Цивилизация
— Ощущается ли в Сербии влияние кризиса еврозоны?
— Конечно, мы чувствуем негативный эффект от кризиса еврозоны, так как 58% экспорта Сербии ориентировано на европейский рынок. И второй негативный фактор: стало гораздо меньше инвестиций, и банки стали ощутимо менее активны.
Поэтому мы создали новую модель развития экономики. Она базируется не только на сотрудничестве с ЕС, но и на расширении экономического взаимодействия с восточными странами, такими как Россия, Китай, страны Персидского залива и Турция.
Эти страны сейчас куда привлекательнее для инвестиций, чем страны ЕС, которые обеспокоены своими внутренними проблемами.
— Видите ли вы риск распада ЕС?
— Серьезной угрозой для ЕС может стать то, что среди стран-членов нет единства в осознании необходимости общей налоговой политики и наднационального банковского союза. Невозможно достичь экономической интеграции при общей валютной политике, но без единого налогового и банковского надзора. Если в этих вопросах ЕС удастся достичь успеха, то союз останется хорошим институциональным механизмом, если нет, то проблемы только возрастут.
— Какие выводы вы сделали из кризиса? Стоит ли всем европейским странам стремиться к введению евро?
— Мы думаем, что лучше иметь национальную валюту. Любая (европейская) страна должна стремиться к стандартам ЕС — низкому бюджетному дефициту, низкой инфляции и низкому госдолгу.
Но это не означает, что страна обязательно должна иметь одну валюту, ведь таким образом она потеряет гибкость своей внутренней монетарной политики. Так что мне более близок подход Великобритании, когда они не захотели принять евро как единую валюту.
Потому что в экономической политике существуют два важнейших инструмента: налоговый и монетарный. Если мы теряем один из них, экономика становится более уязвимой. Возьмем, например, Черногорию, где официально введен евро. Они оказались гораздо более подвержены внешним шокам. Страны с национальной валютой зафиксировали рост инфляции, но оказались более социально устойчивыми. Что касается лично меня, то подталкивать Сербию к вступлению в еврозону в ближайшее время я не буду.
— Великобритания выступает против банковского союза. Поддерживаете ли вы ее и в этом?
— Формально, мы кандидаты на вступление в ЕС, и к середине года мы начнем переговоры на эту тему. Но не думаю, что дискуссия будет скоротечной. Процесс разрастания ЕС будет затормаживаться из-за кризиса. Принять стандарты ЕС, которые будут для Сербии выигрышными, будет правильным решением. Но нам бы хотелось избежать растущей бюрократии, которая стала причиной последних решений ЕС. В последние годы ЕС принес в жертву эффективность и развитие в угоду введению бюрократических порядков. Я считаю, что в кризисное время гибкость — необходимое условие существования.
— Сербское правительство заявляло о возможном пересмотре результатов приватизации. Как это может происходить?
— Нам поступали жалобы, что в некоторых случаях в ходе приватизации использовались коррупция и подкуп. Поэтому государство обязано провести расследование, было ли это на самом деле. Это законные процедуры, но масштабного пересмотра не будет. В целом мы считаем, что приватизация — полезный процесс, если компаниями управляют эффективные менеджеры. Все зависит от конкретных людей — их знаний, умений.
— Недавно между нашими странами было подписано соглашение о выдаче Сербии кредита на $800 млн. Существуют ли еще потребности в финансировании?
— $800 млн — это кредит, предоставленный на развитие сербских железных дорог совместно с российскими строительными компаниями. В пятницу (11.01) мы начали переговоры с министром финансов (России) Антоном Силуановым о межгосударственном кредите в $1 млрд для финансирования бюджетного дефицита. Всего потребности в финансировании Сербии на этот год составляют 4,5 млрд евро. Из них 3 млрд мы планируем занять на международном рынке, а остальные на внутреннем. На 2 млрд мы выпустим евробондов и еще 1 млрд евро получим непосредственно от России. С Силуановым мы пришли к пониманию, что наши технические команды должны оформить сделку до конца этого квартала. Надеемся, что первый транш сможем получить уже во втором квартале. Также мы рассматриваем возможность выпуска дополнительных облигации в российских рублях на российском рынке на $250 млн. Плотно работаем сейчас с банком ВТБ, который был нашим консультантом вместе с Deutsche Bank и HSBC, когда мы выходили на рынок евробондов. Мы обсуждаем ставки и условия (по рублевым бондам), и если увидим, что они окажутся лучше, чем условия по евробондам, то попробуем и такой механизм.
— Все 4,5 млрд — это дефицит бюджета?
— Нет, помимо покрытия дефицита сумма включает рефинансирование госдолга и прочие потребности страны. Для покрытия дефицита бюджета нужно $1,5 млрд.
— Что касается еще одного вопроса, касающегося наших стран: какой экономический эффект вы ожидаете от реализации «Южного потока?»
— Это очень важный проект для всего региона. До конца месяца мы примем закон, присваивающий проекту статус национального. Работа должна проходить без бюрократических проволочек, экспроприация земли должна пройти максимально быстро. Проект даст нам больше безопасности в поставках природного газа. Также будем получать выплаты за транзит, а строительство повлияет на рост ВВП.
— Вы говорили, что собираетесь привлекать инвестиции крупнейших российских банков. О каком сотрудничестве идет речь?
— Два крупных российских банка — Сбербанк и ВТБ — уже работают в Сербии. Я встречался с их менеджментом, чтобы обсудить поддержку промышленных предприятий. ВТБ готов финансировать инвестиции в развитие Уралвагонзавода, если те захотят приобрести сталелитейный завод в Смедерово. Мы также видим, что существует интерес к машиностроению.
— Как вы относитесь к тому, что Косово признано членом ЕБРР?
Они уже члены МВФ и Всемирного банка, так что тут нет ничего неожиданного. От нас это не зависит. Сейчас мы не так много внимания обращаем на форму, а скорее работаем над содержанием. В первую очередь мы стремимся повысить стандарты жизни сербов, живущих в Косово.
