Если бы немцы окружили и уничтожили силы, которые принимали участие в этой операции Красной Армии, вывели из строя командование, то… даже думать страшно, но то, что сейчас похоже на кошмарный сон или сюжет фантастического фильма, тогда было более вероятным сценарием, чем победа русских: Германия всерьез рассчитывала на скорый разгром большевистской России. Этого же ожидали союзники СССР.
Освободившиеся с Восточного фронта, получившие массу ценного боевого опыта и пополнение части Вермахта могли быть направлены против Великобритании, а затем в США.
К началу контрнаступления под Москвой немецкие войска значительно превосходили советские по численности солдат (1,7 млн против 1,1 млн человек), танков (1170 против 774) и орудий (13500 против 7652). Печально слышать рассуждения про то, что победа была одержана за счет «забрасывания трупами», исключительного гения Сталина, специфики русской зимы, чудесного заступничества святых и тому подобного.
Реальность же такова, что эти 1,1 млн воинов и многие другие советские люди сумели вместе сработать лучше, чем сработали немцы. Полководцы умудрились не угробить свежие боевые части и технику в котлах и не утратить инициативу. Войска получали провиант, боеприпасы, медпомощь. Все это, в первую очередь, колоссальный совместный труд.
Но, кроме масс, конечно, были и конкретные люди — миллион уникальных человеческих судеб, каждая из которых достойна быть рассказанной потомкам.
Мне повезло побывать в гостях и побеседовать с человеком, который в декабре 1941 года одним из первых поднялся в полный рост из окопа и повел людей в атаку. Яков Дмитриевич Кузнецов был командиром стрелковой роты 142-го полка 45-й дивизии. Его подразделение закрепилось в районе подмосковного города Кимры.
К этому декабрьскому дню 25-летний Кузнецов уже прошел невероятный по трудности и удаче боевой путь, достойный экранизации, но только — качественной.
Ночью 22 июня 1941 года рота, в которой он был политруком, ночевала в палатках, всего в нескольких километрах от границы с фашистской Германией в Литве. Они дали немцам бой вместе с пограничниками. В тот же день Кузнецову пришлось возглавить роту после гибели командира. Его полк удержал позиции под бешеным натиском немецких штурмовых подразделений, но был отрезан от тылов и потерял связь с дивизией.
Командир стрелковой роты 142-го полка 45-й дивизии Яков Кузнецов
Из личного архиваОтступление осложнялось, мягко говоря, недружелюбным отношением к красноармейцам жителей Литвы. «Запирали колодцы, чтобы мы не могли набрать себе воды. Про хлеб и разговора не было», — вспоминал ветеран. Сразу же образовались литовские фашистские формирования, участники которых вылавливали, мучили и бросали полумертвыми советских солдат. «Некоторые, кого мы находили по пути, просили их добить», — говорил Кузнецов.
До Полоцка из этого первого окружения он сумел вывести 50 человек. До начала же войны в его роте было 135 солдат. Настоящий ад ждал Кузнецова впереди, когда его продолжавший отступать полк попал в овраг, который простреливался немцами с двух сторон. Там была бойня, из которой удалось выбраться живыми только Якову Дмитриевичу и еще 12 красноармейцам.
Кузнецов остался командиром роты. Его 142-й полк занял позицию на Калининском фронте под Осташковым. Здесь Якова Дмитриевича едва не расстреляли, после того, как его роту выбили с высоты, которую они держали.
«Солдаты за меня заступились и вместе мы вернули высоту, ударив с флангов. В роте всего 44 человека осталось, но нас усилили людьми, пулеметами и даже одним минометом», — рассказывал боевой офицер. Этот случай Кузнецов запомнил на всю жизнь, хотя ни он и никто другой наград за это не получил, да и саму высоту потом все равно оставили, так отступать еще пришлось далеко: сначала к Калинину (нынешней Твери), а потом и к Кимрам.
Просто невероятно, как Якову Дмитриевичу удалось пережить все то, что ему выпало. Контрнаступление под Москвой хоть и было успешным, но и стоило немало жизней, тем более ротных командиров. Немцев отбросили на сотни километров от столицы и теснили до 30 марта 1942 года. Однако для их полного разгрома советским воинам предстояло еще совершить невозможное в Сталинграде и на Курской дуге.
Кузнецов же дошел до Берлина и, уже будучи комбатом, написал свои фамилию, имя и отчество на Рейхстаге.
Вторая, но уже совсем другого рода битва за Москву, Якову Дмитриевичу предстояла после возвращения с фронта. Кузнецов, как киношный Шарапов, пришел работать в милицию, начальником одного из отделений в самом центре города.
Обстановка, по его словам, была весьма напряженная. Приходилось не только карманников ловить, но и грабителей, которые открыто обирали граждан у метро. Время было такое, что ценность для воров представляли даже обычные предметы одежды. Вспоминать о тяжелых боях, рефлексировать и горевать о потерях ни у него, ни у других служивших с ним фронтовиков, времени особо не было.
Мне очень запомнилась обстановка в квартире Кузнецова рядом с Кутузовским проспектом, вернее, какая-то простота ее убранства. Я беседовал с Яковом Дмитриевичем за три года до того, как его не стало. Кузнецов скончался 23 февраля 2016 года в возрасте 101 года. Весьма символично. Вспоминая о нем, я всегда представляю молодого, но уже порядком испытанного войной командира, стоящего с поднятым к небу пистолетом над окопом с солдатами. Такие люди победили.