«Стерва» оказалась «ангелом»

Первый в истории приезд в Москву оперной звезды Кетлин Бэттл столичные оперные фаны ждали с нескрываемым нетерпением. Полгода меломаны перешептывались на светских вечеринках, и, потирая руки гадали: что же главная оперная «стерва» выкинет у нас.

Как известно, формула настоящего сопрано такова: божественный голос, умопомрачительная внешность и крайняя степень стервозности. Великая Каллас, отвечала всем этим нормам, говорят, не один дирижер мечтал приставить дуло револьвера к виску или выброситься с небоскреба после истерик звезды на оперной сцене. С капризами другого великого сопрано — Джесси Норман - москвичам довелось столкнуться всего пару лет назад, когда оперная прима заявила, что не выступит в Большом зале Московской консерватории до тех пор пока там для нее не оборудуют спецлифт и душевую комнату прямо в гримерной. Консерваторской администрации ничего не оставалось, как изыскать несколько тысяч баксов на причуды госпожи Норман. Однако, судя по зарубежной прессе, по сравнению с Кетлин Бэттл, ее подруга Джесси Норман — просто кроткая овечка. Своими истериками, эскападами, которые приводили к срыву дорогих концертов и записей, темнокожая красавица Бэттл добилась бойкота не только со стороны звукозаписывающих компаний, ведущих оперных театров (от Метрополитан-опера до Ковент-Гардена), но и бойкота со стороны американских творческих профсоюзов. Рассказывают, что прима могла дойти до белого каления по любому нелепейшему поводу, могла придраться ко всему — от цвета декораций до несимпатичной физиономии водителя ее машины. Вопреки всем опасениям продюсеров, приехав в Москву за неделю до ее единственного концерта, Кетлин Бэттл вела себя необычайно кротко. По свидетельству организаторов музыкальной акции из «Краутерконцерта», ангельская улыбка не покидала лицо примадонны даже тогда, когда ей приходилось раз по семь объяснять дирижеру Марку Горенштейну, как следует аккомпанировать ей, чтобы это было удобно и певице и оркестру. Зато сам концерт превзошел все ожидания поклонников оперы и самих оркестрантов бывшего светлановского оркестра, аккомпанировавшего ей в этот вечер. 31 января москвичи могли убедиться, что ничего подобного они не слышали и вряд ли услышат еще.
В отличие от русских бронебойных сопрано типа Галины Вишневской или Ольги Бородиной, голос Бэттл оказался совсем тихим (непонятно, как ей удавалось выступать на ведущих оперных площадках мира в постановках, где необходимо перекрывать пением огромный оркестр). Но сам тембр Кетлин Бэттл был фантастическим — казалось, будто ангелоподобный парящий тембр ее голоса рождается не из глотки темнокожей красавицы, а где-то высоко под сводами зала. Такой бриллиантовой виртуозностью вряд ли может похвастать кто-либо из русских артистов. Бэттл работала как безупречная машина — в ее умопомрачительных каденциях с безумным количеством фуоритур не было ни одной фальшивой ноты, и ее уникальное вибрато можно было сравнить с самыми сложными руладами, которые способны издавать лишь экзотические певчие птицы. Впрочем, необычная виртуозность Бэттл в «Речитативе и романсе Джульетты» Винченцо Беллини и фрагменте из оперы «Линда ди Шамуни» Гаэтано Доницетти, объясняется довольно парадоксально: в юности
В ответ на «брависсимо» растроганная прима в конце концерта после «Мотета» Моцарта, приложила палец к губам и зал замер. «Тише, тише, я слышу как кто-то зовет меня по имени», — произнесла певица по-английски почти шопотом. Обескураженные зрители сперва было подумали что Бэттл просто... помешалась, но эта странная фраза оказалась началом спиричуэлс. 54-летняя оперная звезда пела джаз с той теплотой и проникновенностью, которая удавалась разве что Элле Фицджеральд. За этим народным американским шедевром последовал, по признанию самой Кетлин «любимая спиричуэлс ее отца» под названием «Мне нужны два крыла чтобы улететь», потом — «Милый господь» и под занавес — «Я слышу музыку вокруг». Надо ли говорить, что весь зал встал и минут десять, не умолкая, аплодировал, а темнокожая американка в черном бархатном платье и пунцовым шарфом в руках, светилась счастьем. Кетлни Бэтл пощалась с Москвой, опускаясь перед зрителями на одно колено.