Буржуазная революция в России оказалась недоделанной. Значит, здание будет достраиваться: тушкой, чучелком, после контрреформы, после стагнации.
Революция, особенно бархатная, обаятельна. Эмоциональный заряд, который она несет, при всей потенциальной разрушительной силе абсолютно позитивный. Толпа во время кровавой революции превращается в неаппетитное восстание масс. Толпа в ходе бархатных революций превращается в народ, становится доброкачественным материалом для строительства национального государства и гражданского общества.
Психологическая, эмоциональная да и сугубо практическая привлекательность подобного рода незлобивых, перфоpмансных, но массовых революций очевидна. Разумеется, таким революциям все стремятся подражать; отсюда, например, цепная реакция бархатных революций 1989 года в Восточной Европе и разрушение Берлинской стены как символ успеха революционных начинаний. Украинская оранжевая революция тоже «заразна»: опыт соседей попытались повторить румыны. Но крайне неудачно: все мы знаем из теории и практики ленинизма, что предпосылки для революционной ситуации должны созреть. Если не созрели, революция превращается в мелкое, никому не интересное хулиганство.
Верхи не могут, низы не хотят. При всей своей почти непристойной эротизированности эта формула Ильича безукоризненна в своей архитектуре и великолепна с точки зрения отражения смысла революционной ситуации. На рубеже 90-х годов минувшего столетия перманентные революции (воспользуемся определением еще одного классика, чья революция закончилась на холодном металле ледоруба, контрастировавшем с мексиканской жарой) происходили одна за одной именно потому, что верхи совсем уже больше ничего не могли. А низы до такой степени не хотели, что достаточно было ткнуть пальцем всю конструкцию, чтобы она развалилась, а памятник Дзержинскому и Берлинская стена показались сделанными из плохого грубого картона с застывшими в его плоти щепками.
Первый этап революций был круто замешан на пафосе отречения от старого мира. Второй этап знаменовал собой собственно осуществление мирной буржуазной революции — во всех странах Восточной Европы, в Балтии и России были реализованы более или менее схожие по содержанию программы шоковой терапии, приватизации и финансовой стабилизации. В результате были созданы частная собственность, местная элита и национальная буржуазия.
Правда, где-то преобразования были более последовательными, где-то — менее. Там, где экономические реформы притормаживали, неизменно развивались крайне неблагоприятные политические сценарии, одним из вариантов которых была консервация на долгие годы политической и экономической стагнации. При всей существенной разнице в конкретно-исторических обстоятельствах так было в Грузии и так стало на Украине.
В сущности, история буржуазных революций 90-х годов, как ни скучно и прозаически это звучит, есть история стабилизационных программ с однотипными мероприятиями и однотипными реакциями на них в виде проклятий в адрес МВФ и обвинений, адресуемых реформаторам в распродаже родины.
После революции начинается, по определению Владимира Мау и Ирины Стародубровской, этап «постреволюционной стабилизации». Однако история показывает, что на этом витиеватая биография посткоммунистических перманентных бархатных, национальных и буржуазных революций не заканчивается. Начинается третий этап революций. Революция не продолжается, она повторяется. Слушайте музыку революции! Читайте ее Кама-сутру!
Распад Союза был первым этапом, попытки либеральных реформ и последовавшие за этим либо успех, либо контрреформа, либо стагнация — вторым. Третий этап начинается там, где буржуазная революция зашла в тупик контрреформы или стагнации. Что, впрочем, по результатам одно и то же. Потому что на выходе — все та же революционная Кама-сутра: верхи не могут, низы не хотят. «Перманентная революция… значит революция, каждый этап которой заложен в предыдущем» (Л. Троцкий, «Перманентная революция», октябрь 1928 года, Алма-Ата).
В ставших за последний месяц хрестоматийными Грузии и Украине уже были национальные революции, уже совершались попытки «реформировать» экономику. В результате чего кавказская республика осталась очень бедной, а наш западный сосед превратился в общество «Трудовые резервы» для России и стал исправно поставлять на восток свои человеческие ресурсы.
И там начались «повторные», рецидивирующие революции. Причем во втором случае общенациональным лидером стал не социалист, не националист, а представитель либерально-реформаторской элиты.
Это как если бы Чубайс возглавил массовое революционное движение в России, подняв на последний бой широкие трудящиеся массы (только в его случае за ним были бы еще и шахтеры). Такая ситуация свидетельствует о том, что реформы в стране начались, но не были доделаны из-за олигархизации экономики. Что, в свою очередь, естественным образом предопределило многолетнюю стагнацию и политический кризис. Верхи не могут, низы не хотят — и кризис перерос в революционную ситуацию.
Так что при чем здесь костлявая рука дядюшки Сэма? Какое отношение к этому всему имеют пресловутые политтехнологи, которые, согласно прогнозу, потом будут опробованы и на России? Читайте забытого Ленина — хоть красное четвертое издание, хоть синее пятое. И истина революции вместе с ее музыкой и логикой откроется вам…
Кстати, о России. Тут, по всем внешним признакам, революцией не очень пахнет. Однако если приглядеться, верхи с каждым месяцем могут все меньше и меньше. И, кажется, их спасает лишь то, что низы «не хотят» — не в революционным смысле, а в плане полного пофигизма и доходящей до нирваны апатии.
Однако факт остается фактом — буржуазная революция в России оказалась недоделанной, а ее вожди и гуру — неканонизированными. Непорядок — так революции не делаются. Значит, здание будет достраиваться: тушкой, чучелком, после контрреформы, после стагнации, сверху, снизу, но доделываться и достраиваться.
Революция перманентна. Революция повторяется.