Первая в моей жизни заметка называлась «О чем говорят мужчины». С обличительным пылом, не утраченным за прошедшие с того времени тридцать пять лет, я писал о спортивных болельщиках, которых тогда еще не называли по-русски «фанами», как о крайне несимпатичной мне разновидности человеческой породы. По тогдашней моде я уличал их в мещанском отсутствии интереса к большим человеческим проблемам и высокому искусству, приводил им в пример поклонников самодеятельной песни и участников очередей на художественные выставки.
Я был глуп.
Потом я немного поумнел и понял, что люди должны болеть за «Спартак». До меня дошло, что если нормальный человек не будет чувствовать свою принадлежность к великому и могучему красно-белому спартаковскому народу, лучшему в мире и вселенной, если он не будет испытывать вражду к бело-голубой динамовской популяции и обзывать армейцев конями, то дело может повернуться совсем плохо. Найдутся другие приметы для своих и чужих, другие объекты неприязни и другие для нее причины. Я сообразил, что хрипота к концу второго тайма лучше, чем усталость после погрома, что таблица чемпионата предпочтительнее карты боевых действий, и что спортивные фанаты – это нейтрализованные армии гражданской (а то и мировой) войны.
Потом я еще умнел, а жизнь становилась все свободней и свободней, и во всем мире, и даже у нас... И я понял, что нельзя всегда лечить «подобное подобным» – в этом нетрудно убедиться, начав похмеляться. Нельзя потакать ксенофобии, массовой истерике, психозу ненависти и инстинкту толпы – и рассчитывать, что стадионная прививка вакцины гарантирует от самого заболевания. Английские, итальянские и немецкие хулиганы первыми воспользовались возможностями, которые дает современное, свободное и терпимое общество своим членам, в том числе и таким, по отношению к которым свобода и терпимость – то же самое, что милосердие к энцефалитному клещу. Быдло нашло официально признанный повод для бесчинства, погромов, избиения чужаков и эйфории от патриотической общности. Полицейские растерялись, а когда после нескольких лет практически ненаказуемых безобразий, творимых английскими футбольными подонками, решили, наконец, отбирать у них паспорта, чтобы они хотя бы за границей не увечили людей, прогрессивная, либеральная и политически корректная общественность возмутилась. И правда: можно ли отбирать право на свободу передвижения вот у этого, потного, белоглазого, без лба, не столько пьяного, сколько от рождения такого? Никак нельзя.
Как многие другие прелести, футбольное хулиганство пришло к нам вместе со свободой. Впрочем, даже чуть раньше – ведь у нас всегда негативные последствия наступают раньше их позитивных причин. Еще в воздухе носился еле уловимый запах послаблений, и даже слово «перестройка» знали только ее лубянские и цековские архитекторы, а уж следом за люберами появились спартаковские фанаты. В духе времени с ними были мягки – ну, дети же, это ж не диссиденты какие-нибудь страшные, вроде исчадия ада Новодворской, и не цеховики, а наши же простые рабочие мальчишки...
Теперь у нас все, как у людей, только хуже, больше, сильнее и чаще. Бешеная мразь в цветных шарфах орет в метро, лупит несчастных ментов (которым потом либералы строго пеняют за превышение мер), ломает трибуны. У них свобода и права человека. Те, кто не успел допиться до психической негодности, такими идут в армию – такая делается армия, так служит, так и воюет. Прочие понемногу подрастают, становятся социально обиженным народом: работы, понимаешь, нет, ну и пьют, угнетенные кровавым режимом.
Но это крайности, конечно. А нормальные люди сидят у телевизоров, радуются красивому голу, считают очки и секунды... Там, в далекой Австралии... Ну, блин, если наши не привезут хотя бы тридцать пять медалей... Надеюсь, дорогие друзья, что вы защитите честь родины... После приема у президента олимпийцы отправились на молебен... Да этих козлов американцев мы только так сделаем... Да, мы проигрываем во всем, но спорт и культура... Да-а-вай, Колян!!!
Мой знакомый, следящий за олимпиадой по «Евро-спорту» – абсолютно культурный человек. Просто он интересуется спортом. Правда, я никогда не слышал от него рассуждений по поводу техники тройного прыжка, нюансов метания молота или стратегии спринта. Да и про футбол он говорит на таком уровне, что даже я все понимаю,– то есть, мягко говоря, без тонкостей. Но к подсчету медалей готов. Его космополитический интеллигентный слой истончается на этом месте, лопается – и высовывается патриот.
В отличие от прыщавого мальчишки в красно-белом шарфе, черной нейлоновой куртке, камуфляжных штанах и солдатских ботинках, мой знакомый не пьет дешевую водку и пиво, почти не ругается матом, не пинает из-за чужих спин омоновцев. Но вот начинается трансляция – и он ненавидит чужих, любит своих, жаждет победы и готов ради нее...
Да, это, конечно, мир. Но он очень похож на войну.