Цивилизация
Бывают случаи, когда не сказанное с трибуны важнее, чем сказанное. VI Красноярский экономический форум, завершившийся в минувшую субботу, впервые за время своего существования был интересен не тем, кто именно его посетил, и не тем, что на нем заявлено. Даже помощник президента Аркадий Дворкович, чье заявление об отказе государства поддерживать бизнес в кризис, стало гвоздем программы, лишь озвучивал консолидированную позицию Кремля и Белого дома. Последняя была выработана еще Владимиром Путиным при знакомстве со списком проблемных банков в январе 2009 года: ответственность за бизнес несут только его владельцы.
Десятки антикризисных инициатив, выработанных в ходе откровенного и даже циничного «брэйнсторминга» в Красноярске в пятницу, — тоже не открытие. Есть ли что-то новое в идее субсидирования государством ставок по ипотеке до 7% годовых (Сергей Полонский, Mirax)? Он предлагал это одновременно с осенним клятвенным заверением о том, что недвижимость в России будет расти в цене вечно, пока небо не упадет в Москву-реку. А в мысли отказаться на некоторый срок от проверок бизнеса (Андрей Шаронов, «Тройка диалог»)? Предложи кто-нибудь из присутствующих ковровые бомбардировки моногородов денежной массой, и то не был бы оригинален. Поэтому председательствующий на форуме вице-премьер Александр Жуков констатировал: в меморандуме по итогам форума, который будет передан в правительство, правительство ничего принципиально нового для себя не найдет. Но, уточнил он, важны акценты.
Попробуем восстановить то, на что указывают акценты. Это как раз и будет не сказанное в Красноярске, но читающееся между строк. Главное, что можно уяснить себе из несказанного —
крупный бизнес, вне зависимости от собственника, сомневается в своей способности пережить без банкротства и потери большей части инвестиций кризис в течение не то что трех лет, но даже года.
И красноярский губернатор Александр Хлопонин (управление регионами — у нас тоже бизнес), и глава «Роснефти» Сергей Богданчиков, и гендиректор СУЭКа Владимир Рашевский, и все прочие, живописуя проблемы своих отраслей, старательно обходили тему ближайших перспектив (2–9 месяцев) применительно к возглавляемым ими структурам. Поэтому главного тезиса Дворковича никто как бы и не заметил. Понятно, что государство, отлично осведомленное о таком состоянии дел в экономике, не может всерьез говорить об отказе от действий. Понятно, что
Дворкович всего лишь транслировал торговую позицию Белого дома, к которому с момента начала кризиса он, по сути, прикомандирован от президента Дмитрия Медведева: «Экономический Кризис, говорите громче, я Вас не слышу».
И не услышу, пока не заорут: вот тогда будем разбираться, а пока подождем.
Чего подождем? С 2001 по 2008 год в российской экономике разворачивались три важных процесса. Первый — стабилизация бюджетно-макроэкономической ситуации: она довольно успешно решена как на уровне налоговой и таможенной реформ, так и на уровне новой конструкции бюджета и окончательного встраивания полунезависимого ЦБ в структуры власти. Второй — создание системы власти, отделенной непосредственно от частного бизнеса: «вертикаль» осмысленна только как система госуправления, не инфильтрованная интересами частного бизнеса. В ней допускается лишь «вертикальная», сетевая коррупция и вяло репрессируется «горизонтальная», низовая, которую бизнесу контролировать проще. Третий — создание благоприятного инвестиционного климата: «равноудаленному» капиталу, как российскому, так и внешнему, как «кормовой базе» в меру сил эффективно создавались условия для развития.
Экономический кризис 2007–2009 годов показал: с «кормовой базой» — беда. Третий процесс в кризис можно поддержать лишь сворачиванием первых двух. Иными словами,
улучшить «национальный инвестиционный режим» (если хотите, «инвестклимат для своих»), поддержав российских крупных собственников, сейчас можно, лишь отказавшись от макроэкономической стабильности, сблизив позиции государства и частного капитала в вопросах выработки среднесрочных стратегий и разделив взаимные риски.
Именно это и происходит сейчас во всем мире от США до Индонезии — речь идет и об ослаблении денежно-кредитной политики, и о профессионализации власти. Еще никогда политики и чиновники не говорили так много о margin calls, CDS и ROE: для типичного госуправленца от Буэнос-Айреса до Сеула вся эта тарабарская грамота была знанием необязательным. Но кредитный голод — не тетка, а любой финансист знает эту грамоту лучше бюрократа.
На практике в государстве, не обладающем неограниченными ресурсами (таковых с осени 2008 года не обнаружено, и даже правительство РФ одним из последних, уже в ноябре, отказалось от этого заблуждения), есть четыре способа радикального решения проблем бизнеса. Ни один из них в ходе «брэйнсторминга» в Красноярске не обсуждался — но всякий намек на них встречен неподдельным интересом.
Способ первый, «германский» — масштабная девальвация национальной валюты и молчаливое согласие государства на сопровождающие его дефолты по частному внешнему долгу (проблема внутреннего долга в этом случае автоматически становится фикцией). Пример Германии 30-х, Турции 80-х, Ирана 90-х показывает, что такого рода действия прекрасно поддерживают национальный экспорт и переводят импорт, в том числе инвестиционный, в разряд престижного потребления. Речь идет о неконтролируемой девальвации при полной безучастности государства, двух- и трехзначной инфляции и временном переходе экономики в новый, «инфляционный» режим работы. Операции ЦБ с рублем с осени 2008 года и выглядели намеком на возможность развития этого сценария.
Способ второй, «постсоветский» — прямое эмиссионное кредитование частного сектора. В России в 1992–1995 годах этот способ уже опробован и показал свою сравнительную безопасность для частных компаний: большая часть состояний, которые сейчас ищут защиты у государства, возникли в этот временной отрезок. Такой вариант решения проблемы предбанкротного состояния и банковской, и небанковской сферы для крупных собственников выглядит сейчас предпочтительнее всех остальных. Технически он может быть реализован множеством способов: от снятия ограничений на формирование капитала второго уровня банков и выкупа ЦБ банковских облигаций до массового рефинансирования ЦБ кредитов банков компаниям и даже вложений суверенных фондов в «кризисные» корпоративные облигации на нерыночных условиях. Все необходимые приготовления вплоть до инструкций ЦБ по «инфраструктурным облигациям» уже сделаны: о них в Красноярске не говорили (разве что исключительно в своем кругу).
Способ третий, «американский» — массовая временная национализация компаний с госгарантиями по их долгу. Чуть хуже предыдущего варианта, но сравнительно безопасный —
любой владелец частной компании в России осознает, что при чудовищном дефиците госкадров, способных отличить CAPEX от «Тампакса», он в 99 случаях из 100 может рассчитывать на сохранение места топ-менеджера национализированной компании.
Одному проценту не повезет — но альтернативой для него будет не менее обидное невезение в форме банкротства. Этот вариант (вернее, намеки на него) воспринимались в Красноярске как возможное, но допустимое зло: его обсуждали почти публично.
Наконец, четвертый способ, «прибалтийский» — драконовское сокращение госбюджета и госрасходов с одновременным недопущением перераспределения собственности в пользу внешних инвесторов и национализацией платежной системы в одном-двух крупных банках. Это сложнейший вариант для собственников, но сулящий некоторые возможности: в замкнутой системе будет наблюдаться лишь перераспределение титулов собственности среди действующих лиц, но не радикальная смена элиты. Наиболее «праволиберально» настроенные представители бизнеса особенно радовались бы именно этому варианту: он, напомним, отчасти реализован в тех же 1992–1995 годах. Вариант проблемный, но возможный: недаром единственное, что видят позитивного частные собственники в случае занесения своего актива в списки «системообразующих компаний» комиссии первого вице-премьера Игоря Шувалова — минимальную гарантию от легкого перехода прав собственности на него во все еще острые когти UBS, Goldman Sachs и BNP Paribas. Его почти не упоминали: стоимость такой «крыши» всеми оценивалась здраво.
Все четыре варианта не бесплатные, и прежде всего для населения, которое в первых трех случаях в разной степени, но теряет как уровень текущего потребления, так и сбережения. Однако во всех четырех вариантах государство рискует больше. Все они так или иначе предполагают отмену главного завоевания российского чиновничества 2001–2008 годов --– отделения частного бизнеса от государства. Именно это рефреном звучало во всех выступлениях в Красноярске: проблему можно решить только сообща, пора забыть разногласия и работать вместе. Не вышло графа Монте-Кристо, переквалифицируемся в управделами.
Вряд ли проблема надумана: вспомним, что такая же стоила свободы и собственности Михаилу Ходорковскому, в 2002–2003 году едва ли не силой преодолевавшему отчуждение власти от бизнеса. Именно разделение на «своих» и «коммерсантов» стало залогом стабильности режима Владимира Путина с 2003 года: например, о нем писал как о залоге положения госаппарата «сверху» в своем «молении о крюке» бывший глава Госнаркоконтроля Виктор Черкесов, и никто его правоты всерьез не оспаривал. И
любой из четырех вариантов предполагает замену автократии в России реальной, а не вымышленной олигархией — то есть размывание власти.
Помочь — значит поучаствовать, а значит, поделиться ресурсом: зависимость всегда взаимна.
Неудивительно, что Кремль и Белый дом склоняются пока к четвертому варианту как наименее опасному для властной корпорации; но возможности выдерживать его небезграничны, неизбежно принятие элементов из первых трех сценариев. Решение должна принять сама власть, а несвоевременная инициатива и толкание под локоть чреваты раздражением и выводом из игры: «Вот тебя лично решение и не коснется». Наконец, понятно, почему пауза Белого дома в выборе неприлично затягивается. Чем позже бизнес придет к Спасской башне с реальной капитуляцией и заявкой на места в госаппарате, какие дадут, тем меньшим и на лучших условиях Кремлю придется с ним делиться.
А делиться, похоже, все-таки рано или поздно придется. Остановить этот процесс может только бурный рост цен на нефть. Зарубежная активность главного эмиссара Белого дома, Игоря Сечина, показывает: только мировая нефтяная закулиса, если она существует, спасет российскую власть от российского бизнеса, рвущегося в нее на неоспоримых правах побежденного.
