Стать Борисом Ельциным

По-человечески мне чрезвычайно симпатичен Виктор Геращенко. Не только из-за его знаменитого выступления на «Эхе Москвы» о судьбе ЮКОСа, когда Геракл, как мальчик из сказки Андерсена про новое платье короля, прямым текстом сказал то, что видели все, но никто не решался произнести вслух: а компанию-то сп….ли! Нет, я давно знаком с Виктором Владимировичем и могу сказать, что не раз убеждался, что он хороший человек и мужественный политик.

Однако не могу избавиться от ощущения, что затея с его выдвижением – предвестник очередного бессмысленного и беспощадного раскола в лагере оппозиции. Скорее всего, причина в очередном столкновении амбиций и самолюбий (где Геращенко, кстати говоря, стороной в конфликте не является). Причина в пресловутой внутривидовой борьбе, которая самая беспощадная, как однажды философски заметил Анатолий Борисович Чубайс в ответ на мой вопрос, не кажется ли ему, что война между СПС и «Яблоком» приведет к политической аннигиляции и тех, и других.

Я понимаю, что появление нового кандидата в президенты — хотя до реального его появления предстоит еще пройти долгий путь: собрать подписи, зарегистрироваться и т.д. – отчасти вызвано разочарованием активистов оппозиции в фигуре Михаила Касьянова.

Когда года три назад я впервые услышал от осведомленных людей, что бывший премьер Касьянов попал в опалу и подумывает заняться оппозиционной политической деятельностью, я подумал: черт возьми, а ведь из Михаила Михайловича, глядишь, получится новый Ельцин.

Действительно, стартовые позиции Ельцина в 1987-м и Касьянова в 2004-м были очень схожи: оба были во власти, и обоим сопутствовал успех. Касьянов был самым успешным премьер-министром за всю постсоветскую историю России. Ельцин накануне отставки с поста первого секретаря московского горкома КПСС был энергичным и чрезвычайно популярным хозяином столицы, выгодно отличавшимся во всем от своего замшелого предшественника. Хотя, конечно, после восемнадцатилетнего правления Гришина даже самые минимальные перемены в жизни Москвы были бы все равно встречены горожанами на ура и принесли бы невероятную популярность любому руководителю.

Увольнение Касьянова в отставку, как когда-то увольнение Ельцина, выглядело незаслуженным, немотивированным, несправедливым, обидным. Обиженных у нас, как известно, любят. Людское сочувствие давало Касьянову стартовый политический капитал не хуже того, что был у Ельцина.

Плюс отличные «тактико-технические характеристики»: высокий, импозантный, породистый, с густым красивым баритоном, элегантный. Образованный, с прекрасным английским. К тому же самого демократического происхождения — в роду у Касьянова не было ни железных сталинских наркомов, ни высокопоставленных дипломатов, ни генералов КГБ, ни даже поваров особого назначения, кашеваривших для первых лиц советского государства.

Типичный self-made man из самого что ни на есть рабоче-крестьянского подмосковного Солнцева: сын школьного учителя, рано потерял отца, вынужден был перевестись на вечерний, чтобы пойти работать, кормить семью, прошел армию, добился всего своим трудом. В общем, отличная биография.

Однако стать «Ельциным сегодня» Касьянову не удается. В значительной мере виновато в этом скептическое отношение к бывшему премьеру со стороны его потенциальных сторонников. Самое смешное, что среди этих скептиков, которые говорят: мол, всем хорош Касьянов, но вот шлейф скверных слухов за ним тянется, есть люди, лично участвовавшие в создании этого шлейфа.

Во всяком случае, я довольно точно знаю, кто, где и при каких обстоятельствах запустил обидную, но, увы, прилипчивую историю про «Мишу два процента» — шла борьба за пост министра финансов, Касьянов был одним из кандидатов, сторонники другого кандидата поручили своим пиарщикам придумать что-нибудь этакое против Касьянова, они-то уж и постарались…
Впрочем, справедливости ради надо вспомнить, что и к покойному Ельцину многие оппозиционеры того времени, особенно диссиденты и правозащитники со стажем, да и просто демократически настроенные интеллигенты относились с не меньшим скепсисом: провинциальный номенклатурщик, откровенный популист, ратует за уравниловку, а на самом грош цена всем этим разговорам об отмене привилегий, в настоящем демократическом обществе равенства не бывает. Да, еще Ельцину любили припомнить, что в Свердловске он снес Ипатьевский дом, где в 1918 году был убит Николай II и его семья, хотя решение об этом на самом деле приняли в Москве на самом верху.

Достаточно вспомнить, как настороженно отнесся академик Сахаров к идее, чтобы Ельцина стал руководителем парламентской оппозиции (в результате Борис Николаевич стал лишь одним из пяти сопредседателей Межрегиональной депутатской группы). Мало кто верил, что бывший секретарь обкома партии, советский человек до мозга костей, сумеет стать настоящим лидером оппозиции.

Однако теперь абсолютно ясно, что только Ельцин мог стать реальной демократической альтернативой Горбачеву. Сколь бы ни бы силен подъем демократического движения в конце 80-х, — а по-настоящему силен он был на самом деле в Москве да в Петербурге, может быть, еще в нескольких крупных городах, более того, в 1991 году уже шел на спад, — ни академик Сахаров, ни Юрий Афанасьев, ни Гавриил Попов, ни Анатолий Собчак, ни кто-либо другой из ярких представителей демократической интеллигенции не мог составить конкуренции Горбачеву в борьбе за власть в стране.

Сила Ельцина была в том, что в огромной неповоротливой России (в отличие от других республик СССР, за исключением Украины, где во главе движения за независимость вставали ученые-физики, востоковеды и профессора консерватории) кандидат в президенты должен быть принят старой советской элитой. Ельцин, при всей его демократической риторике, при всем его популизме, был знаком и понятен правящей номенклатуре, партхозактиву – назовите, как хотите. Иначе бы в мае 1990 года его не избрали председателем Верховного Совета России, где демократы составляли меньшинство.

То, что произошло в августе 1991 года, конечно, приятно считать победой демократически настроенных москвичей и питерцев, которые вышли на улицы, протестуя против ГКЧП. Но, увы, на самом деле произошло нечто совсем другое: номенклатура посмотрела на Горбачева, посмотрела на Ельцина, посмотрела на ГКЧПистов, подумала-подумала и сделала свой выбор.

В России сейчас нет революционной ситуации. Но, тем паче, из всех возможных кандидатов в президенты от оппозиции до последнего времени только Михаил Касьянов имел тот же ресурс: для столичной бюрократии и региональных элит он был в недавнем прошлом своим человеком, способным говорить с ними на одном языке. Неслучайно тайные недоброжелатели Касьянова внутри оппозиционного лагеря сделали ставку на Геращенко: появился еще один кандидат, обладающий таким же ресурсом.

Вернусь здесь к вопросу о том, почему, на мой взгляд, Касьянову не удается хотя бы отчасти повторить политические успехи Ельцина времен его пребывания в опале, в оппозиции. Тут у меня есть несколько соображений.

Прежде всего, хочу вспомнить потрясающую историю про злополучное выступление Ельцина на Пленуме ЦК КПСС в октябре 1987 года, когда он осмелился чуть-чуть покритиковать «генеральную линию» и получил за это по полной программе. Речь, которая стоила Ельцину места первого секретаря МГК КПСС и кандидата в члены Политбюро ЦК партии, на самом деле, производила удручающее впечатление своей беспомощностью. Какие-то общие слова, намеки, полунамеки, ничего по-настоящему острого, жесткого, конфликтного в вступлении не было.

Михаил Полторанин, в то время главный редактор «Московской правды» и один из ближайших помощников Ельцина, вспоминал, что когда они прочитали этот текст, то руками развели от огорчения: и вот за это – в оставку? Потом решили – кстати, по-моему, даже не советуясь с шефом – погибать, так с музыкой! Сели и сочинили совершенно другую речь, которой в действительности никогда не было, но которая уже через несколько дней гуляла в списках по Москве.

В той придуманной речи было сказано обо всем, о чем люди с недовольством говорили на улицах и дома на кухнях, что копилось и вызывало раздражение: бесконечные выступления Горбачева, успевшего порядком утомить публику своим нравоучительным многословием на фоне отсутствия реальных перемен в жизни людей, километровые очереди за водкой, телевизионные появления Раисы Максимовны, становившейся все более непопулярной – якобы она пыталась вмешиваться в работу горкома партии. Шар точно лег в лузу – популярность Ельцина стала расти как на дрожжах. Когда в Политбюро спохватились – а для этого, смешно сказать, понадобилось целых два года – и напечатали подлинный текст выступления, никого уже не интересовало, что было на самом деле.

Миф о том, как Ельцин – и один в поле воин – с открытым забралом обрушился с критикой на самого Горбачева жил своей отдельной жизнью, продолжая работать на рейтинг будущего президента России. Возможно, это был первый в нашей современной истории по-настоящему удачный, пусть и самодеятельный, опыт применения политических технологий в предвыборной борьбе.

Я вспоминаю это так подробно потому, что и в 2004 году власть допустила ошибку, которой Касьянову можно было воспользоваться и через год: неожиданная отставка вполне лояльного и успешного премьер-министра была объяснена предельно невнятно и неубедительно. Кто помнит: Путин тогда высказался в том духе, что выбор нового премьер-министра станет ясным сигналом стране, в каком направлении пойдет движение после выборов.

Как сейчас выясняется, сигнал действительно был послан: Россия идет в сторону бюрократического госкапитализма, и назначение премьером Михаила Фрадкова, человека, представляющего собой квинтэссенцию бюрократа, действительно было знаковым решением. Только тогда понять это могли лишь люди, чрезвычайно искушенные в политике.

Но даже спустя год после увольнения, когда Касьянов объявил о том, что начинает оппозиционную политическую деятельность, у него, на мой взгляд, была возможность предъявить общественному мнению простую, понятную, выигрышную версию о причинах опалы, сделав упор на незаслуженный, несправедливый, вероломный характер своей отставки.

Но для этого нужно было перешагнуть через определенные правила аппаратного этикета, номенклатурной этики и т.п. Согласно этим неписаным законам, чиновник не должен комментировать свою отставку. Политик – обязан. Но процесс превращения Касьянова из чиновника в политика идет медленно и трудно.

Политик не должен был, на мой взгляд, влезать в судебную тяжбу по поводу приватизации подмосковной дачи, надо было сделать широкий жест: да подавитесь вы!

Политик должен время от времени совершать вылазки в народ. Не надо превращаться в завсегдатая светских тусовок, но время от времени стоит неожиданно появиться на каком-нибудь вернисаже, театральной или кинопремьере, просто прогуляться с семьей по центру Москвы.

Политик не должен приезжать на демонстрацию или митинг на шикарном «Мерседесе», в этот день лучше воспользоваться более скромным автомобилем одного из помощников, а еще лучше самому сесть за руль. А уж если во время демонстрации большие умы из ОМОНа преподносят огромных размеров подарок и начинает тащить политика в отделение милиции, по-моему, категорически нельзя отбиваться с помощью личной охраны.

На самом деле, конечно, легко давать такие советы, когда ты сам неизвестно как повел бы себя в подобной экстремальной ситуации. Но, с другой стороны, такой шанс был упущен! Ведь бывший премьер-министр страны, подвергшийся полицейским репрессиям за участие в демонстрации оппозиции – это чудовищное поражение власти!

Еще одна, на мой взгляд, серьезная проблема Михаила Касьянова – в том, что он не создает для СМИ запоминающихся цитат, что умел делать Ельцин, которые при всей кажущейся бессмысленности этих реплик навсегда запоминались и радостно тиражировались во всех возможных изданиях. Создание запоминающихся фраз – одна из самых сильных качеств Путина, пусть и фразы многим коробят слух. Здорово получалось это и у покойного генерала Лебедя.

Накануне президентских выборов 1996 года Лебедь позиционировал себя как «третью силу», но точно также позиционировались еще два кандидата – Григорий Явлинский и Святослав Федоров. Лебедь пришел на НТВ давать интервью, и я спросил его, чем он, все-таки, отличается от двух других политиков, пытающих занять ту же самую предвыборную нишу? Генерал подумал секунду, а потом прорычал:

— Я круче.

Не могу пока представить Касьянова, выдающего нечто подобное. Но,на самом деле, все эти репризы, как правило, не более чем домашние заготовки. Как есть спичрайтеры, так можно найти и людей со специальным складом ума, которые могут вполне профессионально сочинять для политика остроты на злобу дня. Это очень важно в России, где по-прежнему голосуют сердцем, где успешный политик не может не быть харизматиком, а какой же харизматик, которого не цитируют с удовольствием в СМИ!

Бывший высокопоставленный политический деятель или госчиновник, перешедший в оппозицию, должен дистанцироваться от наиболее непопулярных шагов и решений власти, которые были приняты в то время, когда он еще был на своем прежнем посту. В случае Касьянова, это большая кровь в Чечне, Норд-Ост, начало дела ЮКОСа, арест Михаила Ходорковского, планомерное выдавливание СПС и «Яблока» на обочину политической жизни, захват НТВ, ликвидация ТВ6 и ТВС.

Оппозиционный политик должен рано или поздно персонифицировать критику власти. Одним из самых сильных наступательных ходов Бориса Ельцина ранней весной 1991 года было его неожиданное публичное выступление с требованием Горбачеву уйти в отставку. Михаил Касьянов старательно избегает прямой критики, и понять его можно – президент обидчив и злопамятен, а уж метких выпадов в свой адрес не прощает. Страшно. Но обезличенная критика власти скоро перестанет работать.

А еще нужна внятная, простая программа, лучше из 5-10 пунктов. На сайте Касьянов.Ру, где выложены интервью, выступления, публичные высказывания Михаила Михайловича, есть очень много дельных, интересных, правильных мыслей и предложений, но все это как бы растворено в море избыточных слов.

В чем была прелесть Программы «500 дней», которую поддержал Ельцин, мгновенно среагировавший на появление этого плана и назначивший молодого Григория Явлинского вице-премьером правительства РСФСР, ответственным за осуществление экономической реформы? Красивая цифра, обещавшая экономический прорыв меньше, чем через полтора года, причем все было расписано по дням, каждый день должны были происходить перемены.

И тем не менее, несмотря на все сказанное выше, 6%, которые Касьянов получает уже второй месяц подряд по опросам Левада-центра, это большой успех. Но эти 6% можно превратить в значительно большую цифру. Победить, наверное, нереально. Но можно сделать то, что когда-то удалось генералу Лебедю – прийти к финишу с весомым результатом, который заставит саму власть с тобой считаться, вступать в переговоры, искать договоренностей. А это было бы уже немало.

Но едва ли это возможно без учета всего сказанного выше. И точно невозможно, если рядом с Касьяновым появится целая шеренга кандидатов от оппозиции. Ведь милый моему сердцу Виктор Геращенко, боюсь, — это только начало.