Цивилизация
Ситуация требует актуализации
Текущие условия — всевозможные санкции, отказ глобального Запада от российских энергоносителей и металлов, неминуемо надвигающаяся мировая рецессия в экономике – поставили под вопрос и будущее глобального процесса декарбонизации. Вероятность достижения целей, прописанных в эпохальном Парижском соглашении по климату (в том числе ограничения повышения среднемировой температуры воздуха в пределах 2 градусов по Цельсию к концу XXI века), по крайней мере к ранее заявленной точке — к 2050 году — становится призрачной. Причем нож в спину этим благим надеждам воткнули те страны, кто ранее бежал впереди паровоза.
Например, потребление угля, от которого совсем недавно все дружно отказывались, снова растет. Причем рост начался еще в 2021 году, до нынешнего геополитического кризиса, и достиг почти 6%, а самые большие темпы были зафиксированы как раз в Европе (плюс 15%) и США (плюс 14%). Расходы на электроэнергию в мире достигнут 13% ВВП уже в этом году, а в ЕС, как прогнозируют аналитики Goldman Sachs, вырастут до 15% ВВП в 2023 году, тогда как по оценкам экономистов, устойчивый экономический рост прекращается при достижении уровня в 10-11% ВВП.
На этом фоне актуальность всей климатической повестки в принципе снижается – согреться бы предстоящей зимой для начала. И множество ранее разработанных сценариев, направленных на достижение углеродной нейтральности к 2050 году, как минимум требуют ревизии, как максимум – полного пересмотра.
Окно возможностей для России
Продукция «Норникеля», как и других металлургов, — основа для энергоперехода, так как «низкоуглеродные технологии гораздо более металлоемкие, чем традиционные», подчеркивает заведующий Научно-учебной лабораторией экономики изменения климата, руководитель департамента мировой экономики НИУ ВШЭ Игорь Макаров.
Например, для электромобиля требуется более 200 кг различных металлов (в пересчете на одно транспортное средство), тогда как на обычное авто с ДВС — около 40 кг. «Развитие электротранспорта, ВИЭ, водородной энергетики и других технологий энергоперехода открывает окно возможностей по наращиванию производства в России редкоземельных, цветных и драгоценных металлов, в том числе для экспорта этой продукции. А декарбонизация в соответствии с целями Парижского соглашения уже к 2040 году приведет к многократному росту спроса на продукцию горно-металлургической отрасли», — уверен Макаров. Спрос на литий, по некоторым расчетам, может вырасти в 42 раза, на никель — в 19 раз, на медь — в три раза.
Многое, впрочем, будет зависеть от темпов развития конкретных низкоуглеродных технологий (например, спрос на редкоземельные металлы — от электромобилей и ВЭС, на литий и кобальт – от электромобилей, на медь – от электросетей и т.д.). При этом главные потребители этих металлов в будущем будут сосредоточены в АТР (с долей не менее 40% в зависимости от металла), прежде всего, в Китае. А Европа станет вторым по объемам спроса потребителем. Так как горно-металлургическая отрасль остается пока еще энерго- и углеродоемкой, ее собственная низкоуглеродная трансформация становится фактором будущей конкурентоспособности. Но в изменившихся условиях компаниям нужно понять, каким путем стоит двигаться и на что тратить деньги в первую очередь.
Фактор неопределенности
По словам вице-президента по работе с инвесторами и устойчивому развитию «Норникеля» Владимира Жукова, геополитическая обстановка внесла огромный фактор непредсказуемости в деятельность всех предприятий российской металлургии. С одной стороны, энергопереход пока что остается огромным стимулом для увеличения добычи «зеленых» металлов: «Но «самосанкции» западных потребителей российской продукции привносят мощный фактор неопределенности».
При этом Европа и США с большой степенью вероятности входят в рецессию.
«Европа – традиционно основной для нас рынок сбыта – теряет свои конкурентные преимущества в части себестоимости электроэнергии и, в принципе, доступа к ней из-за геополитики. Что на руку США и Китаю», – говорит Жуков.
Также в ЕС возникает серьезная проблема по замещению российского газа, который был низкоуглеродным источником топлива. В этих условиях становится очевидным, по крайней мере, временное, но замедление темпов глобальной декарбонизации.
По мнению Жукова, возможны две развилки: как торможение энергоперехода, с пересмотром ранее заявленных целей на среднесрочную перспективу, так и, напротив, принятие более жестких решений и более агрессивное развитие низкоуглеродных технологий для компенсации текущих выбросов от растущего сжигания угля.
«Основные угрозы для горно-металлургической отрасли состоят в введении карбонового регулирования и фискального наказания за продукцию с высоким карбоновым следом. Для «Норникеля» это невысокая угроза, так как у нас самый низкий в отрасли след», – отмечает топ-менеджер.
В этих условиях «Норникель» нацелен на минимизацию т.н. «рисков перехода к низкоуглеродной экономике», от регуляторных (ужесточение климатического законодательства, повышение экологических стандартов и т.д.), до технологических и репутационных. То есть тех, что могут – в зависимости от скорости энергоперехода и декарбонизации мировой экономики – привести к сокращению спроса на продукцию компании в долгосрочной перспективе.
С одной стороны, компании вроде бы можно не волноваться: ее продуктовая корзина чрезвычайно важна для развития «зеленых» технологий. С другой – само производство металлов «Норникеля» должно становиться максимально «зелеными». И хотя низкоуглеродную трансформацию Жуков считает «пока очень дорогой игрушкой», основные потребители – прежде всего, в Европе и США, – требуют от компании соблюдения и высоких стандартов ESG-рейтингов, и внимания к климатическим рискам.
Поэтому ставить высокую планку российским металлургам придется и дальше.
«Мы для себя избрали стратегию, во многом продиктованную нашими покупателями продукции, прежде всего из Европы и США, руководствоваться наилучшей международной практикой, которая диктует очень жесткие стандарты в области ESG», – описал Жуков корпоративные задачи.
В Норильске теплеет быстрее
Актуальность климатической повестки для того же «Норникеля», крупнейшего индустриального игрока в Арктической зоне не только России, но и мира, не снижается и по другой причине. Глобальное потепление в «физическом смысле» не останавливается, а значит, адаптироваться к росту количества и интенсивности отдельных видов экстремальных погодных явлений придется в любом случае. К тому же печально известные события 2020 года доказали, чем чревата недооценка физических рисков, связанных с деятельностью на вечной мерзлоте.
Для «Норникеля» главное в части работы с такими климатическими рисками – это обеспечить непрерывность и безопасность производства. Соответственно, не допускать происшествий, которые могут эту непрерывность нарушить. Тем более что, как показали исследования, проведенные по заказу «Норникеля» учеными из Института физики атмосферы им. А.М. Обухова РАН, физические риски в регионах присутствия компании растут. Средний рост температуры в Норильске составляет плюс 0,6 градуса по Цельсию за десятилетие – то есть, если подсчитать за полвека, то на 69-ой параллели целевой индикатор Парижского соглашения (те самые «не более 2 градусов») уже давно и благополучно провален. Кроме того, выяснилось, что в холодное время года (а оно здесь длится дольше, чем «на материке») выросла и продолжительность периодов с осадками, и высота снежного покрова, и средняя скорость приземного ветра, и, что еще более опасно, средняя глубина протаивания грунтов (с трендом до 15 см/десятилетие).
Если ранее считалось, что в российской Арктике климат теплеет в два-три раза быстрее, чем в среднем по миру, то на самом деле теплеет здесь еще более оперативно. К середине текущего века среднегодовые температуры в Норильске могут вырасти еще сильнее, осадков тоже станет больше, высота снежного покрова в холодный период увеличится на 20-30%, а глубина сезонного протаивания многолетнемерзлых грунтов, особенно в южной части НПР, может вырасти до 2 метров. Более того, в последние годы растут и риски формирования гроз, что для этого макрорегиона когда-то казалось просто немыслимым.
Аналогичные оценки ученые сделали и для других регионов присутствия «Норникеля». Для Забайкалья, где работает Быстринский ГОК, прогнозируется сокращение количества экстремально холодных дней, а для финской Харьявалты – рост количества осадков, в том числе аномальных. Короче, для крупных производств, особенно расположенных в АЗ РФ, адаптация к изменениям климата становится фактором выживания – причем во всех смыслах, не только с точки зрения бизнеса. В этом смысле компаниям нужно найти баланс между долгосрочными благими целями низкоуглеродной трансформации и краткосрочными приземленными приоритетами, в том числе и в климатической сфере. Это нужно, чтобы более грамотно перераспределить финансовые потоки и тратить деньги именно на то, что действительно необходимо. При этом очевидно, что достигнуть целей Парижского соглашения в таком случае будет крайне сложно, как минимум в самом амбициозном варианте (ограничить потепление на планете 1,5 градусами).
Исходя из этих оснований, ученые из Института народнохозяйственного прогнозирования РАН изучили порядка 190 публичных сценариев будущего от различных авторитетных экспертных групп и разработали для «Норникеля» три сценария развития мировой экономики и изменения климата на горизонте 2050 года. Из них только первый – его назвали Rapid Transition – предполагает рост температуры в пределах 1,7 градуса по Цельсию, что формально соответствует достижению Парижского соглашения. Однако вероятность этого сценария оценивается всего лишь в 25%.
В самой компании склоняются ко второму сценарию – он назван Sustainable Palladium, его вероятность в «Норникеле» оценивают в 70%. В этом случае фокус развития будет направлен на сохранение текущих социально-экономических и технологических тенденций. В целом, как видно по параметрам «зеленого будущего», нарисованного «Норникелем», дивный новый мир даже в 2050 году, как ни старайся, все равно еще будет далек от полной углеродной нейтральности. Особенно, конечно, если все пойдет по третьему сценарию, названному Global Growth. К счастью, его вероятность оценивается еще ниже – в 5%.
По словам Жукова, хотя в «Норникеле» и считают второй сценарий ориентиром для собственной климатической стратегии, важно периодически актуализировать всю повестку. Он также отметил чрезвычайную дороговизну низкоуглеродной трансформации экономик, причем при любом развитии событий. Так, по недавним оценкам журнала The Economist, для декарбонизации только в АТР на горизонте 2050 года необходимо порядка 26-37 трлн долларов. А премьер-министр Индии Норендра Моди недавно оценивал потребность свой своей страны, и всего до 2030 года, в 1 трлн долларов.
Ограничения энергоэффективности
Сценарии развития с попаданием в цель «двух градусов» считают малодостижимыми и в НИУ ВШЭ, правда, все они разработаны до 2010 года. Свои наработки ученые базировали на оценках МЭА. Даже наиболее амбициозный сценарий «Зеленой перезагрузки» предполагает выход на траекторию потепления в 2-2,5 градуса по Цельсию к концу века. И это несмотря на интенсификацию развития климатической повестки, ужесточение целей по декарбонизации и развитие углеродного регулирования, в том числе трансграничного. А при наиболее негативном развитии событий возможна и полная остановка «зеленой экономики», с потеплением выше 3 градусов, ростом доли ископаемого топлива в энергобалансе и отсутствием кооперации развитых и развивающихся стран.
Впрочем, при любых сценариях магистральное направление для горно-металлургический отрасли понятно. Металлургия, и это не тайна, не только одна из отраслей, которая сделает энергопереход в принципе возможным, но и один из главных эмитентов выбросов парниковых газов. Так, в мире на выбросы от производства стали, алюминия, никеля, меди и кобальта приходится порядка 13,5% (или 4,5 млрд тонн СО2-экв.), в России – на долю черной и цветной металлургии – уже 28% такой эмиссии. Поэтому ключевой фактор конкурентоспособности – снижение углеродоемкости производства.
У российской горно-металлургической отрасли, уверен Владимир Жуков, в этом плане есть ряд преимуществ – низкая себестоимость выпускаемой продукции, хорошая и долгосрочная рудная база, относительно современные и эффективные производственные мощности, большая доля энергопотребления, основанного на источниках с низким углеродным следом (ГЭС, АЭС, газ). Так, российский алюминий уже сейчас «зеленее» китайского, поскольку практически все заводы по его производству расположены в Сибири и связаны с ГЭС. А углеродный след «Норникеля» – один из самых низких в мире, так как собственная генерация компании базируется на ГЭС и газовых ТЭЦ. По итогам 2021 года общая доля потребления электроэнергии из ВИЭ предприятиями «Норникеля» достигла 47%, что выше аналогичного показателя 2020 года на 1%.
Тем не менее, так как большая часть выбросов в отрасли приходится не на само производство, а на потребление энергии, что делать – понятно: снижать энергоемкость. Способов много – от перехода на более чистые источники энергии (с угля на газ, а потом и на ВИЭ) до повышения энергоэффективности и использования технологий улавливания и хранения углерода (т.н. CCS).
При этом мероприятия, направленные на повышение энергоэффективности, которые хоть и не дешевые, но все же дают какой-то ощутимый экономический эффект, способны внести лишь ограниченный вклад в общее снижение парниковых выбросов. «Если взять за сто процентов, то это 5-10 процентов. Остальное же – это технологии CCS, «зеленый водород», другие инновационные технологии, но все они стоят очень дорого. И в текущих непростых финансовых и других условиях мы вынуждены такие проекты временно подвесить», – говорит Жуков. При этом он добавляет, что еще год назад в компании «задумывались» о возможном приобретении ряда низкоуглеродных технологий.
В целом, по словам заведующего Научно-учебной лабораторией экономики изменения климата, руководителя департамента мировой экономики НИУ ВШЭ Игоря Макарова, на горизонте до 2030 года скорость и направление процессов декарбонизации и в мире, и в России будет во многом определяться скоростью восстановления мировой экономики и общем уровнем конфликтности в международных отношениях, в том числе жесткостью антироссийских санкций.
По мнению Владимира Жукова, в текущих условиях государственная экологическая и климатическая политика должна стимулировать достижение национальных приоритетов – сокращение выбросов загрязняющих веществ в атмосферу и объемов захоронения отходов на полигонах («потому что это просто хорошо для экологии»).
«В части климатической повестки, абстрагируясь от глобальной, у нас есть свои прагматические задачи: все, что касается зданий и сооружений, расположенных в зоне вечной мерзлоты, с риском обрушения и деформации; замещение высокоуглеродных (угля, мазута) низкоуглеродными источниками топлива – это более чистые выбросы; получение выгод от глобального энергоперехода в части поддержки роста производства зеленого сырья и развития внутренних технологий, которые можно использовать для продажи продукции на мировой рынок, где возможно. К примеру, батареи», — заключает Жуков.