Петр Николаич Мамонов, человек, внезапно из доперестроечного Пети превратившийся в имя-отчество, старый скоморох, умеющий кричать и бормотать так, как никто не умеет, шут одному ему известного королевства, объединился с группой «СВОИ 2000» (Сергей Лобан и Марина Потапова) и «Слепые», и все они вместе – свои, слепые – создали балет «Мыши, мальчик Кай и Снежная королева». Журналистов позвали на одну из репетиций, во время которой Мамонов читал свои слова по бумажке, а огонь падал из рук технических работников прямо на сцену. Хотя, возможно, так все и было задумано.
«Теперь я не один. Со мной – любовь», — говорил-пел Мамонов, недоуменно вглядывался в бумажку и читал следующую строчку: «Со мной – любовь».
Спектакль сделан по двум последним альбомам Мамонова, первое отделение – альбом «Мыши», второе – «Зелененький». То есть два долгих видеоклипа – точнее, театральных клипа. То ли концерт, то ли спектакль. То ли не концерт, то ли не спектакль. В общем, балет.
Балет – это когда по сцене в серебряном латексе проходит на лыжах Снежная королева, извиваясь и блестя выпуклостями. Балет – это когда мальчик Кай, толстый лысеющий очкарик в плохо сидящем костюме, бьет зеленым шариком об пол. Балет – это когда на сцене сидит существо с треснувшим яйцом вместо головы и играет само с собой в шахматы. И, главное, балет – это когда на сцене два часа колотит и крючит Петра Николаича. Его пластика, ничуть не изменившаяся за прошедшие годы, напоминает предсмертные судороги жирафа. Так танцевал бы освободившийся от Колхозницы мухинский Рабочий, если бы очень хотел в туалет. Так падает кирпич на голову, прокричав: «О, как бы я хотел, чтобы кто-нибудь понаблюдал за моей внутренней жизнью!».
Так встает с пыльной сцены Петр Николаич, объяснив: «Я такой дядечка особенный, много-много лет пролежал в пыли, так что трясти меня не надо».
Мальчик Кай (Алексей Подольский) выглядел бы персонажем из анекдотов, уехавшим в командировку на далекий Север, если бы не был пронзен насквозь огромным обломком зеркала, торчащим у него из спины и груди. Снежная королева, она же «интерактивный биомеханический агрегат Айседора Ивановна Кузнецова», выглядела бы водолазом, если бы сняла лыжи. Яйцо (Гаврош Агуф) выглядело бы яйцом, если бы было предусмотрено в сказке Андерсена. Сам Мамонов «уехал бы в Вайоминг – но это был бы не мамонинг», да и кто бы тогда следил за мальчиком Каем.
Рецензировать Мамонова бессмысленно. Оценивать его коллег, честно существующих на сцене, можно, но непонятно, зачем. Мальчик Кай состарился, пока был у Снежной королевы, отрастил себе брюшко («Может быть, лучше бы я и не пил эти четырнадцать бутылок пива? Мог бы воздержаться. Да и дел накопилось...» – мучается Мамонов). Чем занимался? Удил рыбу, ел колбасу, плясал, смотрел вдаль. Пытался составить из Петра Николаича Мамонова слово «вечность». Получалось.
Мамонов ничего общего не имеет с Андерсеном, кроме этого вот слова «вечность». Иллюстрировать песни Петра Николаича могла и «Алиса в Стране Чудес» (в «Зелененьком» и песня про кролика есть), и «Война и мир» («Целую ночь то спишь, то не спишь... то спишь, то не спишь... раз на раз не приходится»), и Конституция Российской Федерации. Персонажей, кстати, можно оставить тех же.
Главное во всех этих произведениях все равно Мамонов, саундтрек к любому сбою в сердечном ритме.
«Довольно большой, почти уже взрослый, весь зелененький, в коричневых брючках, на груди пятнышки» — и все это там, где снег, где лед, где по интернету ни до кого не дотронешься, и совершенно неважно, что ты там камлаешь, все равно никто не слышит. И он же «зелененький, маленький неизвестно кто... но я человек, и я могу даже кричать». Кричит. Человек. Маленький. Довольно большой. Кажется, умирает... а, нет, опять живой.
Ощущение от этого бесконечного умирания и воскресания на сцене настолько тяжелое, что не хочется искать в этом никаких смыслов, рассуждать об искусстве и встраивать «Мышей и мальчика Кая» в культурный контекст. В психушке бывали? Вот вам контекст. Слава богу, старшая медсестра Герда пока не пришла, она из персонала самая вредная.
Те, кто не увидел спектакль 8 марта, могут дождаться Герду 17 марта в Театре имени Станиславского.