Цивилизация
— Политика регулятора с приходом Эльвиры Набиуллиной стала более жесткой. Особенно это проявилось прошлой осенью, когда были отозваны лицензии у многих крупных банков, в том числе Смоленского. Еще незадолго до отзыва лицензии вы были и председателем правления, и совладельцем Смоленского банка. У вас была значительная доля в банке — 30,6%...
— Маленькие доли были на предприятиях, если по совокупности — порядка 35%, и 100% банка «Аскольд». Накануне отзыва лицензии, в рамках мероприятий по спасению, я продал свою часть.
— Как вы пришли к решению о продаже? На вас надавили? Или вы сами решили, что надо продавать?
— Губернатор Смоленской области Алексей Островский в открытой форме делал заявления, что я для него — фигура нежелательная. Это создавало нервную атмосферу и, конечно, было плохо для банка.
Я продал банк людям, которые, с одной стороны, не вызывают у губернатора такого отторжения. С другой стороны, они обладали реальной возможностью быть полезными. И как только я вышел из капитала банка, губернатор начал говорить, что пытается его спасти. Несколько дней спасал. Когда не получилось, сказал, что делал все возможное, потому что банк важен для области.
— В банке находились бюджетные деньги? Что с ними стало?
— В рамках конкурсного производства будут получать их теперь, как и все. В Смоленске мы были доминирующим банком.
— В какой момент все пошло не так?
— Ключевым событием стал отзыв лицензии у Мастер-банка. Мы были крупнейшим клиентом в его процессинге, и у нас был сильно развит розничный сегмент. В день отзыва лицензии у Мастер-банка в Смоленске была выплата аванса — и остановился процессинг. Кто-то не смог заплатить в гостинице, ресторане, где-то еще. Люди предъявляли вполне обоснованные претензии. Мы, как могли, это сглаживали. Сейчас история повторяется с банками «Россия» и СМП. Они теряют клиентов, но ЦБ пообещал помогать им с ликвидностью. У нас такой поддержки не было.
— При вашей значимости для региона очень странно, что Центральный банк вам не помог.
— Мы просили выделить нам стабилизационный кредит на 8 млрд руб., этого хватило бы с запасом. Нас выслушали, более того, нас приглашали на совещания в Комитет банковского надзора, где мы объясняли ситуацию. Потом выделялись деньги и побольше, но тогда доминировало мнение, что нет экстренной необходимости банки спасать.
— Какая доля вашего бизнеса строилась на работе с аффилированными компаниями?
— Мы такими категориями не оперировали. У нас были инвестиционные проекты банка — треть от активов, Центральный банк разрешает 25% от капитала. Но бизнес собственников и инвестиционные проекты банка — несколько разные вещи. ЦБ боится, что собственники порушат банк ради своего бизнеса. У нас все инвестпроекты в банке и остались. Конечно, ими нужно было управлять, и поэтому тоже мы предлагали нас спасать: проекты мы не успели доделать, и только поэтому они стоят мало. Мы инвестировали в строительство, дороги, сельское хозяйство, немного в энергетику.
— Банки, которые были на процессинге у Мастер-банка, через две недели перешли в Сбербанк. Почему нельзя было сразу «пересесть»?
— У Мастер-банка был лучший процессинг, он специализировался на обслуживании банков. А у Сбербанка не было настолько теплых отношений с Visa и MasterCard, и он не подключал другие банки. Да, Сбербанку тоже нужно получать сертификацию в международных платежных системах, на это потребовалось время. Он поднял мастербанковский процессинг, но это было полуручное решение. Мы знали о рисках работы с Мастер-банком, поэтому два года назад начали проект по переходу на свой процессинг и почти его закончили, но чуть-чуть не успели.
— Во сколько вы оцениваете стоимость реализации проекта по переходу на свой процессинг для банка первой-второй сотни?
— Где-то в 1,5 млн евро. Если спросите любой другой банк, оценят в 5 млн евро. Мы умеем очень экономно это делать. У нас все было готово: техническое оборудование, необходимые лицензии и разрешения, устройства для эмбассирования карт. На 20 января был намечен запуск.
— Расскажите, какие события в банке непосредственно предшествовали отзыву лицензии?
— У нас возникли проблемы с ликвидностью в конце ноября. Я до последнего момента считал, что мы их преодолеем. И когда проблемы с ликвидностью стали явными, у нас наступила остановка платежей. Если банк не может выполнять обязательства, за этим следует отзыв лицензии.
— Когда завершилась последняя успешная проверка ЦБ?
— Накануне отзыва лицензии в банке находилась проверка. На 1 ноября баланс был проанализирован, оказалось, что в банке относительно небольшие резервы. ЦБ попросил доначислять — мы сделали. Ограничивающих предписаний не было.
— По вашим словам, события развивались стремительно, но вы тем не менее успели продать свою долю, а это занимает какое-то время.
— Доля была продана таким образом, чтобы согласование с ЦБ не требовалось, — менее 10% в одни руки. Поэтому во многих банках акционеры владеют пакетами по 9,95%. Лично я считаю это анахронизмом: тот самый случай, когда схема легко обходится, ничего не добавляет к надежности, но позволяет зарабатывать большому количеству людей, которые специализируются на подготовке фирм, способных быть участниками банка.
— Раньше мысли о продаже банка у вас не появлялись?
— Разговоры велись давно, просто мы хотели продать маленькую долю, а пришлось большую. Не из-за внутренних проблем, в Смоленском банке ликвидность даже в 20-х числах ноября (за три недели до отзыва лицензии.—«Газета.Ru») была в пределах нормы, а до отзыва лицензии у Мастер-банка она была избыточной. Как и многие банки сейчас, мы искали стратегических инвесторов, которые бы с нами работали и в тяжелое время. Мы ожидали, что будет тяжелое время для банков.
— Вы продали долю, условно говоря, за рубль?
— Условно говоря, да. В данном случае очень дорого стоит возможность спасти ликвидность. Вот так, я хотел так сделать.
— Перед отзывом лицензии у многих банков появляется новый собственник, какие на это бывают причины?
— Бывший акционер пытается избежать ответственности или юридической волокиты. Иногда инвестор пытается спасти банк. Но сейчас распространено явление, когда банк выбирает несколько вкладчиков, говорит: уважаемые, вы имеете счастье стать собственниками банка, поздравляем вас с этим. Отказываться нельзя: если вы попросите свой депозит, банк не сможет его отдать. Обычно договариваются, что вкладчики временно не забирают вклад и получают долю в капитале по символической цене.
— На что они рассчитывают? Вернуть свой вклад или просто поиграть в банкиров?
— Многие хотят поиграть в банкиров. Нехватка ликвидности не означает отрицательный капитал или отсутствие активов. Поэтому банкиры стараются объяснить клиентам, что у них все хорошо и депозит они отдадут потом.
— После отзыва лицензий в банках часто обнаруживаются «дыры», и часто впоследствии цифра увеличивается…
— В зависимости от того, кто ее озвучивает (АСВ или ЦБ) и кому какую цифру выгодно давать. А еще часто после отзыва лицензии активы портятся, потому что заемщики-юрлица уходят от выплат по кредитам.
— У вас с Центробанком были разногласия в подсчетах «дыры»? Вы можете обнародовать эти цифры?
— ЦБ объявил, что в Смоленском банке не хватает 5 млрд руб., что стало основанием для банкротства. Этот факт акционер Сергей Сенин (владел 12,7% акций) оспаривает, он говорит: посмотрите, вы на этот актив начислили резерв 100%, значит, он ничего не стоит. Но есть даже люди, которые хотят его купить за 100 млн руб. Как вы пишете, что он ничего не стоит? Значит, вы тут неправильно посчитали. А есть еще второй актив, есть покупатели, он тоже что-то стоит. Значит, ваша система неправильная, вы неправильно оценивали активы.
— Как мы вообще пришли к тому, что сейчас называется банковским кризисом, кризисом доверия к банкам?
— В разные периоды времени риторика по отношению к банкам сильно различалась. Раньше ЦБ за малейшую провинность немедленно отзывал лицензию, и рынок это не шокировало. Говорить о банковском кризисе начали с нас (13 декабря были отозваны лицензии у трех крупных банков — Смоленского, БПФ и у Инвестбанка. — «Газета.Ru»). На Мастер-банк оказались завязаны другие банки, и это вызвало тот эффект, которого люди, принимающие решения, не ожидали. И после этого риторика поменялась: появились законопроекты о введении уголовной ответственности за распространение слухов. Когда про нас такие сведения распространялись, никто не ожидал, что это может привести к системным проблемам.
— Среди крупнейших банков (скажем, топ-30 по активам) есть те, в отношении которых, на ваш взгляд, может быть принято решение об отзыве лицензии или санации?
— Если взять любой банк сейчас (может быть, за рядом специальных исключений), отозвать у него лицензию по принципу Мастер-банка за один день, то результат через месяц получится такой же. Будет объявлено, что у него вот такая «дыра» в капитале, причем в среднем как у тех, у кого лицензия отозвана раньше. Все банки находятся примерно в одинаковом состоянии.
— Что вы думаете о создании национальной системы платежных карт (НСПК), она когда-нибудь сможет стать полноценным конкурентом Visa и MasterCard?
— Visa и Master Card десятилетиями занимаются денежными потоками, там работают лучшие в мире специалисты. Когда-то, когда я предлагал клиентам карты, то говорил, что без них не обойтись за границей. Не знаю, как бы я агитировал за пластик НСПК.
— Как вы оцениваете перспективу организации операторами Visa и MasterCard платежной инфраструктуры в России?
— Дата-центр — это некое количество стоек с компьютерами. Потреблять будет 20 мегаватт электроэнергии. Построить его можно, но с какой целью? Принадлежать он будет Visa.
— В соответствии с риторикой властей на нашей территории операторы не смогут прекратить транзакции, и это даст надежность.
— Кажется, в Саратовской области существует ракетная часть, в которой за неуплату отключили свет, и командир части послал разведроту в энергокомпанию, включил рубильники и поставил часовых с оружием. Но вы же с дата-центром так не сделаете! Ну и что, что он на нашей территории? Оно заманчиво, конечно: будут заняты наши люди, потребляется наша энергия, мы начинаем приобретать опыт строительства и эксплуатации дата-центров, у нас появятся системные администраторы, которые в этом разбираются. Суммарно для экономики это хорошо.
— Сейчас вы бы пошли в банковский сектор работать, можете представить себе такую ситуацию?
— Приятно работать в отрасли, которая находится на подъеме. Твои ошибки нивелируются ростом рынка. А когда отрасль падает, инвесторы из нее выходят. Сейчас у нас стремительно кончаются идеи, как банковская система будет расти. Маржа по корпоративному блоку почти нулевая уже, дальше ей падать некуда, а расти тоже оснований нет.
— Ипотека?
— В ипотеке у нас маржа практически нулевая, она без каких-то чудес работать не может. Вот был очень хороший драйвер — потребительское кредитование, где маржа большая и рынок растущий. Но теперь вместо рынка растет просрочка, перспективы больше нет.
— А если в процентах, маржа в 5% будет в целом по банковскому бизнесу?
— В среднем 2%, если не меньше. По многим продуктам она еще и отрицательная. Еще есть административные расходы, их нужно включить в себестоимость. Возникает вопрос: банк — это дорогое заведение? Там люди зарплату большую получают, аренда, бонусы. Иногда это компенсируется комиссиями, но не всегда. Поэтому любят говорить «прямая маржа», т.е. не включая все расходы, а включая только ставку привлечения и ставку размещения.
Чем банк отличается от магазина? В магазине вы сегодня что-то купили, завтра продали дешевле, чем купили, — сразу видно, денег нет. А в банке можно годами существовать, проедая себя, работая в убыток, и этого никто не заметит. Многие так и делают.
— Ужесточение регулирования, переход на Базель III для крупнейших банков способствует тому, чтобы банковская система становилась крепче?
— Базели определяют, какой размер резервов нужно держать под разные кредиты, чтобы банк не обанкротился. Но одно дело — считать живые деньги, другое дело — считать некие вероятности. Впрочем, сейчас о базелях уже никто не говорит — лишь бы сохранить ликвидность.
— А как вы думаете, после вступления в должность главы ЦБ Эльвиры Набиуллиной регулятор движется в правильном направлении?
— Я помню времена, когда банковская деятельность практически никак не регулировалась. Когда проверялись лишь качество сургуча на печати и почерк в кассовой книге: не вылезло ли что-нибудь за поля. С тех пор Центробанк проделал большой путь. Но до совершенства еще далеко. Все банки, у которых сейчас отозваны лицензии, незадолго до этого прекрасно сдавали баланс и проходили проверки. Это означает, что у нас есть излишний формализм. Резервы начислены согласно методике, но, когда начинаешь кредиты получать, выясняется, что мы начисляем резервы, которые, по сути, неправильные.
— В ЦБ об этом не подозревают?
— Часто те сотрудники ЦБ, которые начисляют резервы, сами знают, что они только формально правильные. Примеров формализма регулятора очень много. Например, запрет покупать векселя маленьких компаний: у нас на балансе был вексель дочки «Росатома», который прекрасно погасился, но пришлось досоздавать резервы. Или залоги по кредитам: для банка они могут уменьшать резерв на свою стоимость. Но были случаи, когда залога не хватило, поэтому ЦБ постановил уменьшать резерв только на 50% стоимости залога. Так почему именно на 50%? Есть товары, которые при дисконте в 10% будут проданы моментально. Например, нефтепродукты или автомобили новые — чем мы занимались. А есть такие, которые и на 80% подешевеют, и их еле возьмут. Например, коллекция одежды итальянских мастеров. Банк бы поставил на нее дисконт 80%, а на машины — 20%, но так нельзя. Вот из-за этого проблемы в банках постепенно возникают.
