Цивилизация
Я тут подумал…
Черт, ничего нельзя сказать. Вот только откроешь пасть, как уже слышится:
– Да, старичок, эк ты сказанул. Он подумал, а? Профессионал ты наш мысли. Специалист по умственным усилиям.
– А кто эт’такой саркастический нарисовался? Думает человек – и слава Богу. Хорошо портвейн не жбанит.
И пошло-поехало. И когда они наконец заткнутся, то никто уже не может вспомнить – об чем, собственно, речь.
Так вот, что бы они там себе ни бухтели, а сегодня я-таки подумал.
Всякий раз, перед тем как сообщить что-нибудь о вчерашнем телевизоре или свежих газетах, я норовлю рассказать любую дурацкую необязательную историю. Не знаю, как вам, а мне это уже стало представляться утомительным однообразием. Будто проповедник какой-то, в самом деле.
Почему нельзя просто сказать – смотрел вчера телевизор. И позавчера тоже смотрел. И позапозавчера. А радости все нет. Да и странно было бы ожидать, что от этакого дерьма может какая-то радость произойти. Лучше я вам что-нибудь хорошее расскажу, то что мне самому нравится. Вот.
Жила-была мышка. Звали его Ибрагим Макбетович. Он был художник-монументалист. И рисовал огромные батальные полотна. Потому что он еще был баталист.
Оттого он все время ездил на войну или на контртеррористические операции – выбирал натуру и делал наброски. Другие художники очень переживали, когда Ибрагим Макбетович уезжал на боевые действия. А он даже усом не вел – в душе был еще и фаталист.
Как-то он вернулся домой с одного крупного сражения. А у него куча гостей. Справляют поминки по Ибрагиму Макбетовичу. И уже даже начали делить его картины.
Ибрагим сразу вскочил на самую большую свою стремянку и как закричит страшным голосом:
– Я еще живой! рано меня хороните!
Все испугались, а потом обрадовались. И картины обратно сами расставили. И снова стали пить. Только уже за здоровье.
А просто кто-то кому-то сказал, что видел, как на месте, где Ибрагим Макбетович делал набросок, взорвалась вражеская мина. Потом и друзьям Ибрагима кто-то что-то рассказал. Они и решили – что все.
Так всегда бывало, когда Ибрагим ездил на натуру. И когда он с набросками возвращался – всегда попадал на поминки. А иногда уже и опаздывал. Один раз приехал – а у него в мастерской вообще ничего нет. Все друзья унесли. На память. Он тогда ужасно разозлился. И сам все обратно приволок. Он вообще-то очень сильный был. Натренировался, пока свои монументальные полотна рисовал. А ты попробуй по десять метров туда-сюда побегать с полукилограммовой кисточкой целый день. Особенно если ты мышка.
Надо сказать, что за эту силу друзья недолюбливали Ибрагима Макбетовича. Как какая выставка – он самый первый прибегает и свои работы развешивает. А они же у него огромные. Больше никому места не остается. А если с ним спорить – он на свою любимую стремянку вскочит и дерется подрамником. Очень больно.
Это в Ибрагиме Макбетовиче агрессивность проявлялась. Поэтому друзья и посоветовали ему обратиться к психоаналитику.
Он обратился, конечно, и даже ходил к нему. Но недолго. Потому что психоаналитик уехал в Вену. Нет, вначале он уехал в Прагу. Но потом понял, что Прага слишком близко к Ибрагиму Макбетовичу. Вена, конечно, тоже была недалеко, но психоаналитик решил, что родину отдавать нельзя. Он посоветовался с коллегами и предложил Ибрагиму Макбетовичу заняться батальной живописью. Для сублимации. И чаще делать наброски разных сражений. Ибрагиму очень понравилась эта идея и он стал баталистом.
Так что у психоаналитика появилась надежда. И у друзей-художников тоже была надежда. А Ибрагим Макбетович знал, что они все надеются и только хохотал. «Не надейтесь, – говорил он всем, – не дождетесь!»
P.S. Не, если что не так – вы сигнализируйте. Руководство, как говорится, не в курсе, в случае чего – немедленно поставит мне на вид, укажет на недоработки и вообще, за несанкционированное хулиганство я, видимо, огребу. И вновь примусь честно пересказывать откровения трех самых великих и самых говорящих голов российского телевизора рубежа тысячелетий.
