничего хорошего.
Совершенно случайно исследовать этот миф мне удалось на Смотровой площадке. Ехала я туда не за этим, у меня даже в голове, понятно, не было никаких идей, кроме той, что невыносимо сидеть в интернете и глядеть на страшные фотографии из Крымска. Уж лучше сделать хоть что-то.
Смотровая, если кто не был, выглядела так: примерно одна четверть площадки была занята коробками, ящиками, мешками и белым шатром, меж коробочных гор сновали люди — молодые мужчины в майках или с голыми торсами, с грузом наперевес, девушки в длинных и коротких юбках, склонившись над коробками, раскладывали вещи в строгом порядке «гигиена, мыло, еда, одежда (женская), штаны, детское питание». Было шумно и многолюдно. Звуки отклеиваемого скотча, шорох коробок, мягкое урчание машин. «Что у вас? Еда — это туда. Зубные щетки, мыло — левее. Спасибо вам! Нужны два парня на разгрузку вот этой девушке! Мы пойдем! Пошли. Там припаркована, на островке. Вот, здесь все. Спасибо! Вам спасибо! Деньги? Вот коробка. Спасибо! Баронова? Где Баронова? Я здесь. Кто меня звал? Алешковский! Митя! Куда он делся? Да здесь он. Вон, говорит по телефону. Зарядка есть? Какой тут пароль? У тебя ловит? Не могу в твиттер. Погоди, надо сейчас в твиттер кинуть про автобус. Можно, я к сети подключусь? Ага. Спасибо! Сейчас надо отправить с самолетом МЧС инсулин. Ты звонила? Звоню. Загружаем! Встали в цепь! Воду — туда. Больше не надо мыла. Кто-нибудь киньте в ивиттер и Фб, что мыла больше не надо. Спасибо! Черт, сейчас дождь пойдет, все намочит! Давайте пленку. Стоп, пленка зацепилась! Дракон. Что дракон? Пленка, как дракон с хвостом. Прижимай бутылками воды. А чем еще прижимать? Все, спасибо! У кого маркер? Дайте маркер! Уже нашли, спасибо!» Спасибо — очень популярное слово на Смотровой. Точнее, на одной ее четверти. Кстати, четверть — это ведь и есть те самые 25 процентов, уверенно голосующих за будущее, а не за прошлое и настоящее, да?
А что на остальных трех четвертях Смотровой площадки происходило в этот момент? А вот что: матрешки, туристы, молодожены в белом и их свидетели с красными лентами, девушки на каблуках, просто дядьки, мотоциклисты, фото на фоне вечерней Москвы, давай выпьем, вы извините, но мы тут выпиваем. Но все-таки «извините».
Границей между двумя мирами служила — да, прямо аллегорически — очередная фура, вставшая под загрузку. Слева гомон и суета, справа тишина и покой. Молчание.
Я нарочно несколько раз переходила границу, чтобы проверить ощущение. И всякий раз поражалась: эти два мира существовали в непосредственной близости, но отличались принципиально. Даже звуками. Туда пойдешь — свет и день, обратно — ночь и далекие огни за рекой.
Когда освоишься, оглядишься, кое-что начинаешь понимать. Вот идут две девушки на каблуках. Смотрят на коробки с удивлением и испугом. И тут одна другой шепчет: «Я в новостях вчера видела, про Крымск». Между тем шел уже пятый день трагической семидневки. «Да? И что там?» Вторая тоже как-то посветлела. Поняла. Подошли, спросили, что можно принести. Или вот две пары некреативного вида, пришли погулять. Один из мужей спохватывается: «Эх, надо было рубашек каких-то принести. У нас же есть». И дальше идут. По своим делам. Это немало, кстати. Такая первая реакция. Парни с пивом. Тоже мимо. Тут их подсекает человек с коробкой и формулировкой: «Деньги для пострадавших можете положить сюда. Потом. Если захотите». И удивительное дело: или сразу кладут, как будто устыдившись, что могли пройти мимо. Или чуть позже. Возвращаются и кладут. А некоторые двигаются в темпе, достают на ходу, кидают, и ускоряются, как будто не хотят, чтобы их заподозрили в излишней сердечности.
Были и такие, которые останавливались и глядели на этот добровольческий шанхай как зачарованные. И не уходили долго-долго. Иные занимали место на границе миров, у парапета, откуда очень хорошо было видно погрузку фуры, и стояли, и долго смотрели. Не могу сказать, что именно им открывалось с этой точки, могу только за себя:
картинка была трогательная и одновременно величественная. Огромные 20-тонные машины, доверху набитые состраданием и заботой, лихо разворачивались, отъезжали, становились в колонну. Кто-то принес эти чувства, перебрал, рассортировал, упаковал, загрузил. И надпись написал, тем же скотчем, на теплом фурином боку, под светом маленького софита, который держал человек, снимавший сюжет для проекта «Срок». Получился новый дивный мир, собранный вручную.
И почему-то люди, стоявшие на границе, разглядывали с интересом именно его, а не виды Москвы с Воробьевых гор. Они так и стояли — спиной к Москве, лицом к фуре с надписью «Гум. помощь. Крымск».
Конечно, были, были и другие. Молодожены, которые с брезгливой гримасой переступали через коробки. Была женщина, которая сказала сборщику денег: «Иди на...». И были просто люди, которым все равно — коробки, матрешки, молодожены, свидетели, туристы, фуры. Но в общем не апокалипсис. Обычные равнодушные. На отдельный народ они не тянут и погоды не делают, потому что вообще никак себя не ведут.
На Смотровой площадке я лично распрощалась окончательно с концепцией о двух враждующих народах — креативном и крепостническом.
Но вот что интересно. Ровно противоположная картина разворачивалась в тот же момент в интернете. И до сих пор разворачивается, если кому интересно. По тегу «Крымск» можно проследить битву двух (не существующих в реальности) миров в интернете. Один доискивается до причин трагедии — раскапывает сайты гидрологических институтов с фотографиями водохранилищ, находит документы на реконструкцию особо опасного объекта на сайте госзакупок, изучает карты и схемы, снимки из «Гугла», штудирует инженерные чертежи. Второй с жаром оппонирует, троллит и доказывает из всех сил официальную версию, которую сложно назвать даже версией, потому что официально мы имеем набор противоречивых заявлений разных лиц. Перелопачивая тонны пропагандисткой и самострочной расследовательской руды, я вдруг наткнулась на комментарий девушки. Она писала кому-то умному, но убежденному в правоте Первого канала, что само по себе нонсенс: «Вот что странно. Вместо обычных троллей, которые ерничают, гримасничают и гадят, сейчас в сети вышла армия образованных людей, знающих про устройство водохранилищ, площадь водосбора, умеющих читать спутниковые карты и применять математические формулы. И эти люди появляются в блогах, чтобы защитить власть. Почему?» Не помню, что ей ответили умные тролли, тут же сбежавшиеся на помощь, но их ответы опять вернули меня к версии народа номер два, но уже виртуального. И этот народ опять выглядел таким откровенным хамом и людоедом, что хотелось вновь поверить в его существование. Но в эту концепцию, увы, больше не укладывались жительницы города Крымска, которые, как опытные видеоблогеры, наговаривали в YouTube свои страшные свидетельства. Легко перейти от телевизора к интернету, когда телевизора больше нет, смыло дождем, правда?
Может, они, конечно, и есть — два народа, один попроще, другой посложнее. Один умеет думать сам, другому нужно время и учителя. Или жестокие уроки. Но граница хрупкая, проницаемая, несколько лет без такого телевизора, и жизнь у обоих народов могла бы наладиться.
В конце концов, народ-то в России один, как-нибудь договорились бы. В России проблема с третьим народом. Вот этот третий — совершенно лишний. Но уходить он не намерен, предпочитая теперь относительно тонкий суверенно-демократический троллинг откровенно толстым антиконституционным процедурам. А что поделаешь? Этот третий — тоже наш народ, не чужой, а избранный Богом и даже некоторыми гражданами.
