Дети рвутся к власти

Как дети политических лидеров продолжают их дело

Игорь Крючков, Александр Братерский
Рустам Эмомали, Марин Ле Пен, Ким Чен Ын Reuters/Michel Spingler/AP
Правящие династии в современном мире — отнюдь не редкость даже несмотря на то, что они считаются постыдным пережитком прошлого. Власть переходит по наследству в целом ряде стран, вне зависимости от политического строя или степени развитости экономики. В Международный день защиты детей «Газета.Ru» вспомнила главные — счастливые и несчастные — истории перехода власти от отцов к детям.

На прошлой неделе в Таджикистане прошел референдум о внесении поправок в конституцию страны. В результате лидер страны Эмомали Рахмон получил право переизбираться бессчетное количество раз. Однако экспертов заинтересовал еще один момент. Новая версия основного закона Таджикистана снизила возрастной ценз для кандидатов в президенты с 35 до 30 лет.

Это стало сигналом для сына президента Рахмона. 27-летний Рустам Эмомалиевич считается главным претендентом на «престол» своего отца не только из-за кровных уз, но и потому, что последние несколько лет он занимает высокие государственные должности: от председателя Федерации футбола Таджикистана до главы агентства по государственному финансовому контролю и борьбе с коррупцией.

По мнению эксперта по Средней Азии Аркадия Дубнова, изменения в конституции отнюдь не говорят о том, что Рахмон-старший собрался на покой.

«У Рахмона еще много сил, и он точно не выпустит власть из рук по собственной воле», — уверен собеседник «Газеты.Ru».

Снижение возрастного ценза — это лишь попытка нынешнего президента «подстелить соломку» на случай, если ситуация в Таджикистане выйдет из-под контроля, считает эксперт.

«Рахмон, очевидно, готов посадить на свое место сына Рустама, но в этом случае тот должен оставаться полностью лояльным, чтобы через него можно было продолжать управлять Таджикистаном», — считает Дубнов. Он приводит аналогию с Озодой Рахмон, второй по старшинству дочерью политика. Она была назначена главой аппарата президента страны в прошлом январе.

«Как шутят в Таджикистане, это назначение было сделано для того, чтобы Рахмону можно было проводить заседания Совета безопасности не выходя из-за обеденного стола», — рассказал эксперт.

Женщины не у дел

Дочери руководителей стран Средней Азии — это в принципе большая политическая проблема. Многие из них выглядят как достойные продолжательницы дел своих отцов, однако с точки зрения структуры местных элит передача власти женщинам здесь невозможна.

Наиболее известная история подобного рода — взлет и падение Гульнары Каримовой, старшей дочери узбекского лидера Ислама Каримова. В 2010-е годы она считалась классической светской львицей, занятой своей карьерой певицы, дизайнера, фотографа, дипломата и просто человека высокого достатка и искусства. Однако в 2012 году ситуация начала меняться. Долгое время избегавшая журналистов, Гульнара Каримова внезапно стала агрессивно привлекать к себе внимание СМИ.

Через пару лет о череде ее благотворительных проектов и инициативах на стыке культуры, шоу-бизнеса и политики знало подавляющее большинство граждан Узбекистана. Именно тогда появились слухи о том, что Каримова, вероятно, готовится занять пост своего отца.

В 2014 году взлет Гульнары оборвался так же стремительно, как и начался. Прокуратура Узбекистана (очевидно, с согласия президента Ислама Каримова) начала расследование дела о «преступной группировке», которая присвоила себе не менее $200 млн государственных денег. В составе группировки фигурировали Гульнара Каримова и несколько близких ей узбекских политиков из молодого поколения. Несмотря на ее попытки представить себя оппозиционным деятелем, страдающим от давления властей, Каримова так и не смогла сплотить вокруг себя ни широкие массы, ни элиты. По некоторым данным, Каримова до сих пор находится под домашним арестом.

«В Средней Азии есть два главных условия для передачи власти. Первое — это личная преданность наследника уходящему лидеру. Наследник должен гарантировать, что после смены власти семья и политическое наследие бывшего лидера сохранят и не будут подвергать гонениям. Таким образом, например, перешла власть в России от Бориса Ельцина Владимиру Путину, только без кровного родства», — считает Андрей Грозин, заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ.

«Кровное родство между лидером и наследником, конечно, повышает шансы на то, что эти гарантии будут соблюдены. Однако есть и второе условие: наследник должен быть в состоянии удержать элиты в повиновении после ухода лидера», — считает Грозин.

По мнению собеседника «Газеты.Ru», из-за традиционной структуры обществ в Средней Азии дочери лидеров обычно не в состоянии заработать такого авторитета среди элит. «Если сына Эмомали Рахмона будут готовить еще лет десять, то он действительно сможет превратиться в достойного наследника власти в Таджикистане. У Рустама неплохие шансы. Его отцу всего 60 с небольшим, страной он может управлять еще долго, что даст Рустаму Рахмону время на подготовку к смене власти», — считает Грозин.

«Проблема не только Ислама Каримова, но и главы Казахстана Нурсултана Назарбаева как раз в том, что у обоих политиков нет сыновей, — считает эксперт. — Даже в довольно современном казахстанском обществе дочерям будет очень сложно претендовать на роль наследниц. Во многом именно поэтому Каримов и Назарбаев будут объявлять своих наследников в самый последний момент. В противном случае это спровоцирует политическую грызню среди элит».

Культ отца

Яркий пример успешной передачи власти от отца к сыну на постсоветском пространстве — это Азербайджан. Здесь у власти уже более десяти лет находится Ильхам Алиев, сын первого президента страны и бывшего лидера Азербайджанской ССР Гейдара Алиева.

При Алиеве-старшем республика была процветающей по меркам СССР, а сам Баку считался космополитичным городом, вспоминает бывший бакинец, писатель Эдуард Тополь. Сегодняшний Баку также выглядит ультрасовременным, однако сами азербайджанцы говорят, что Алиев-младший пытается лишь подражать отцу, уверен собеседник «Газеты.Ru». «Отец оставил ему книгу, он читает из нее нужные главы», — рассказал Тополь.

Прямым продолжателем дела своего отца Ильхама Алиева назвать уже нельзя. Он скорее носитель фамилии-«бренда» известного президента, превратившийся в самостоятельного политика. Память об отце Алиев-младший активно популяризирует, утверждая, что нынешняя политика Азербайджана — это продолжение справедливого курса, намеченного великим предшественником. Такая тактика до сих пор себя оправдывает: Ильхам Алиев уже трижды побеждал на президентских выборах, и альтернативы ему до сих пор не видно.

По мнению Аркадия Дубнова, азербайджанский вариант передачи власти от отца к сыну напоминает сирийский, где нынешний президент Башар Асад также часто использует память об Асаде-старшем для поддержки собственного авторитета.

После смерти харизматичного сирийского лидера Хафеза Асада в 2000 году главой государства стал его сын Башар. Тогда казалось, что он совсем не подходит для подобной роли. Башар, вероятно, на первых порах тоже много сомневался, так как оказался на высшем посту в Сирии из-за трагического стечения обстоятельств.

К президентству готовили не его, а старшего брата Базиля, который погиб в автомобильной катастрофе незадолго до смерти Хафеза Асада. Скептики считали, что тихий Башар с образованием офтальмолога вряд ли сможет удержаться в президентском кресле долго. Тем более что его отец оставил Сирию на пике славы, однако с крайне шатким балансом политических сил. Алавиты, к которым принадлежит клан Асадов, — конфессиональное меньшинство в стране. Более того, алавиты традиционно поддерживают связи с шиитами, а не с суннитами. Между тем в Сирии большинство исповедует именно суннитский ислам.

Асад-младший не смог удержать страну от нового и острого витка внутреннего конфликта. Тем не менее он оказался гораздо более упорным и целеустремленным лидером, чем было принято считать изначально. Башару Асаду удалось заручиться поддержкой Ирана и России и добиться перелома в ходе конфликта. Сегодня даже США, с 2012 года пытавшиеся сместить сирийского лидера, пусть с оговорками, но признают, что без Асада ситуация в Сирии может окончательно выйти из-под контроля.

Первые впечатления об Асаде всегда обманчивы, рассказывает «Газете.Ru» американский востоковед Эндрю Таблер, знакомый с сирийским политиком лично. «Это настоящий Доктор Джекилл и мистер Хайд», — уверяет он.

Горе в семье

В США, где не очень любят политическую семейственность, нынешние президентские выборы стали началом конца одного из главных политических кланов — семейства Бушей. Бывший губернатор штата Флорида Джеб Буш — к полному удивлению многих экспертов — с треском проиграл праймериз и тут же оказался в аутсайдерах.

Если бы Джеб смог получить партийную номинацию и выиграть выборы, он бы стал третьим представителем клана Бушей в президентском кресле. Ранее США возглавлял его отец Джордж Буш-старший, а также брат Джеба, Джордж Буш-младший. Отец и сын резко отличались по стилю правления, и некоторые эксперты даже шутили, что президенты — «просто однофамильцы».

Буш-старший был военным летчиком и главой ЦРУ, а на президентском посту заслужил авторитет политического реалиста, сторонника повышения роли международных организаций. Между тем его сын Джордж Буш-младший «откосил» от войны во Вьетнаме в Национальной гвардии и ввязался в две изматывающие войны — в Афганистане и Ираке, во многом призванные просто укрепить авторитет США на международной арене.

По иронии судьбы Джеб Буш в своем политическом стиле скорее похож на отца, чем на брата, однако усталость от фамилии Буш сделала свое дело.

Ветеран республиканской политики, в прошлом сотрудник администрации Рейгана Фрэнк Орбан рассказал «Газете.Ru», что сегодня строить «династийную политику» в США сложно. «Династии, были ли это Рузвельты, Кеннеди или Буши, создавались в те времена, когда у богатых и знатных семей не было обыкновения заниматься политикой, и лишь иногда кто-то из них выражал заинтересованность в гражданской службе. Позднее политические патриархи стали чаще внедрять своих сыновей или внуков внутрь партийного истеблишмента, — считает он. — Сегодня же американская политика стала слишком демократичной и состязательной, что мешает появлению династий. Да, вокруг огромное количество денег, и деньги помогают, но это далеко не все».

В Старом Свете, впрочем, есть одна яркая история, которая доказывает, что списывать со счетов политическую семейственность рано и на Западе. Речь о руководителях ультраправого «Национального фронта», который постепенно превращается в серьезную политическую силу во Франции.

Нынешний лидер «Национального фронта» Марин Ле Пен — младшая дочь Жан-Мари Ле Пена, основателя этого политического движения. Марин долгое время была одним из ближайших соратников своего отца, даже несмотря на его одиозный имидж отъявленного ксенофоба и расиста. Она возглавляла предвыборный штаб отца в 2007 году, когда Жан-Мари Ле Пен почти выиграл президентские выборы во Франции, однако Жаку Шираку удалось консолидировать электорат, испугавшийся ультраправых взглядов основателя «Национального фронта».

Однако в 2010-х годах их союз начал рушиться. Жан-Мари Ле Пен по собственному желанию уступил председательство во «Фронте» своей дочери в 2011 году, пожелав остаться почетным президентом партии. Однако этот шаг не пошел на пользу семье.

Очень скоро Марин решила изменить курс «Национального фронта», решив сделать его более умеренным и, соответственно, более популярным у массового консервативного электората. Жан-Мари Ле Пен был против и, очевидно, считал, что к его мнению будут прислушиваться.

Напряжение росло до 2015 года, когда между отцом и дочерью произошел открытый конфликт. Марин Ле Пен лишила отца членства во «Фронте» из-за очередных возмутительных высказываний, оправдывающих преступления нацистской Германии. Отец в ответ обвинил ее в предательстве и объявил о создании нового политического движения, верного старым принципам «Национального фронта».

Как рассказывает профессор Высшей школы экономики Юрий Рубинский, долгое время проработавший дипломатом во Франции, политическая династия Ле Пен не очень характерна для французской политики. «Непосредственная преемственность — это не очень распространенное явление во Франции. Таких примеров, как Кеннеди, во Франции нет», — рассказал он.

Рубинский приводит в пример президента Франции генерала де Голля, брат которого, а также другие родственники сделали военную карьеру, но в политику не пошли.

Элита играет во Франции свою роль, говорит собеседник «Газеты.Ru». Однако кризис доверия к таким семьям связан с их «ограниченным социальным профилем», а также тем, что они «медленно обновляются», считает Рубинский.

Дети диктаторов

Северная и Южная Кореи — страны с диаметрально противоположенными политическими системами, однако сегодня у власти в обеих странах стоят представители политических династий. Лидер КНДР Ким Чен Ын — сын бывшего лидера Ким Чен Ира и внук первого главы Коммунистической партии страны Ким Ир Сена.

О том, что только Ким Чен Ын подошел на роль наследника, СМИ много писали в 2011 году, когда не стало «великого руководителя» КНДР Ким Чен Ира.

Ким Чен Нам и Ким Чен Чхоль к тому времени оказались слишком развращены властью и деньгами династии Ким, кроме того, ни один из них не только не был в состоянии, но и не хотел участвовать в самовоспроизводстве северокорейского режима.

Ким Чен Ын отличался. Он был самый младший из сыновей Ким Чен Ира, на момент смерти диктатора тому не исполнилось и 30, большую часть своего отрочества он провел в закрытой элитной школе в Швейцарии, где, очевидно, был лишен удовольствий, привычных для его старших братьев, замешанных в целом ряде скандалов, связанных с наркотиками и проститутками.

По данным ряда СМИ, в Швейцарии Ким Чен Ын побаивался общаться с девушками, учился далеко не блестяще и интересовался в основном американским баскетболом. Тем не менее выбор наследника Ким Чен Ира себя оправдал. Сегодня молодой лидер КНДР демонстрирует привычные качества, присущие его отцу и деду.

В Южной Корее на президентском кресле в 2013 году впервые также оказалась представительница политической династии. Это Пак Кын Хе, дочь президента Пак Чон Хе, диктатора, который по-восточному железной рукой осуществлял прозападные экономические реформы.

Отношение к Пан Чон Хе в Южной Корее неоднозначное. Время его правления было отмечено жесткими репрессиями против представителей левых сил.

В молодости будущий президент Южной Кореи симпатизировал коммунистам, однако порвал с ними и выдал американской администрации в Южной Корее даже своего брата Пак Тон Хи, уличенного в прокоммунистических симпатиях.

Образ отца даже стал предметом скандала во время президентской кампании дочери. В декабре 2012 года фото Пак Кын Хе с надписью «Дочь жесткого лидера» появилось на обложке журнала Time. Недоброжелатели тут же разместили в социальных сетях собственные варианты обложки с надписью «дочь диктатора», а также параллельными портретами Ким Чен Ына и Пак Кын Хе с надписью: «Две корейские династии».

Сама Пак Кын Хе относится к отцу с уважением, однако ей все равно пришлось извиняться за репрессии и нарушения прав человека во времена Пак Чон Хе. При этом автор исследования о роли женщин в азиатской политике Клавдия Дерич пишет, что Пак Кын Хе пытается «выйти из тени своего отца», доказав, что женщина может состояться как самостоятельный политик даже в традиционном обществе Дальнего Востока.