Даже с поправкой на эффект аудитории, которой обычно говорят именно то, что она ждет услышать, очередной Петербургский международный экономический форум оказался на удивление отрадным событием. Разумеется, большая часть произнесенного на нем является декларацией о намерениях, причем произнесенной не в первый раз и с привычной уже уверенностью.
Хотя по сравнению с прошлым годом форум практически не поменял персонального состава, на этот раз предъявлено принципиально другое.
Те же люди — от бывшего первого вице-премьера Дмитрия Медведева до экс-министра экономики Германа Грефа — начали генерировать хоть и спорные, но, по крайней мере, приемлемые для обсуждения идеи вполне либерального толка.
Дело дошло до того, что герою форума первому вице-премьеру Игорю Шувалову, ранее известного читателям деловой прессы почти исключительно в качестве анонимного «источника в администрации президента», пришлось делать оговорку: все, что излагается, на самом деле вовсе не программа действий, а вольные беседы. Программа же, изложенная Медведевым в речи на Красноярском экономическом форуме в феврале 2008 года (а там значительная часть ошибок в экономической политике правительств Касьянова — Фрадкова — Зубкова с 2001 года была изложена в систематизированном виде и в предполагаемом развитии), изменениям не подлежит и должна быть реализована.
Дмитрий Медведев легко мог бы в очередной раз увязать тему Абхазии и Южной Осетии с судьбой сахалинских нефтяных проектов, а через нее перейти к недоверию к русским капиталам в ЕС и, как следствие, к необходимости отказаться от идеи реформирования энергорынка в Евросоюзе (являющих собой в определенной степени развитие идей энергореформы в России). Случая продемонстрировать вину США и Европы в чем-либо Кремль не упускает и после смены руководителя, и
многие услышали в словах президента Медведева о США как о главном виновнике кризиса в финансовой системе в 2007–2008 годов то, что ожидали услышать, – финансовый ура-патриотизм.
Но заявление президента о том, что «экономический эгоизм» государств в своей основе имеет неприемлемую идею «экономического национализма», стоят немалого: вообще-то, были все основания полагать, что форум и будет презентацией новейшей версии «российского экономического национализма» 2008 года под флагом «защиты национальных экономических интересов». Когда же президент твоей страны сообщает, что целью его правительства будет не борьба с негативными последствиями глобализации, а поиск выгод от этого процесса, причем не для государственных задач, но для улучшения благосостояния граждан РФ, — по мне, вызываемые этим эмоции невозможно не считать редким в наших политических широтах либеральным патриотизмом.
И не столь важно изрядное количество неточностей, передергиваний, умолчаний и желания выдать желаемое за действительное в речи Медведева: лиха беда начало. Но начало чего?
Можно объявлять эти соображения наивными, но
показательно, что разгул здравомыслия наблюдался на фоне отсутствия в Санкт-Петербурге председателя правительства Владимира Путина, которого члены его кабинета откровенно боятся.
Не думаю, что основное содержание майского госинформпотока, демонстрация идейного, духовного и прочего единства Путина и Медведева не основано на реальных фактах. Тем не менее именно Путин в статусе первого лица государства в 2000–2007 годах стал символом «жестких решений» персонально: сейчас налицо обратная сторона персональности. И, когда Владимира Путина нет, достаточно заверить присутствующих в уважении к главе правительства и облегченно вздохнуть: можно и поговорить, пока не слышит.
Много ли наговорено в Санкт-Петербурге за эти два дня? Спешу разочаровать: немного. Фактически есть лишь три официальные новости, изложенные Игорем Шуваловым. Первая: государство сократит число госпредставителей в советах директоров компаний с госучастием, заменив их на независимых директоров. Вторая: предстоит существенное урезание списка компаний, не подлежащих приватизации. Третья: государство, доселе весьма равнодушно относящееся к высшему образованию, намерено поддерживать обучение российских студентов в ведущих университетах мира. В целом
происходящее можно сравнить с аналогичными действиями правительства Саудовской Аравии в 80-х, в близких по смыслу условиях нефтяного изобилия.
Как мы помним, в Персидском заливе происходящее отнюдь не привело к чему-либо хотя бы отдаленно похожему на свободную экономику. Тем не менее вектор понятен. Тем более что Игорь Шувалов, а местами и Дмитрий Медведев постарались озвучить, что все это лишь начало некоего большого пути.
Как же обозначен этот путь? Дело не в новом содержании, а, скорее, в акцентах. В частности, в качестве принципа заявлена временность госприсутствия во всех секторах экономики. Впервые официально объявлено о принципиально большей эффективности саморегулирования рынка в сравнении с госрегулированием. Обозначен отказ от идеологии «гонки» валовых экономических показателей России со странами Запада (если не помните, слоган удвоения ВВП от Владимира Путина был призван проиллюстрировать необходимость перегнать Португалию) и переориентацию на показатели уровня жизни в стране. Заявлено о невозможности прямого копирования западного опыта в экономическом регулировании. Указано на то, что госучастие в каких-либо отраслях экономики и социальной сферы считается не обязанностью, а вынужденной, с точки зрения власти, необходимостью. Наконец,
сообщено о возможности власти совершать серьезные ошибки и сказано, что экономические свободы и политические свободы взаимосвязаны.
Правда, о том, как они связаны, договориться толком уже не удалось – тут, видимо, можно было слишком о многом договориться даже в отсутствие Путина.
Мало? Тем не менее не удивительно, что в такой атмосфере глава Высшего арбитражного суда Антон Иванов заговорил о необходимости сокращения госаппарата на 30–40%, а бизнес на вопрос о том, откуда государству нелишне было бы уйти, вообще бесшабашно отвечал: «Да отовсюду», — не очень-то опасаясь, что слова эти будут записаны и, возможно, куда-нибудь подшиты.
Полностью объяснить происходящее исключительно доброй волей нового государя и отсутствием в городе старого затруднительно. Тем не менее помимо банального соображения о том, что иностранным инвесторам желательно нравиться,
вменяемость речей в Санкт-Петербурге имеет и вполне ситуационные объяснения. 2008 год – первый год стагнации нефтедобычи в России, полностью обеспеченной экономической политикой 2001–2007 годов.
Кроме того, 2007 год показал, что экономика страны даже при наличии полутриллиона долларов резерва при нынешней экономической политике способна быть нестабильной и готова к кризисам. Постулат о пользе госинвестиций опровергнут уже первым годом активной практики: бюджетные деньги в ряде случаев не могут быть не украдены, поскольку их физически невозможно тратить в таких объемах, не возвращать же их в казну? Наконец, текущая инфляция на уровне 2003 года – это не совсем то, чего ожидали в Белом доме уже в самом начале пути. Желание прогнозировать светлое будущее до 2020 года все это полностью не отменяет, но к некоторой осторожности обязывает.
Стоит ли в свете вновь открывшихся обстоятельств говорить о грядущей «экономической оттепели»?
Хотя звучит по нынешним временам очень неплохо, не хватает одного: демонстрации того, что происходящее – не государственная программа светлого будущего, а результат конфликтов и компромиссов внутри власти.
Проблема не в отсутствии сколь угодно либеральных идей и не в отсутствии «политической воли» на их реализацию, а в ненадежности и нестабильности курса, определяемого в атмосфере всеобщего согласия во власти. А потому он будет существовать до первых реальных проблем.
Приятно пару-тройку дней поговорить о том, что правительство России вроде бы затеяло движение в правильном направлении. Но о чем-то существенном можно будет говорить лишь тогда, когда тот же Игорь Шувалов позволит себе не сойтись во взглядах с Владимиром Путиным или Дмитрием Медведевым и останется если не правым, то хотя бы при своем мнении. Слова же остаются словами, но заслуживают интереса, тем более что риторика, часто незаметно для самого оратора, определяет если не суть, то хотя бы образ действия.