Цивилизация
Мы не приблизимся к победе над терроризмом, если не будем знать и понимать, откуда берутся шахиды, почему люди на Кавказе уходят «в лес», кто они, что у них на душе.
Важнейшую роль в этом понимании должен сыграть умеренный ислам. В конце концов, главная, если не единственная, благородная задача любой религии — победа в борьбе за человеческие души, способность примирить людей со смертью и трагичностью бытия, не посягая на жизнь других людей.
Одними экономическими или военными мерами невозможно сделать так, чтобы не было террористов-смертников. Это еще и гуманитарная битва за спасение конкретных человеческих душ от безропотной готовности «отправиться в рай», забрав с собой как можно больше невинных людей, не собирающихся сводить счеты с земной жизнью.
Светская власть вместе с «официальным» исламом должны предпринимать согласованные усилия, чтобы реально представлять себе, что такое «террористическое подполье».
Если брать все относительно крупные теракты в России, выживших после них террористов не осталось. Когда мы от боли и бессилия в очередной раз последними словами клеймим тех, кто взорвался в московском метро или захватил заложников в бесланской школе, — это ведь разговор с пустотой, с трупами смертников, с убитыми при штурме бандитами или с организаторами злодеяний, которых общество не знает. Вводить смертную казнь за терроризм, по крайней мере за кавказский, тоже бессмысленно: шахиды и так гарантированно погибают, а тех, кто их реально готовит, наши спецслужбы брать живыми не хотят или не умеют. Поэтому Шамиль Басаев, Саид Бурятский, Анзор Астемиров мертвы, а дело их, увы, живет.
Из реакций на теракты в Москве и Кизляре самой важной мне показалась та, что озвучил президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров: «Мы проверяем родственников убитых и задержанных участников незаконных вооруженных формирований, смотрим, где находятся их женщины, проверяем каждую семью поадресно».
Надо знать тех, кто потенциально может стать шахидом, поадресно и поименно.
После каждого теракта мы слышим дежурные слова: «террористы и бандиты не имеют национальности», «ислам — религия мира». Национальность террористов и бандитов действительно не имеет значения. Причем не только по общеморальным основаниям. Просто террористами люди становятся не по национальному признаку. Однако как крестовые походы или суды инквизиции были осенены именем Христа, что не отменяло их дикости и бесчеловечности, так и террористические атаки в США, Великобритании, Испании, Москве, Дагестане, Ингушетии совершают люди, по крайней мере по рождению являющиеся мусульманами. А люди, бравшие на себя ответственность за эти преступления, прикрываются исламом. Можно говорить, что это «ненастоящие» мусульмане, вероотступники. Но как раз официальному российскому исламу критически важно хотя бы пытаться помогать светской власти лучше понять, почему становятся шахидами. Конечно, это опасно, мусульманские священники на Кавказе в последние годы тоже нередко становились жертвами боевиков. Однако
живое слово муллы, его участие в судьбах отчаявшихся людей, тех, чьи родственники убиты федеральными силами, может предотвратить преступления, в сознании обывателей все равно ассоциирующиеся с исламом.
Борьба за души тех, кто идет в шахиды, это и борьба за чистоту (не каноническую, а моральную) самого ислама, его истинное возвеличивание. Но, главное, ценность проповеди ненасилия, категорического отказа убивать невинных людей как во имя мести, так и во имя любых религиозных или политических целей в устах священника тысячекратно выше, чем те же слова, произносимые федеральными политиками. К тому же политики во всех странах, особенно сразу после терактов, произносят на публику совсем другие слова — о жестокости и неотвратимости возмездия, самые понятные для обывателей, но не решающие проблему по существу.
Уникальность России, ее суть — в статусе многонациональной и многоконфессиональной страны, где национальные и религиозные различия относительно мирно уживались веками, дополняя друг друга. Собственно, именно такая структура России и давала основание многим мыслителям считать ее чуть ли не самостоятельным континентом. Именно поэтому даже нынешняя ситуация на Северном Кавказе, где светская власть и подавляющее большинство населения вроде бы абсолютно лояльны Кремлю, но полноценного органичного единства с остальной страной все равно явно нет, объективно работает на распад России. Так что
у гуманитарной битвы за кавказскую молодежь, которая родилась и выросла в условиях перманентной войны, есть не только человеческое или религиозное, но даже и государственное измерение — сохранение органичной целостности страны.
Наша способность слышать, слушать и понимать других, увы, вообще очень невелика. С шахидами, идущими на теракт, разговаривать уже поздно. Но если есть хоть один шанс из тысячи уговорить хотя бы одного мужчину или одну женщину не становиться смертником, этот шанс необходимо использовать. В конце концов, у каждого из нас нет ничего, кроме единственной земной жизни, что бы ни пытались нам внушить по этому поводу любые религии. И именно у священников всех конфессий тема земной жизни не должна быть предметом пропаганды сделок с Богом по принципу «рай в обмен на убийство неверных». Иначе человечество не достойно существовать вовсе.
