Цивилизация
Международный терроризм – не как явление, а как стержневое понятие мировой политики – продукт «нулевого» десятилетия. Атака на Соединенные Штаты 11 сентября 2001 года сделала «войну с террором» приоритетом супердержавы. Барак Обама отказался от использования контртеррористической риторики для обоснования действий на мировой арене, как это делал Джордж Буш. Казалось, администрация США наконец-то занялась решением настоящих проблем глобального устройства, главная среди которых – установление баланса в ситуации кардинального сдвига центров влияния, а не охота за полевыми командирами в захолустных уголках планеты.
Незадачливый нигериец, попытавшийся взорвать рейс Амстердам – Детройт, реанимировал разговоры о террористическом интернационале и необходимости дальнейшего ужесточения режима безопасности.
А госсекретарь Хиллари Клинтон предупредила о глобальной угрозе, исходящей из Йемена. Восемь с лишним лет назад подобное говорили об Афганистане.
Нет сомнений, что радикальные организации, использующие террористические методы, угрожают миру и спокойствию граждан, стремятся дестабилизировать ситуацию и этому злу надо противостоять. Как и большинство явлений в современном проницаемом мире, экстремизм и организованная преступность носят трансграничный характер, так что ни одна страна не справится с проблемой в одиночку. Но то, каким образом совместную борьбу пытались организовать в начале 2000-х, дало обратный результат.
Дело здесь не только в курсе администрации Джорджа Буша, но и в невозможности впихнуть в одно общее понятие многообразие явлений, которые вызывают всплески террористической активности. В результате каждый участник «контртеррористической коалиции», провозглашенной осенью 2001 года, понимал ее цели и задачи по-своему. Единства хватило лишь на то, чтобы отстранить от власти движение «Талибан» (организация запрещена в России), к которому в силу разных причин не испытывал симпатии никто из крупнейших игроков.
На практике международный терроризм представляет собой совокупность сил и движений, большинство из которых являются сепаратистскими или националистическими.
Каждое из них, будь то в России, Индонезии, Судане, Палестине, Афганистане, Китае, Индии, Турции или Йемене, борется против соответствующего правительства за самоопределение или общественно-политическое переустройство. В этом нет ничего нового, мировая политика функционировала так на протяжении веков.
Понятно, почему большинство подобных проявлений связаны сейчас с мусульманским миром. Всякое крушение миропорядка вызывало подъем национального самосознания, формы же зависели от общего уровня политической культуры. Европа, например, свое национальное пробуждение переживала в несколько этапов с XVII века, последние бурные события были связаны с крахом «классической Европы» в Первой мировой войне, привели ко Второй мировой, только затем установился новый баланс. Конец «холодной войны» знаменовался меньшими (хотя очень жестокими – см. балканские войны) катаклизмами в силу более высокого уровня политического развития Европы к этому моменту, а также начавшейся маргинализации Старого Света в мировой политике. Зато в третьем мире как раз настало время политической активности, которая во второй половине XX века сдерживалась, хотя и не всегда эффективно, биполярным диктатом.
Исламская оболочка фактически играет для националистических движений ту же роль, какую, например, после волны деколонизации 1950–1970-х годов играла социалистическая идеология.
Правда, идеи социализма, несмотря на специфику их реального воплощения, все-таки несли прогрессистский заряд, в то время как политический ислам окрашен в традиционалистские тона. Но это, похоже, отражает общую тенденцию XXI столетия: на смену идеологиям, которые правили бал в прошлом веке, приходят более традиционные и даже патриархальные формы политического сознания.
Представление о международном терроризме как самостоятельном и новом явлении появилось после атак на США и их союзников (к примеру, теракты в Мадриде и Лондоне). Масштаб и степень географического охвата и вправду превосходили то, что случалось раньше, но глобальная среда служит увеличительным стеклом для любых явлений. Если же говорить о мотивах, то они принципиально не отличаются от действий националистов, когда и где бы то ни было. Такова реакция экстремистских сил на идею американского лидерства, которая последовательно проводится каждым из руководителей США после окончания «холодной войны». Америка воспринимается как центр мировой империи, которая держит под контролем – прямым или косвенным – значительные территории.
В таких условиях попытка сделать борьбу против международного терроризма стержнем мировой политики, предпринятая администрацией Джорджа Буша, была заведомо бесплодна. Во-первых, само обобщающее понятие лишено четкого содержания, его интерпретация остается на усмотрение политиков. Не удивительно, что власти разных стран постарались использовать ситуацию в собственных интересах. Достаточно вспомнить меры по расширению полномочий спецслужб в Америке или якобы связанное с контртерроризмом решение отменить выборы губернаторов в России.
Во-вторых, опять же из-за искусственного характера понятия настоящего объединения усилий не происходит. Каждое из государств, клянясь в верности коалиции против террора, понимает под ним свое. И это резонно, ведь угроза на самом деле не общая, это много разных угроз, хотя и схожих по мотивации и способам исполнения. В результате борьба с международным терроризмом превращается либо в пустой лозунг, либо даже в источник взаимного раздражения, поскольку неизбежны двойные стандарты. Ведь поддержка всякого рода «герилий», ослабляющих стратегических конкурентов, испокон веку служила инструментом соперничества великих держав. В-третьих,
терроризм, как его ни интерпретируй, является не причиной, а следствием мировых проблем. Отсутствие структурированной системы международных отношений стимулирует активность разных участников, в том числе негосударственных и деструктивных.
Те, кого в годы «холодной войны» использовали крупные игроки (национально-освободительные движения разного толка — от марксистских повстанцев до моджахедов), отправились в свободное плавание.
Для эффективного противодействия террористам необходимо предметное сотрудничество служб безопасности – отказ от поддержки сил, борющихся с правительством-партнером, и обмен информацией. Однако в каждом случае это конкретная договоренность по конкретному поводу, в процессе этого постепенно формируется и доверие. В противном случае «сотрудничество вообще» превращается в фикцию, которую описал в мемуарах бывший директор ЦРУ Джордж Тенет. По его утверждению, взаимодействие российских и американских спецслужб после 11 сентября (когда, напомню, оно официально считалось крайне успешным) так и осталось «игрой шпионов против шпионов», а партнеров из Москвы Тенет описывает с нескрываемой неприязнью и сарказмом.
Подход Барака Обамы, намеренного гибко решать накопившиеся в мире региональные проблемы, рациональней бушевского «контртерроризма» как прикрытия переустройства стратегически значимых регионов.
Однако пока Вашингтон не добился явного прогресса ни на одном направлении. Если под давлением внутренних факторов Белый дом свернет на проторенную дорогу антитеррористической кампании, надежду на оздоровление мировой обстановки можно будет оставить.
