Что позволено журналисту

Журналисты и правозащитники очень много пишут об ответственности власти. Сегодня я хочу рассказать две истории, которые совсем о другом — об ответственности журналистов.

Этим летом ко мне обратился адвокат Мурад Кулиев с просьбой вступиться за братьев Махмудовых, обвиняемых по делу о поджоге торгового центра «Пассаж» в Ухте в 2005 году. До того я это дело пристально не изучала, хотя знала, что несколько силовиков — сначала зампрокурора Ухты Чекалин, потом майор МВД Евсеев, а затем и бывший глава УФСБ по республике генерал Пиюков — заявили, что дело фальсифицировано для того, чтобы отнять бизнес у честного бизнесмена Фарида Махмудова.

Обращения Чекалина и Евсеева были выложены на YouTube, они вызвали горячую поддержку правозащитников, радио «Свобода», «Новой газеты» и… ваша покорная слуга, повинуясь стадному чувству, рассказала, что в деле нет никаких улик, кроме признаний подсудимых, что признания эти выбиты пытками, а доказательства сплошь фальсифицированы.

Так как к этому времени обилие силовиков, клеймящих кровавый режим в пользу честного бизнесмена Махмудова, меня несколько напрягало, я попросила у адвоката дело — адвокат Кулиев дела не дал, а сказал вместо этого, что «Пассаж» сожгли сами менты, чтобы отнять у Махмудова бизнес. Я полезла в интернет, нашла приговоры (потом уже мне коллеги-журналисты прислали протоколы судов), прочитала и с изумлением поняла, что в этом деле для меня нет сомнений. Никаких. Вообще.

«Пассаж» сожгли среди бела дня на глазах больше дюжины свидетелей. При этом свидетели прекрасно описали приметы подростков-поджигателей, в том числе такую редкую: один из подростков был светлый, но крашеный. Более того: Пулялин и Коростелев, исполнители поджога, попались на камеры соседнего махмудовского магазина, «Строймаркет», после чего записи были стерты.

Решительно все матери погибших, с которыми я потом общалась, заверили меня, что имя «Фарид» стало называться сразу же после поджога. «Говорили сразу, как пошел поджог, что это дело рук Махмудовых», — сказала мне мать одной их погибших, Валентина Стражникова. «В первые дни это и было слышно», — подтвердила ее товарищ по несчастью Ирина Никифорова. Так в Кущевке все сразу подумали на Цапков.

У Пулялина и Коростелева не просто не было алиби: Коростелев, например, явился к своему приятелю Булгакову, жившему в двух минутах от «Пассажа», через несколько минут после поджога, причем Булгаков потом говорил матери, что у Коростелева были обожжены руки.

В деле есть телефонные разговоры Пулялина и Коростелева, которые сетуют, что им «звонил Фарид» и что надо отказываться от показаний, иначе руки-головы не найдут, «одна будет на Крохале, другая в Чибьюшке плавать».

В деле есть действительно одна поддельная записка (о том, как наши менты расследуют дела, разговор особый), но проблема в том, что в деле есть еще две записки, совершенно несомненных, в одной из которых Коростелев пишет Пулялину, что решил признаться в поджоге, но его, Пулялина, не выдаст и не назовет, а в другой уже Пулялин, объясняя ворам обстоятельства поджога, рассказывает про свою драку с племянником Фарида Давидом, про то, как на него повесили долг в 500 тыс. и велели отработать поджогом, и пытается вывернуться, уверяя, что, мол, заказ был поджечь лестницу, жертв не хотели…

О честном же бизнесмене Махмудове даже защищавший его генерал ФСБ Пиюков на суде выражался, что, мол, многие хотели списать «на дагестанскую группировку всевозможные грехи», а адвокат подсудимых Леонид Молчанов и вовсе умудрился заявить, что его подзащитный, исполнитель поджога, «боялся Фарида, т.к ходили слухи, что Фарид ужасный человек в нашем городе».

Вещь же, которая меня поразила тяжело и неприятно, была следующая: правозащитники и журналисты, включая вашу покорную слугу, с удовольствием превозносили «решившихся сказать правду» зампрокурора и генерала ФСБ, и вряд ли кто-то при этом счел нужным не то чтобы попросить материалы дела, а просто прочесть висящий в сети приговор. Нет, я понимаю, у нас «кровавый режим» и прочее. Но прочесть-то приговор можно?

Второй случай произошел одновременно с первым и произвел на меня не менее гнетущее впечатление. Сразу после ареста в Грузии фотографов по обвинению в шпионаже я получила от ЕПА короткое письмо, которое кончалось так: «Убедительно просим Вас срочно созвониться с главой Московского представительства, чтобы обсудить варианты нашего взаимодействия для помощи Зурабу».

Никаких опровержений версии грузинских властей, никаких доводов о том, что Зураб Курцикидзе, фотограф ЕПА, обвиненный в шпионаже, невиновен, в письме не было. Не было даже просьбы изучить ситуацию, разобраться в ней. До таких мелочей авторы письма не опускались. «Помочь» — и все тут.

Вообще-то, вы знаете, это называется коррупция. Вот примерно такие тексты, наверное, звучат в Кремле по поводу Бута: «Давайте соберемся и обсудим варианты нашего взаимодействия для помощи нашим друзьям».

И это писали люди, которые публично именуют себя «работниками СМИ»? Они что, считают, что журналист и фотограф по определению непогрешимы, как папа римский? Чиновник может брать взятки, мент может убивать, прокурор может быть преступником, но вот журналист, если его арестовали, — это позорно даже спрашивать, виноват ли он! Все на улицу! Все на защиту свободы слова!

Обе эти истории касаются двух очень разных стран, но у них одно общее: это степень профессионализма и степень легковерности тех, кто считает себя творцами общественного мнения. В современном мире — не только в России — существует догмат о непогрешимости прессы, как в католичестве существует догмат о непогрешимости папы. Кто является автором этого догмата? Сама пресса.

Согласитесь, если бы встал президент любой страны, или премьер, или прокурор и действовал бы так, как действовала пресса в двух описанных выше случаях, то его бы заклеймили тираном, козлом, сказали бы, что он плюет на закон, что ему не важен суд, что ему даже лень послушать обе стороны.

Но для СМИ, оказывается, такое же точно поведение — это можно. Можно рассуждать об уголовном деле со слов адвоката. Можно требовать: «Выпустите фотографов», — даже не заморачиваясь материалами по делу. Если писать что хотим — это и есть свобода СМИ, то что ж, тогда любой тиран скажет, что возможность делать что хочет — это свобода власти.