Я вот о чем подумала. Все же какая-то логика в том, когда и какие именно решения принимает власть, должна быть, не так ли?
Если два дня назад был объявлен траур по людям, погибшим в Перми, а до этого не был объявлен, но все равно печаль — погибли люди в «Невском экспрессе», если трагедии эти столь болезненно обнажают сбои в работе институтов государственной системы, о чем должна думать власть? Если министр Кудрин все честно рассказывает об экономических проблемах страны и ее перспективах — это ли не предмет беспокойства власти? Если министр внутренних дел не видит иного способа для гражданина защитить себя в диалоге с его, министра, подчиненными, кроме как дать правоохранителю в морду, — извините, это ли не проблема для власти? Если безработица в регионах растет, если премьер начинает по совместительству работать практически директором завода (или заводов), если, наконец, под окнами рабочего кабинета президента тысячекилометровая пробка в столице… Ну право же, есть чем заняться в стране.
Тогда с какого перепугу на следующий день после траура по пермякам президент Медведев вносит в Совет федерации предложение предоставить ему, президенту, индульгенцию применять российские войска за рубежом без совета с сенаторами? Это что, самая серьезная, горячая и не терпящая отлагательств проблема России? У нас война на носу? Мы знаем, что завтра похитят очередной Arctic Sea? Мы готовимся защитить русских на чужой территории? На какой? Что может случиться такого, что президенту придется выстреливать российских солдат в неведомую загранку в таком темпе, что дожидаться одобрения сенаторов просто не будет времени? Если кто знает — колитесь. Я лично не понимаю. Мои источники тоже.
До сих пор в расширении возможностей силовых действий за границей по приказу президента была какая-то логика. Спорная, но была. Под эту логику подверстывались законы и поправки к законам. Напомню. Лето 2006 года — гибель российский дипломатов в Ираке. Путин публично отдает приказ спецслужбам найти и уничтожить виновных. Но использование спецслужб за пределами РФ не было предусмотрено законодательством. В отличие от использование за границей ВС, что предусмотрено статьей 102 Конституции России. Совет федерации тогда молниеносно принял такой закон, разрешив использовать спецформирования ФСБ (наряду с ВС) за рубежом «для борьбы с международным терроризмом». При этом, внося запрос в Совет федерации, президент освобождался от необходимости объяснять сенаторам, в какую именно страну, на какой именно срок и какой именно численностью он отправляет солдат и спецназовцев. То есть, считайте, сенаторов никто и не собирался посвящать в секретные задания, которые они должны были, тем не менее, осенять своим решением. Оригинально, но без нарушений Конституции.
Не самый лучший закон приняли тогда. Но формальный повод был понятен.
Дальше. 10 августа этого года президент Дмитрий Медведев внёс в Госдуму законопроект, направленный на создание правового механизма, обеспечивающего возможность президенту оперативно использовать формирования Вооружённых сил за пределами страны.
Странным образом это событие практически совпадает по датам с исчезновением несчастного сухогруза Arctic Sea. Президент Медведев (цитирую официальное сообщение в «Российской газете», датированное 12 августа этого года) «поручил министру обороны Анатолию Сердюкову принять все необходимые меры по обнаружению, отслеживанию и в случае необходимости по освобождению пропавшего судна Arctic Sea с российским экипажем на борту. Об этом сообщила пресс-служба главы российского государства». То есть это именно тот случай: корабли российских ВМС были посланы за три моря, то есть действовали за пределами РФ. Кстати, я не припомню, чтобы на сей счет было решение Совета федерации. Об этом нет и в официальном сообщении. Получается, что президент лично отдал приказ министру обороны? То есть сделал именно то, что просит сейчас сенаторов разрешить ему делать и в дальнейшем. Он тогда нарушил 102-ю статью Конституции, которая предполагает, что подобные действия президента одобряются верхней палатой парламента? Похоже.
Так или иначе, в октябре этого года ГД и СФ одобрили, а 9 ноября господин Медведев подписал Федеральный закон «О внесении изменений в Федеральный закон «Об обороне». Изменения предусматривают оперативное использование Вооруженных сил РФ за пределами России, а также случаи, когда российские войска могут переправляться за границу для решения боевых задач: отражение нападения на ВС РФ или другие войска, дислоцированные за пределами территории РФ; отражение или предотвращение агрессии против другого государства; защита граждан РФ за рубежом; борьба с пиратством и обеспечение безопасности судоходства».
Сравните с прежней редакцией закона об обороне: он позволял использовать армию за пределами РФ только в трех случаях — для отражения агрессии, для защиты целостности и неприкосновенности территории РФ и для международных миротворческих операций.
Это простое сравнение позволяет с уверенностью сказать, что поводом для расширения закона об обороне стали события в Грузии (и президент этого не скрывал), а также ситуация с Arctic Sea, как ни странно. В случае с Грузией одобрения сенаторов тоже не спрашивали. Случай с сухогрузом до сих пор остается загадкой. Мы так до конца и не знаем, почему президент России (чьи моряки не раз попадали в тяжелую ситуацию, в том числе и из-за пиратства, и наши военные не то чтобы очень спешили им на помощь) бросил серьезные военные силы на спасение именно этого финского сухогруза. Мы до сих пор не знаем, от кого его спасали и что или кого именно там спасали. Но, судя по долгим мытарствам экипажа, главнокомандующий и армия не в первую очередь заботились о российских гражданах на борту.
Тем не менее и эти поправки в закон, как видите, тоже можно как-то логически объяснить.
Но почему буквально через месяц после им же подписанного федерального закона о внесении изменений в закон «Об обороне» президент снова просит, по сути, о расширении собственных полномочий при использовании российских военных за границей, о праве на единоличное решение, не согласованное с сенатом, об изменении, в сущности, Конституции, обязывающей его к такому согласованию? Сенаторы говорят, что ключевые слова — «оперативное решение», то есть когда решение должно быть принято очень быстро, не дожидаясь очередного собрания верхней палаты парламента.
Например, как с Грузией и Arctic Sea?
Может быть, это попытка постфактум оправдать тогдашние решения вопреки установленному Конституцией порядку? Но если президент тогда нарушил Конституцию, то, какие бы поправки ни приняли сейчас, это не отменяет тех нарушений, не правда ли? Господину Медведеву, как юристу, виднее…
Когда-то в социалистической Болгарии существовало смешное правило. Если тогдашний генсек Тодор Живков делал ошибку в ударении, то его вариант ударения в данном слове тут же вносился вариантной формой в словари. И получалось, что он не делал ошибок. Очень похоже.
Но если причины очередной правки в законе в прошлом, то почему бы было не внести поправки раньше? Зачем надо было в таком случае подписывать закон в ноябре? Что изменилось с ноября по декабрь?
Может быть, в ближайшем будущем нас ждут события, подпадающие под перечисленные выше формальные поводы для использования армии за границей? Причем события столь стремительные, что у президента просто не будет времени советоваться с сенаторами, нужно будет принимать «оперативное решение»? Или нужно будет принимать решение, о котором лучше бы не советоваться? Может быть, мы отправляемся в Афганистан с какой-нибудь очередной миссией? Может быть, речь идет об очень тайной спецоперации за рубежом? Черт его знает. Я хотела было сказать, что президент, в сущности, рискует, беря на себя всю полноту ответственности за довольно рискованные решения, коими всегда является отправка военных куда бы то ни было за пределы страны. Но вовремя вспомнила, что он же все-таки просит сенаторов выдать ему такое универсальное право отныне и вовеки, так что если сенаторы с ним согласятся и такое право ему дадут, то это их риск, они де-юре разделят ответственность за решения президента, о которых они даже не будут знать. Или, как и остальные граждане страны, будут узнавать из СМИ.