Ученые университета в Гейдельберге утверждают, что неразборчивые надписи 500-летней давности, сделанные на полях книги друга Леонардо да Винчи Агостино Веспуччи, свидетельствуют о том, что знаменитая Джоконда - не кто иная, как Лиза Герардини, жена флорентийского купца.
Великая загадка Леонардо,
Что разгадать так долго не могли,
Волнует ежедневно миллиарды,
А то и больше, жителей Земли.
Искусствоведы в беспрестанных спорах,
В бурлении научного ума,
Гипотез перебрали целый ворох,
Порою экзотических весьма.
Смешно об этом и подумать нынче,
Но кое-кто ведь утверждал всерьез,
Что именно свое тогда да Винчи
На холст изображение нанес.
Не надо даже быть искусствоведом —
Взгляните на его автопортрет,
Где он изображен суровым дедом,
Практически уже на склоне лет.
Что общего в нем с дамой молодою —
Еще не мертвым, но уже больном —
С окладистой седою бородою,
Уж я не говорю об остальном.
Но кто тогда же Лиза эта Мона,
Чей рейтинг столь невиданно возрос?
Не раз вопрос я задавал законно,
И получил ответ на свой вопрос.
Свой путь земной пройдя до середины,
Точней сказать, почти что до конца,
Прознал тут я про Лизу Герардини,
Супругу флорентийского купца.
Ничем не выделялся сей мужчина
В кругу своих зачуханных коллег.
Купчина он и есть себе купчина,
Торговый заурядный человек.
Жил неприметно, благонравно, тихо,
Копил к дукату бережно дукат,
А по ночам ласкал свою купчиху
Под стрекот элегический цикад.
Нехитрое изведав наслажденье,
Он засыпал с улыбкой на лице.
Великая эпоха Возрожденья
Никак не отражалась на купце.
Услужливая память вдруг зачем-то
Достала из неведомых глубин,
Каким-то чудом, термин «кватроченто»,
Что чужд певцу березок и рябин.
…Так и текли супружества их годы,
Такою дольче вита их была,
Она вязала, он считал доходы,
Обычные семейные дела…
Ни страшных тайн, ни ярких преступлений
Не числилось за мирною четой,
Что в Лизе привлекло да Винчи гений,
Вопрос, как говорится, непростой.
Зачем он оголил бедняге плечи?
Зачем скрестил ей руки на груди? *
Таких купчих у нас в Замоскворечье
В базарный день, буквально, пруд пруди.
Что нам до пресловутой той Джоконды,
Когда, прошу пардон за низкий слог,
У нас забиты Третьяковки фонды
Таким добром под самый потолок.
Не зря ведь флорентийскому московский
Купчихи тип давно сказал: «утрись!»
Его восславил Константин Маковский,
Его воспел Кустодиев Борис.
Милей нам бледной Лизы анемичной,
С ее ухмылкой вечною кривой,
Землячек образ сызмальства привычный —
Румяный, полнокровный и живой.
Их не согнули испытаний бури,
И трудности не взяли на излом,
…А эта пусть себе как дура в Лувре
Висит за бронированным стеклом.
*Черты матроны автором забыты,
Мне жалок он в дремучей темноте,
Поскольку плечи лизины закрыты,
А руки скрещены на животе.
(прим. ред.)