«Мир окрасился в цвета крови»
Во вторник в Кремле Владимир Путин встретился с членами президентского Совета по правам человека и проговорил с ними почти три часа. Почти все свое вступительное слово глава государства посвятил ситуации на Украине. Происходящее там, заявил Путин, «обнажило кризис международного права», «в массовом порядке» нарушаются несколько статей всеобщей Декларации ООН о правах человека.
«Мы стали свидетелями двойных стандартов в оценке происходящего. Международные правозащитные организации закрывают глаза на украинские события, отворачиваются от этого».
Во время нынешней избирательной кампании в Раду «избивают несогласных»: «Ну что это за демократия такая?» — вопрошал глава государства, воздержавшись, правда, от сравнений с российской.
Глава СПЧ Михаил Федотов свое выступление начал издалека. Вспомнил прошлогоднюю амнистию, помилование Михаила Ходорковского, Олимпиаду, ставшую «подлинным триумфом». «Все это настраивало на оптимистичный лад, — ностальгически вздохнул выступающий. — Но потом наступил другой период: мир окрасился в цвета крови. Гражданская война, которая началась сначала в Киеве, а потом распространилась на юго-восток Украины, показала, сколь слабы институты международного права. Прав человека нет».
СПЧ, продолжил он, по своей линии предлагал сотрудничество ОБСЕ: «Но в ответ было молчание — как будто призыв исходил от жэковского кружка по образованию, а не от президентского Совета по правам человека».
В заключение оратор призвал к демилитаризации общественного сознания: необходимо, по словам Федотова, прекратить информационную войну, чтобы восстановить отношения между двумя братскими народами.
В качестве одного из методов восстановления отношений глава СПЧ назвал показ в России фильмов, снятых по произведениям Гоголя.
Покончив с украинской тематикой, спикер анонсировал темы выступлений своих коллег. Один из анонсов касался пресловутого закона об НКО — иностранных агентах, отмены которого правозащитники добиваются с момента принятия. Федотов нашел очередной аргумент в пользу этого: от президентской комиссии по кодификации получен ответ, что закон надо менять.
Позже на теме закона подробно остановилась директор Агентства социальной информации Елена Тополева-Солдунова. В числе прочего она сказала, что «важно переписать закон и все те понятия, которые там содержатся». Только вот Путин как раз на эту реплику не отреагировал, хотя другие просьбы правозащитницы, касающиеся оптимизации налогообложения НКО, попросил изложить в письменном виде.
Куда больше главу государства заинтересовало выступление Елизаветы Глинки, более известной как Доктор Лиза. Она поведала о тяжело больных детях с юго-востока Украины, которых уже перевезла и которых еще необходимо перевезти для лечения в Россию.
Это был тот самый случай, когда от рассказа слезы наворачивались на глаза.
Сейчас ее организация «Справедливая помощь» занимается перевозкой детей, страдающих эпилепсией: «С августа в Донецке нет условий для их лечения». Отдельная история с детьми, получившими ранения в зоне боевых действий: «Существуют законодательные трудности: невозможно оказывать высокотехнологичную медицинскую помощь гражданам других государств, если у них нет статуса беженца. На прошлой неделе я привезла сюда двенадцать таких детей — и до сих пор представители ФМС не появились в больнице. — Глинка сделала долгую паузу, похоже, едва сдерживая гнев. — Прошу вас как можно быстрее решить вопрос с финансированием и лечением тяжело больных детей из зоны конфликта».
Но и это было не все. «Еще одна категория детей: трое распилили кассетную бомбу. Двое из них теперь в тяжелейшем состоянии, одного отбросило взрывной волной. Не пострадал. Пятеро детей нуждаются в улучшении жилищных условий. Ястребов Богдан, 5 лет, мать погибла, живет с дедом. Никита Тепляков, 12 лет, хроническая почечная недостаточность, живет с отцом. Предоставьте им минимальное жилье — они много не просят — в Москве или ближайшем Подмосковье».
Доктор Лиза перевела дыхание. «Еще истории — смерти пожилых людей. В сентябре от голода в Донецке погибли 16 одиноких стариков, которые боялись выйти из дома».
После чего Глинка попросила Путина объявить благодарность первому замглавы администрации президента Вячеславу Володину, начальнику Управления внутренней политики Олегу Морозову и его заместителю Радию Хабирову — за то, что откликались на просьбы о помощи. «Когда я была на границе, то написала ему (Хабирову) смс: «Я боюсь». А он ответил: «Не бойся», — пересказала содержание переписки с чиновником Доктор Лиза.
На Владимира Путина, правда, похвалы в адрес подчиненных видимого впечатления не произвели: «Это их работа, — отрезал он. — Я их обниму, расцелую, а дальше поглядим».
Просьбы о помощи тяжело больным и раненым детям президент пообещал выполнить.
«Правозащитники хотят все уконтрапупить»
Вслед за Глинкой выступил глава Национального антикоррупционного комитета Кирилл Кабанов с двумя громкими инициативами, положенными по статусу. Первая — проверить депутатов законодательных собраний регионов на предмет соблюдения ими закона о запрете иметь счета за рубежом. «Граждане высказывают недовольство тем, как привлекаются к ответственности коррупционеры», — заявил оратор и тут же озвучил предложения, как этих коррупционеров примерно наказать. Надо, по его словам, увеличить уголовную ответственность за хищение бюджетных средств до двадцати лет. «И без права на амнистию — если гражданин не возместил ущерб», — угрожающе закончил Кабанов.
«Я вообще сторонник ужесточения ответственности за коррупционные преступления, — признался Владимир Путин. — Но это предложение надо обсудить, в том числе с правозащитным сообществом...»
Несколько секунд задумчивости.
«Некоторые вещи, конечно, избыточные. Например, невозможность амнистировать. Но если правозащитные движения готовы и на это пойти»…
Мхатовская пауза.
«Хотя мне кажется, что это жесткач какой-то, но давайте это сделаем», — заключил президент. Вроде как дал себя уговорить.
И тут в зале раздался гневный крик. С красным от злости лицом Ирина Хакамада грозила кому-то кулаком. Вряд ли это был Путин, так что вывод напрашивался сам собой: гнев был направлен на Кабанова. Глава государства жест тоже заметил и пообещал дать ответное слово. Но потом.
А пока выступила еще группа ораторов, в числе которых вновь оказался Михаил Федотов, предложивший ужесточить ответственность чиновников за непредоставление информации. «Что происходит с правозащитниками? — Президент воздел глаза к роскошно отделанному потолку. — Все им надо ужесточить, запретить, уконтрапупить»…
Одним словом, недвусмысленно намекнул он, только и мечтают закрутить гайки в нашей свободной стране.
«В отношении крымских татар существует дискриминация»
«Я не предлагаю ничего ужесточить, — в разговор вступил журналист Николай Сванидзе. — Наоборот. Я хочу поговорить о крымских татарах, в отношении которых имеют место действия дискриминационно-репрессивного характера: похищения людей, обыски, нападения на дома. Когда проводятся подобные меры, кивают на Москву. Но Москва — это эфемерное понятие. Когда им говорят «Москва», люди видят вас».
«И вас тоже», — парировал президент.
Сванидзе на секунду смешался, но продолжил: «Люди воспринимают происходящее как имитацию диалога. На самом деле надо вступать в диалог с меджлисом и курултаем крымско-татарского народа. Они могут быть неудобными собеседниками, и их можно заменить на более сговорчивых, но другие люди не будут никого представлять».
Главу государства монолог журналиста задел.
«Слава богу, всем понятно, что в современной России нет и не может быть никаких проблем с крымско-татарским народом», — резко ответил Путин, напомнив о подписанном им указе о реабилитации крымских татар и присвоении крымско-татарскому языку официального статуса.
«Я впервые слышу, что там есть какие-то исчезновения людей. Непонятно, кому это надо», — пожал плечами президент. И добавил, что в диалоге заинтересованы все, «кроме тех, кто, называя себя представителями крымско-татарского народа, имеют гражданство Украины, являются депутатами Рады, выступают в международных организациях от имени людей, принявших российское гражданство». Имелся в виду, конечно же, глава меджлиса крымско-татарского народа (организация запрещена в России) Мустафа Джемилев. «Но, конечно, и с ними мы готовы разговаривать», — подумав, сообщил глава государства.
«Готов быть крайним»
Тут профессор Высшей школы экономики Илья Шаблинский заговорил о нормах избирательного законодательства. Предложил снизить 3%-ный барьер по сбору подписей для депутатов-одномандатников: «Это очень высокий показатель, преодолеть его практически невозможно. Правильнее, если он будет не более 1%». Также член СПЧ раскритиковал муниципальный фильтр: «Это просто инструмент для губернаторов, которые подбирают себе наиболее удобных и слабых партнеров. Но, может, нам не нужна конкуренция как таковая?»
По скучающему лицу президента было видно: про татар было интереснее.
«Что касается 3%... Я не принимал решения по процентовке. Это коллеги в администрации, депутаты. Вот вы мне сказали про 3%, а я даже не знал, что такая цифра, — простодушно произнес Путин. — Надо будет посмотреть, как это функционирует на практике. Если окажется, что много — понизим». Когда, по его мнению, можно будет делать окончательные выводы, президент не уточнил. Но уж точно не до выборов в Госдуму…
«По поводу муниципального фильтра… У нас более 70 партий. Кого выбирать, вообще непонятно! Я сам пошел голосовать — не знаю никого», — глава государства определенно имел в виду, что даже он растерялся между пятью кандидатами-одномандатниками в своем округе на недавних выборах в Мосгордуме, и что же будет с обычными людьми, если пускать на выборы всех подряд? Тут, правда, есть маленькая деталь: муниципальный фильтр, который касается сбора подписей местных депутатов кандидатами в губернаторы, к выборам в МГД никакого отношения не имеет.
«Давайте посмотрим, как он функционирует», — резюмировал президент, и с учетом того, что возможность «посмотреть» была на протяжении уже трех избирательных циклов, на его отмену рассчитывать не приходится.
Встреча между тем длилась уже более двух часов. Президент решил ее завершить, даже произнес короткую заключительную речь, но в самый последний момент вспомнил: «Ира, пожалуйста», — и передал слово Ирине Хакамаде.
«Сейчас пресса выйдет и передаст, что вы поддержали предложение увеличить до 20 лет ответственность за коррупционные преступления, — предупредила та, напомнив об инициативе Кабанова. —
Сегодня это очень плохой сигнал, и на рынке ситуация очень плохая. Кирилл (Кабанов) говорит: давайте сажать на 20 лет. Это что на самом деле значит? Что цена коррупции только возрастет!»
В качестве примера борьбы с коррупцией Хакамада привела Китай, где правительство, например, понижает таможенные пошлины, а если и после этого кто-то обманывает государство, то нарушителя казнят. «Я правильно понял, что вы предлагаете вернуть смертную казнь?» — осведомился глава государства. «Только после того, как будут введены нулевые таможенные пошлины и трехлетние каникулы (налоговые) для бизнеса», — парировала Хакамада.
«Чем же вы лучше Кирилла?» — гнул свою линию Путин. Но потом признался, что без реплики Хакамады тема ужесточения наказания для коррупционеров «была бы не закрыта»: «Надо обсудить это предложение с учетом того, что сказала Ира».
Напоследок вопрос Путину задал журналист Станислав Кучер: «Вы собираетесь менять систему, которая зависит только от вас? Если да, то как?»
«Это заблуждение, что все зависит от главы государства.
Многие вещи решаются помимо него, — ответил президент, приведя в пример правительство и региональные органы власти. — Но многим хочется, чтобы был крайний. Я не сопротивляюсь. Мы все должны нести бремя ответственности, в том числе за то, что в нашу компетенцию не входит».
В голосе Путина звучало полнейшее смирение. Раб на галерах, как и было сказано.