Цивилизация
Современное кино все больше напоминает глянцевых монстров Сальвадора Дали, разрывающих себя на части под лазурными небесами. Ярость кинематографа, невыносимо уставшего от самого себя, выплескивается в эксцессах порнографии и жестокости, пытаясь найти в элементарных частицах простейших эмоций избавление от собственного усталого самодовольства.
«Необратимость» («Irreversible») Гаспара Ноэ – самая радикальная попытка такого выхода, оставляющая в своей безоглядности позади «Остров», «Пианистку», «Интимность» и прочие пасмурные истории любви последних лет.
Ноэ – это мясник кинематографа. Он снимает кино, словно рубит ободранную тушу, висящую на остром крюке. Взмах топора – и история начинает раскручиваться от конца к началу, поделенная на десять сцен, каждая из которых снята одним планом. От финала, который начинается в аду, история движется к началу – в рай.
Рассказанная в обычном порядке, она представляет собой довольно заурядный сюжет из криминальной хроники Парижа. Девушка, ее бывший муж и нынешний бойфренд отправились на вечеринку. Там девушка поссорилась со своим парнем, отправилась домой и была изнасилована и с невероятной жестокостью избита в подземном переходе. Пока ее грузили в «скорую», местные бандиты предложили ее парню помощь в поиске насильника за небольшую мзду. Тот согласился, поиски привели их в гей-клуб, где завязалась драка. Бойфренду девушки сломали руку, оставив его инвалидом, а бывший муж убил одного из нападавших. Насильник же стоял в толпе и смотрел на эту бойню.
Вывернув сюжет наизнанку, Ноэ ищет в каждой сцене предел возможного. Предел того, что может вынести зритель и сам экран. Жестокость «Необратимости» не имеет отношение к людоедству трэша или натурализму азиатского кино. Скорее это тупая невыносимая жесткость записи полицейского допроса или подпольного снаффа – документального изнасилования с убийством. Безумная, как лунатик, видеокамера скользит по непредсказуемым траекториям, раздирая привычное пространство кадра. Кровавые ошметки кино, как мы его знаем, летят во все стороны.
Чтобы создать эту бойню, Ноэ пригласил Монику Белуччи, Венсана Касселя и Альбера Дюпонтеля. Гениальный Кассель, красавица Белуччи и сдержанный Дюпонтель были перемолоты мясорубкой режиссуры в костную муку. Они – звезды, часть большого кино, и жалости к ним быть не может. Их противник, сутенер и насильник с арабской внешностью – почти человек без лица, чудовищное иррациональное зло, бессмысленное разрушение. Изнасиловав женщину на бетонном полу клаустрофобического коридора, он застегивает ширинку и ударами превращает ее лицо в кровавое месиво. Сделав примерно то же самое, что Гаспар Ноэ своей необратимостью сотворил с кино.
Чем ближе к началу истории и к концу фильма, тем сильнее разряжается атмосфера, затихает музыка, успокаивается обезумевшая камера. Кончается фильм сценой, красотой и покоем близкой к счастливому сновидению.
И тогда возникает вопрос – зачем все это? Кино, разумеется, заслуживает казни, но этого слишком мало. К тому же попытки справиться с властью кино были всегда –начиная с «Андалузского пса» Бунюэля и заканчивая «Эмпайр Стэйт Билдинг» Энди Уорхола. А обратная последовательность сюжета после «Помни» Кристофера Нолана – уже не находка, а один из вариантов драматургии.
Однако ярость и ожесточение Гаспара Ноэ столь безграничны, что способны сами по себе порождать смыслы. Может быть, это современная «Дневная красавица» с жуткими грезами женской сексуальности героини. Может быть, история о необратимости жизни, состоящей в том, что каждое событие проживается отдельно, нет никакой логики, а есть только куски и фрагменты – в данном случае десять кусков любви, жестокости и отчаяния.
Посмотреть на убийство жанра можно с 30 января в кинотеатрах «5 звезд», «Зарядье», «Киноцентр», «Люксор», «Матрица», «МДМ-кино», «Ролан», «Синема-Весна».
