Цивилизация
Россия и Китай 25 июня в рамках визита президента Владимира Путина в КНР намерены подписать соглашение о защите интеллектуальной собственности в сфере ракетных технологий. Китай известен своим мастерством копирования чужих разработок, в том числе и российской военной техники. Активно выпускают подделки еще советской техники и ряд стран Восточной Европы, часто это делается без соответствующих разрешений. В то же время, например, Индия требует при закупке российского вооружения лицензию на его производство на своей территории, а значит, перенимая технологии, рано или поздно может стать конкурентом России на мировом оружейном рынке. Накануне визита президента России в Китай, совпавшего с российским Днем изобретателя и рационализатора, «Газета.Ru» побеседовала о проблемных вопросах с членом президиума центрального совета Российского общества изобретателей и рационализаторов, бывшим начальником управления Минобороны по интеллектуальной собственности, военно-техническому сотрудничеству и экспертизе поставок вооружения и военной техники Олегом Ващенко.
— Олег Александрович, какова сегодня ситуация с изобретением и внедрением инноваций в военной сфере?
— Минобороны — ключевой заказчик наиболее передовых и технологических разработок. Здесь работа построена иначе, чем в Минпромторге или Минобрнауки, где главное найти применение технологической или научной разработке, внедрить ее и оправдать расход бюджетных средств. Как таковой задачи по внедрению у Минобороны нет. Все построено на плановой основе: НИР — ОКР — опытный образец — серийно выпускаемая военная техника. Это прописано в программных документах — Государственной программе вооружений – 2020, гособоронзаказе на определенный год, например ГОЗ-2016. Исходя из этого, внедрение инноваций для Минобороны состоит в задаче оптимально использовать наработанное до введения в конечный продукт. Также есть задача повторного использования военных разработок полностью или частично для производства гражданской продукции и продукции двойного назначения без нанесения ущерба обороноспособности страны.
— Тяжело изобретателю в России получить патент и защитить свою разработку? Сколько это стоит?
— Пошлина, по-моему, стоит 5200 рублей, форму заявки можно найти на сайте Роспатента. По медицинскому учебнику нельзя стать врачом, так и в вопросе патентования необходимы профессиональные навыки. Есть патентные поверенные, чтобы оформить заявку на патент они берут от 50 до 70 тысяч рублей, но они сосредоточены в Москве. А можно прийти во Всероссийское общество изобретателей и рационализаторов (ВОИР), имеющее массу региональных представительств, где для членов общества оказывается безвозмездная профессиональная помощь. Возрождение этого общественного движения даст возможность улучшить ситуацию в каждом отдельном регионе.
— Недавно говорилось о планах повышения уровня поощрений военным изобретателям.
— Это я ранее говорил в части планирования Минобороны. Но, к сожалению, у нас не увеличился фонд поощрений. Экономика повлияла, а также нет четкого соотношения между приносимыми доходами бюджета и затраченными деньгами.
Если бы 10% от средств, получаемых от лицензионных платежей Минобороны, например от 2 млрд рублей, отдавали на поощрение изобретателей и внедрение их идей — был бы взрыв. Но это не реализовалось,
потому что существует система финансирования «единой казны», деньги поступают в доход государства, а выделение идет по смете, а когда она формируется, деньги направляются на наиболее важные направления.
— Планировалось к 2018 году создать единый банк данных о разработках для военных и других госструктур, с разными уровнями доступа к результатам интеллектуальной деятельности. Каков статус проекта, как это будет работать?
— Совершенно верно, такая работа проводится в рамках выполнения майских указов президента под контролем правительства. Курирующим ведомством определено Минобороны. Если не ошибаюсь, она сейчас на этапе технического проекта, прорабатываются нормативные документы: каким образом осуществлять доступы к этой базе данных. Идеология такова, что за получением информации, которую вложили в эту базу данных, сможет обращаться практически каждый зарегистрированный пользователь. Предполагается, что первоначальный заказчик (ведомство, разместившее информацию) знает, какие его данные открытые, а какие закрытые.
— Сможет ли получить доступ к этой базе эдакий «юный Кулибин» или же это только для министерств, ведомств и институтов?
— В конечном итоге такая цель есть в части открытой информации.
— Существует законопроект о защите интеллектуальной собственности в гособоронзаказе. Какова его конечная цель?
— Есть предложение по проработке изменений в главу 77 «Единые технологии» части 4 Гражданского кодекса о том, чтобы по возможности использовать в каком-то виде основной элемент «интеллектуалки» — конструкторскую документацию. Я думаю, что не один год еще пройдет, пока его примут, это сложная работа. Есть заинтересованность высокого уровня руководителей, идет обсуждение. Эти изменения в законодательство не будут касаться конкретных изобретателей.
У нас в Гражданском кодексе достаточно хорошо проработаны вопросы по «интеллектуалке» на уровне лучших мировых тенденций юриспруденции. Однако применение этого законодательства в России очень плохо адаптировано — элементарно изобретатель не может достучаться до внедрения.
До конца не урегулированы отношения по всей вертикали: государство, госкорпорации, головные исполнители, соисполнители и далее вниз. Ни у кого из этих структур нет четкой поставленной государственной задачи работать с изобретателями. Сложилась парадоксальная ситуация, когда все говорят про инновации, в каждом субъекте РФ создан департамент по инновациям, на каждом предприятии есть заместитель директора по инновациям и так далее, но все забыли, что инновация — это введение в хозяйственный оборот некоего продукта, созданного на основе изобретения, имеющего правовую охрану.
Раз у нас с изобретателем вообще не работают, получается, что у него нет вариантов что-то делать лучше — изобретатели фактически немотивированы.
Введение постановления правительства 2014 года №512 о выплатах за служебные изобретения предполагает шикарные вещи: например, если была продана лицензия, должен осуществляться платеж в размере 15%. Но в рамках ГОЗ использование ранее созданной интеллектуальной собственности безвозмездно, а все права переходят к Минобороны. А в ГК написано, что авторское вознаграждение выплачивается работодателем, которые не получают денег за использование созданной для государства разработки — считается, что он ранее получил деньги за разработку. Когда эта разработка пошла в серию, она используется для получения прибыли конкретного завода, а изобретатель, даже имеющий зарегистрированное изобретение, не может получить от этого денег, потому что работодателю они не приходят — только через суд. Возникла правовая коллизия, где изобретатели как бы имеют защиту, но чисто формально. Все зависит от воли конкретного работодателя. Если это менеджер, который считает доходно-приходную часть, и у него нет дохода от использования «интеллектуалки», то зачем ему развивать у себя собственное изобретательское дело?
С моей точки зрения, очень важно выработать систему, прописывающую все сверху донизу. Порой законодатель предлагает хорошие идеи, но из-за того, что новый инструмент не соотнесен с финансами, бухгалтерией и другими документами, он фактически есть, но не работает. Одна из текущих задач — найти путем взаимодействия с различными уровнями предприятий, изобретателями, некое «окно», куда изобретатель мог бы обратиться. Понятно, что по общему правилу 90% приходят с «хорошими идеями», но ранее уже известными, но из оставшихся 10% вполне возможно получить очень новаторские разработки.
— Как планируется помогать этим 10% гениев с хорошими действительно новыми идеями?
— Первым этапом эти проекты необходимо отобрать. На форуме «Армия-2016» в сентябре будет представлена специализированная экспозиция научно-технических проектов «Инновационный клуб», на которой специалисты центральных органов военного управления смогут ознакомиться с передовыми инновационными технологиями, представленными гражданскими разработчиками, а также выполненными предприятиями ОПК в инициативном порядке. Экспозиция формируется Центром поддержки инициативных разработок и инновационной деятельности «Полигон» в рамках конкурсного отбора. Планируется в период проведения форума выбрать самые лучшие проекты из представленных на экспозиции и осуществить их сопровождение. Мы понимаем, что изобретатели вряд ли смогут представить разработки уровня сложности конечных образцов, типа танка, но создать компонент или технологию, которая даст серьезные изменения в ТТХ или принесет существенный экономический эффект, вполне можно.
— Что касается танков — сегодня война из полей переходит в город, что требует доработки техники под урбанистические условия боя, и так создали «городской танк» на базе Т-72 с бульдозером. Много ли таких рационализаторских идей сейчас поступает по доработке техники, может, по итогам Сирии?
— К сожалению, по итогам операции в Сирии у меня информации уже нет, так как я уже не сотрудник Минобороны. Но есть примеры предложений по беспилотникам, по созданию железнодорожного наплавного моста, по созданию системы мобильного топливного центра — как в поле сделать топливозаправщик, — это примеры внедрения изобретений, созданных в рамках военно-учебных и научных центров. Одной из наиболее известных идей можно назвать создание системы защиты танков «Штора-2» — это была идея Воронежского военного института, которая прошла реализацию в корпорации «Уралвагонзавод».
— Легко ли внедряются предложенные инновации?
— Порой возникшая хорошая идея может предлагаться три-четыре раза, но только на пятый ее донесут, и она может принести результат. Это связано с тем, что когда у человека рождается какая-то идея, он не может проработать ее во всех плоскостях, порой какая-то из плоскостей идею губит. Так в свое время ЗРПК «Панцирь» был инициативной разработкой промышленности. Военным такая машина была нужна, но когда ее сделали, промышленность не смогла предложить необходимые Минобороны габариты, поэтому она первоначально пошла на экспорт, а уже потом, доказав свою эффективность, попала в армию. И это не единственный пример перетекания разработок от экспорта вооружения на снабжение собственных Вооруженных сил.
— Если перейти к экспорту, тут больной вопрос: ряд зарубежных стран копируют российское вооружение и технику, часто незаконно, не имея лицензий. Как с этим борется Россия? Как в будущем избежать «слизывания» технологий?
— Проблема копирования возникла потому, что наши разработки 1980-х годов оказались очень хорошими, а договоры СССР со странами СЭВ не в полной мере предусматривали защитные оговорки. Кроме того, патентная защита действует 20 лет,
и формально наши претензии с точки зрения интеллектуальной собственности, честно говоря, сейчас беспочвенны, но с точки зрения договорного права и прав авторов вполне доказуемы. Проблема с копированием состоит из двух аспектов: мир так развивается, мы не можем остановить это, если не мы продаем технологию, то ее продаст кто-то другой. В конечном итоге уровень компетенций тех же Китая и Индии вырастут, а мы недополучим какую-то прибыль. Предприятие, которое отдает что-то кому-то, может получить за это деньги, но оно должно знать, что оно само может сделать лучше. Тогда получается, что возникает догоночная ситуация. Должна быть договорная и контрактная работа. В первую очередь этой проблемой должны озадачиться предприятия, чем в последнее время они не занимаются.
Предприятия-экспортеры, понимая, что рынок забирается у них, а не у государства, почему-то не достаточно прорабатывают этот вопрос.
Сейчас государство защищает свои предприятия, а должна быть другая система: предприятия как субъекты торговли и защиты своей прибыли должны бороться с этими незаконными копированиями, а государство своей силой и своими возможностями помогать. Получается, что не удается добиться эффекта синергии между органами власти и предприятиями промышленности. Когда ситуация поменяется и предприятия начнут понимать, что это у них рынок уходит, — все будет по-другому. Государство со своей точки зрения помогает промышленности с теми странами, с кем заключены соглашения по ВТС, заключаются еще и соглашения по охране интеллектуальной собственности в рамках двухстороннего военно-технического сотрудничества. Такое соглашение есть и с Китаем, и с Индией, как элемент возможности показать партнеру, что есть какие-то нарушения. Но работа этих соглашений должна наполняться той информацией, которую предоставляют предприятия промышленности, у которых отбирают объемы реализации.
Отсюда мы возвращаемся к вопросу, как сделать законодательство, чтобы все были заинтересованы. Если выстроить грамотную систему стимулирования, то изобретатель в составе предприятия будет точно знать, кто у него что ворует за рубежом, он будет ощущать сопричастность. А у нас это дело немножко разошлось. Но когда выстроим систему внутри страны, научимся делать разработки быстрее и качественнее, то пусть копируют, но они будут отставать на шаг. Так живет весь мир.
— Но если другая страна сделает дешевую копию чего-то нашего, просто разобрав и собрав оригинал, они могут отхватить кусок рынка, начав продавать свою подделку дешевле, чем новое российское.
— Здесь я согласен, что нужно по-другому выстраивать систему экспортного контроля, использовать институты интеллектуальной собственности в рамках экспортных соглашений. Любая идея должна пройти понимание, так сказать «устаканиться» в практике. «Рособоронэкспорт» проводит положительную работу в этом направлении. Это связано и с тем, что
зарубежные партнеры начали не только отдавать деньги на покупку ВВТ, но и требовать получение технологий. Я считаю, что эта тенденция будет усиливаться — будет приобретаться меньше готовых образцов, или они будут покупаться, но они будут обвешены офсетом или локализацией.
— Сегодня многие промышленные холдинги и сами активно выходят с предложениями о локализации производства на территории клиента.
— Эта политика определяется каждым предприятием. Есть политика захвата рынка: я отдам вам все, но некоторые комплектующие есть только у меня, и вам все равно их придется закупать. Как например, когда Китай сделал копии Су-27, но он копируется на наших двигателях, и по большому счету, если не будет наших двигателей — это не копия, а просто планер. Сейчас руководством страны принято решение, что право внешнеторговой деятельности постепенно будет переходить к холдингам, а соответственно, эти управляющие компании над большим числом предприятий чисто на анализе должны выстроить систему. Если они эту задачу реализуют, то это не самая плохая задумка. Есть вещи, которые нельзя решить одномоментно.
— Подаются ли иски в какие-то международные организации за время действия патента — в те самые 20 лет? Каковы их результаты? Если нет судебных тяжб, то почему этого не делается?
— К сожалению, нет. В 1998 году было создано Федеральное агентство по правовой защите результатов интеллектуальной деятельности (ФАПРИД), и до 2012 года оно было головной структурой, которая выполняла роль защитника — оно должно было заниматься судебными вопросами. А получилось так, что оно больше снимало денег с предприятий промышленности, чем делало в ответ. А предприятия начали вести себя как иждивенцы: я тебе заплатил, а ты занимайся правовой защитой за рубежом. Эта плохая тенденция привела к тому, что практически все патентные службы предприятий были нацелены не на защиту своих интересов за рубежом, а на уменьшение вносимых в пользу государства платежей. Мы варились в собственной каше.
Патентные службы не идут за рубеж, а предпочитают разбираться внутри страны, потому что это реальные деньги, можно показать результаты, а за рубежом нужно иметь компетенции, суды, определенной квалификации юристы и знание языков. У нас очень низкий уровень зарубежной патентной защиты.
— Получается, что нам было бы выгоднее получать патенты по зарубежным правилам, тогда будет и больше оснований предъявлять претензии, основываясь на зарубежной процедуре?
— Именно так. Во-первых, это нужно делать в массовом порядке, а не единицы — сотни патентов, а это очень мало.
Если взять итоги Роспатента, увидите как мало патентов. Печально. Западным коллегам не понятно, как можно выйти на рынок, не имея кейс патентной защиты, — значит, сразу своруют. А у нас это сплошь и рядом.
Но военно-техническая сфера сложна тем, что нельзя полностью уповать на патент. Во Всемирной торговой организации есть соглашение по торговым аспектам интеллектуальной собственности, а вопросы торговли «интеллектуалкой» в рамках обороны не относятся к линии этих соглашений. Поэтому защита от копирования — это не только защита патента, а нужно, чтобы была и политическая воля, и законодательство, и договорные взаимоотношения, соответствующая пресса, которая бы сообщала, что вот эта фирма «ворует». Я думаю, что совместными усилиями изобретателей, предприятий-экспортеров, ФОИВ и российским сообществом мы защитим свои разработки.