Владимир Маяковский и Михаил Булгаков
Поэт Владимир Маяковский и писатель Михаил Булгаков любили подкалывать друг друга как во время личных встреч, так и непосредственно в творчестве — причем иногда делали это безудержно, не стесняясь в выражениях. Во многом конфликт писателей возник на идеологической почве: Маяковский с «пожаром сердца» идеализировал коммунистический строй, чего нельзя было сказать о Булгакове, которого коллега называл «буржуем». Об авторе «Мастера и Маргариты» поэт писал, в частности, в пьесе «Клоп»: «Сплошной словарь умерших слов… бублики, богема, Булгаков». Последний в своих текстах также упоминал Маяковского — например, в очерке «Бенефис лорда Керзона»: «На балкончике под обелиском Свободы Маяковский, раскрыв свой чудовищный квадратный рот, бухал над толпой надтреснутым басом…». Кроме того, считается, что именно Маяковский стал прототипом бездарного поэта Сашки Рюхина в «Мастере и Маргарите». А еще до этого создатель «Облака в штанах» едва не сорвал постановку «Белой гвардии» во МХАТе. Он выступил с речью перед единомышленниками, объяснив пагубность идей Булгакова и призвав их не дать спектаклю состояться, — правда, безуспешно.
Публике же противостояние Булгакова и Маяковского нравилось. Как вспоминал сценарист Сергей Ермолинский, посмотреть на их совместную игру в бильярд сбегались все: «Еще бы — Булгаков и Маяковский! Того гляди разразится скандал». Хотя поначалу отношения классиков складывались иначе. По рассказам драматурга Валентина Катаева, во время самой первой встречи писатели мило беседовали, а Булгаков тогда даже спросил совета у Маяковского, так как не мог найти подходящую фамилию для одного из своих героев (впрочем, к рекомендации коллеги в итоге не прислушался).
«Но все-таки они тогда стояли по разную сторону театральных течений. Маяковский — это Мейерхольд, а Булгаков — Станиславский», — отмечал Катаев.
Иван Тургенев и Федор Достоевский
Вражда между писателями Федором Достоевским и Иваном Тургеневым тоже началась не сразу, а спустя годы знакомства, когда различие в их характерах стало проявляться все отчетливее. Достоевского считали достаточно закомплексованным человеком, тогда как Тургенев, наоборот, вел себя в обществе как нельзя уверенно — и открыто ругал коллегу за его «беспорядочную жизнь».
Первая серьезная ссора между писателями произошла на читке Достоевским романа «Двойник», с которой Тургенев ушел в перерыве, сославшись на занятость. Этот поступок сильно обидел автора, поэтому он на эмоциях заявил, что «затопчет в грязь» всех известных писателей. Затем их общение на время прекратилось: Достоевского отправили на каторгу за принадлежность к политическому обществу. Как вспоминал автор «Преступления и наказания», после возвращения из ссылки он зачитывался новинками Тургенева, что снова их сблизило. Правда, ненадолго: Достоевский уже не скрывал, что является ярым врагом всего европейского, что противоречило позиции Тургенева.
Окончательный разрыв между классиками произошел в немецком Баден-Бадене. На заграничном курорте создатель «Игрока» сильно кутил, проигрывал все деньги за столом и лишь накапливал долги. Однажды Достоевский пришел к Тургеневу, чтобы попросить взаймы, но получил от него лишь половину суммы. И уже при следующей встрече писатели поругались навсегда, перестав даже здороваться друг с другом. По словам самого Достоевского, он тогда раскритиковал новый роман Тургенева «Дым», а в ответ услышал ругань в адрес России, что вывело его из себя. При этом Тургенев подчеркивал, что такого диалога о стране у них не было: как объяснял писатель, он бы даже не стал затрагивать подобные темы с человеком, «не вполне обладающим собственными умственными способностями».
Когда Иван Бунин уже был звездой литературы, Владимир Набоков только начинал делать в ней первые шаги. Будущий создатель «Лолиты» боготворил опытного коллегу и писал ему письма, в которых называл Бунина «великим мастером», а себя — «прилежным учеником». Автор «Темных аллей» комментировал труды Набокова и давал советы, отмечая, что тот, несмотря на очевидное подражание другим писателям, выглядит более одаренным, чем большая часть молодежи. Литераторы в то время были знакомы только по переписке и никогда не виделись вживую: Набоков жил в Москве, а Бунин уже отправился в эмиграцию.
Однако чем стремительнее развивалась слава Набокова и его литературный талант, тем холоднее становились его отношения с коллегой. В 1930-е он приехал в Париж, где произвел настоящий фурор, а злые языки начали называть молодого писателя соперником Бунина. Больше всего Набокова недолюбливала жена нобелевского лауреата по литературе Вера: в первый приезд автора она недовольно записала в дневнике, что «его тут «принимают».
При личной встрече писателей выяснилось, что они совсем не могут найти общий язык. По словам Набокова, Бунин пригласил его в модный парижский ресторан, хотя знал, что коллега терпеть не может подобные заведения. Не по его части оказались и «задушевные разговоры, исповеди на достоевский манер», которые пытался вести Бунин. «К концу обеда нам уже было невыносимо скучно друг с другом. «Вы умрете в страшных мучениях и в совершенном одиночестве», – горько отметил Бунин, когда мы направились к вешалкам…» — вспоминал Набоков. Позднее автор «Лолиты» и вовсе потерял уважение к бывшему учителю, прозвав его «Лексеичем нобелевским» и найдя в нем сходство с «тощей черепахой, поводящей тусклоглазой древней головой».
За два года до своей смерти и сам Бунин окончательно открестился от Набокова — и даже заявил, что никогда не приглашал его в ресторан: «Вчера пришел к нам Михайлов, принес развратную книжку Набокова с царской короной на обложке над его фамилией, в которой есть дикая брехня про меня — будто я затащил его в какой-то ресторан, чтобы поговорить с ним «по душам», — очень на меня это похоже! Шут гороховый, которым вы меня когда-то пугали, что он забил меня и что я ему ужасно завидую».
Алексей Толстой и Осип Мандельштам
Писатель Алексей Толстой и поэт Осип Мандельштам долгое время не были заклятыми врагами, первый даже вступался за коллегу перед редакторами. Однако закончились их отношения печально — рукоприкладством и арестом поэта.
Однажды Мандельштам дал в долг другому своему коллеге и соседу по лестничной клетке Сергею Бородину, известному под псевдонимом Амир Саргиджан. Тот не спешил с возвратом денег, что не нравилось Мандельштаму, который и без того слыл довольно эмоциональным человеком. Терпение поэта окончательно лопнуло, когда он увидел, как жена Саргиджана несет корзинку с продуктами и двумя бутылками вина. Он выбежал на улицу с обвинениями к соседям, что те заставляют его семью голодать и при этом пируют с гостями, оставаясь в должниках. Затем в конфликт вступил и сам Саргиджан, ударив и Мандельштама, и его супругу.
Спустя некоторое время участники потасовки оказались на так называемом «товарищеском суде», который практиковался в СССР, — председателем на нем был Толстой. Писатель решил, что в инциденте виновны оба соседа и просто обязал Саргиджана вернуть долг, когда у него появятся деньги. Мандельштам такого вердикта не принял, посчитав, что Толстой стал соучастником оскорбления его жены.
Через полтора года Мандельштам оказался в Издательстве писателей в Ленинграде, где в тот момент также находился Толстой. Согласно воспоминаниям очевидцев, поэт целенаправленно устремился к коллеге и дал ему пощечину. Вскоре Мандельштама задержали за стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны», о котором донес неизвестный. Ходили неподтвержденные слухи, что причастны к этому могли быть как Саргиджан, так и даже сам Толстой.
Сергей Есенин и Борис Пастернак
Между поэтом Сергеем Есениным и писателем Борисом Пастернаком однажды произошла драка – прямо в редакции журнала «Красная новь». В тот момент Есенин был подвыпившим.
«Королевич (Есенин — «Газета.Ru») совсем по-деревенски одной рукой держал интеллигентного мулата (Пастернака, — «Газета.Ru») за грудки, а другой пытался дать ему в ухо, в то время как мулат — по ходячему выражению тех лет похожий одновременно и на араба и на его лошадь с пылающим лицом, в развевающемся пиджаке с оторванными пуговицами с интеллигентной неумелостью ловчился ткнуть королевича кулаком в скулу, что ему никак не удавалось», — вспоминал об этих событиях Валентин Катаев, признаваясь, что точно не знает реальных причин драки.
Сам Пастернак позднее заявлял, что у него с Есениным всегда были нестабильные отношения: один день они могли души друг в друге не чаять, а на следующий — нещадно ненавидеть.