Вопрос, чей портрет будет висеть у премьера Путина в кабинете в Белом доме, не такой уж праздный, как это могло бы показаться на первый взгляд. Система власти держится на знаках и символах, а сила и влияние вождя во многом зависят от того, где, как, в каком багете помещается его изображение.
Может быть, члены дуумвирата как-нибудь поделятся: портрет Путина будет стоять (висеть) у Медведева в кабинете, а портрет Медведева у Путина.
Вариант номер два – щадящий. И у руководителей страны, и у чиновников всех категорий будет висеть двойной портрет: есть такая фотография типа «Штирлиц идет по коридору» — Путин и Медведев едва ли не в ногу следуют по шикарному лобби президентского корпуса, очень довольные друг другом. Можно призвать к ответу какого-нибудь живописца, который по мотивам и на манер Александра Герасимова выполнит картину «Два вождя после дождя». Будь жив Дмитрий Налбандян, он бы правильно расставил акценты – изобразил бы все Политбюро, да так, что можно было бы безболезненно закрашивать выбывших из игры.
В иные времена проблема решалась проще: вешался портрет с Лениным, сверлящим умными такими глазами с искорками входящего в кабинет, – и дело с концом, не подкопаешься. В этой логике
нашему чиновному люду стоило бы ставить на стол элегические портреты Ельцина, он ведь у нас отец-основатель государства. Но с другой стороны, сказано ведь, что 90-е годы – источник всех бед…
Проще всего чекистам: как висел Феликс Эдмундыч, так и дальше может висеть – не любоваться же рыцарям щита и меча на Вадима Бакатина, пытавшегося реформировать ведомство.
В ельцинские годы некоторые чиновники выходили из положения с чрезвычайным изяществом. Общеизвестно, что Александр Лившиц, на какой бы должности не находился, вешал в кабинете портрет отца. Против этого вряд ли кто-то решился бы возражать. Да и демократия тогда была, причем не суверенная. А другой знакомый крупный руководитель и вовсе повесил у себя за спиной увеличенное фото своей жены – словно бы в подражание обезумевшему от любви герою Джереми Айронса в картине Луи Маля «Ущерб». Тут и вовсе снимаются все вопросы – какой уж глава государства, когда такое дело…
В путинские времена особую популярность приобрел лирический портрет: Путин с доброй грустью, почти как сейчас на Медведева, смотрит в объектив, устало закинув за плечо предварительно снятый пиджак – образ президента, отпахавшего две смены на благо трудящихся. Возможно, популярностью своей портрет обязан своим не слишком казенным содержимым, а может, обладателям изображения не так страшно было оставаться вдвоем в комнате с добрым президентом.
С портретами началась сущая вакханалия – сплошной постмодернизм. Путин в темных очках, Путин рисованный, Путин со всякими там аксессуарами разных родов войск, Путин злой, Путин изумленный, Путин грустный, Путин на майке «нашиста». Наконец, Путин в Туве… Ну, вы понимаете… И все это добро некоторые истощенные лизоблюдством товарищи ухитрялись друг другу дарить.
А вот теперь постмодернизм кончится – образ Медведева суховат и официален, если не считать фотосессии для одного журнала, где он в розовой рубашке-поло и в пиджаке casual цвета электрик. Но такого не повесишь на стену – яркая цветовая гамма забьет все оттенки сумрачного в кабинетах. А государственная власть – это вам не веселенький ситчик.
Вообще говоря, странная эта приверженность именно российской, наследницы советской, власти к портретам высшего начальства. Это очевидный признак тоталитарности мышления – не зря ведь именно в Северной Корее обязали население украсить свои жилища изображениями любимых руководителей.
Логика портретных галерей – что в муссолиниевской Италии, что в путинской России – одна: служим персоне, а не народу. Все для блага человека, и мы этого человека знаем.
Ну, таскали идолов – физиономии членов Политбюро на фанере. И где они теперь? Портреты избыточно персонифицируют власть, но значит – и ответственность. Изображения и памятники словно бы приспособлены для ожесточенного поклонения, но и для яростного разрывания, сбрасывания, сожжения. Вспомните кадры уничтожения портретов Чаушеску во время такой же «бархатной», как и наша реприватизация, революции в Румынии 1989 года.
Портрет еще и признак нереформированности. Российская армия, основное содержание деятельности которой – с переменным успехом гоняться за призывниками и осваивать увеличивающиеся в разы бюджеты, до сих пор несет службу под знаменами, на которых изображены Ленин и Сталин. И таковых, по официальным данным, по состоянию на июнь уходящего года насчитывалось 2135 штук. Тут тебе постиндустриальная эра с нанотехнологиями, а здесь же, рядом, — Сталин Иосиф Виссарионыч. Вот модный каток от семейства Боско, а вот – мавзолей с мумией.
Будущий президент излагает про всякие там либеральные ценности, а живем в смеси совка и азиатчины – под портретами своего аятоллы.
Прав, до последнего предела банальности прав был Владимир Набоков, когда писал о том, что портрет главы государства должен быть размером с почтовую марку. Кстати, история почтовой марки с этого и начиналась – на ее первом образце 1840 года выпуска, так называемом «черном пенни», была изображена королева Виктория. Маленькая такая. Что не помешало ей дать имя эпохе и стилю.