Цивилизация
Доклад «Национальная научно-технологическая политика «быстрого реагирования»: рекомендации для России» представил в Москве Центр научно-технической экспертизы Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС) при президенте РФ. В подробном исследовании (его объем — 160 страниц) освещаются проблемы перехода России на новую модель экономического роста до 2020 года. Эксперты центра считают: страна на шесть-восемь лет отстает «от начала развития большинства прорывных направлений», что «является критическим фактором достижения технологического лидерства, а вместе с ним — и занятия доли будущих рынков».
Один из примеров отставания России — перепрограммирование стволовых клеток, открытие, за которое в 2012 году Синъя Яманака получил Нобелевскую премию. Непосредственно прорывной результат был получен в 2006 году, в 2008 году произошло подтверждение технологизации, в период с 2012 по 2014 год была отлажена производственная технология, и, наконец, в 2014 году была создана индустрия.
В результате в Японии поставлена амбициозная цель: к 2023 году обеспечить искусственными органами 80% населения. В России же только в 2014 году это направление было определено как прорывное.
Еще одно направление — мемристорные микросхемы и когнитивные компьютеры. Прорывной результат был получен в США в 2006 году, и в 2012-м в этой стране уже появилась целая индустрия.
Авторы доклада считают, что необходимы отказ от системы долгосрочного планирования и замена его на систему «научно-технологического мониторинга», которая позволяет «фиксировать слабые сигналы о появлении и первых стадиях эволюции прорывного результата». В качестве примера они приводят оптогенетику — методику исследования работы нервных клеток, заключающуюся во внедрении в их мембрану специальных каналов — опсинов, реагирующих на возбуждение светом. В 2008 году был получен прорывной результат, спустя два года журнал Science назвал это одним из перспективных направлений ближайшего десятилетия. К настоящему моменту завершен этап подтверждения технологизации и в США, Китае, Южной Корее и странах ЕС начинается создание производственной технологии и индустрии.
Если Россия начнет развивать это направление сейчас, то ее отставание будет не столь критичным, как в двух предыдущих случаях.
Корреспондент «Газеты.Ru» попросил авторов доклада рассказать о том, как можно использовать это исследование и механизм, разработанный в ходе него, позволяющий анализировать научные публикации и выявлять те направления, которые являются мейнстримом.
«Давайте представим, что вы пришли, скажем, в один из физических институтов РАН и сказали, что направления, которыми они занимаются, не являются прорывными, а надо заниматься тем-то и тем-то», — предложил корреспондент «Газеты.Ru». «А мы уже приходили в некоторые институты, — ответила директор Центра научно-технической экспертизы РАНХиГС Наталия Куракова. — Например, мы пришли в Институт неврологии РАМН и рассказали им о технологиях, которые мы видим как прорывные. И произошла фантастическая вещь. Например, они использовали магнитную стимуляцию мозга, но лишь для реабилитации пациентов после инсультов. Но они абсолютно не владели массивом патентной информации и не рассматривали этот способ для повышения когнитивных способностей человека. И уж совсем ничего не знали о докладе Королевского общества Великобритании, который предупреждал весь мир о том, что электромагнитная стимуляция мозга уже используется в армии и после этой процедуры солдаты видят в темноте, могут не спать неделю и т.д. Они об этом не знали. Когда мы это рассказали и передали им массив информации, мы сразу сделали несколько заявок на патенты. Они совершенно раздвинули и переосмыслили свои исследовательские планы и стратегии. Ничего, кроме благодарности, мы этим поступком не инициировали.
Наши ученые не имеют нормального информационного обеспечения, потому что они имеют педагогическую нагрузку не 200 часов, как в MIT и Гарварде, а 1200.
Когда появляются люди, которые обозначают какие-то векторы и учат их работать с помощью этих тем, они благодарны, мгновенно перестраиваются и быстро смещаются в сторону мейнстрима. Этот опыт мы имеем, и он нас очень вдохновляет».
Авторы доклада сообщили, что аналогичные вещи сделаны, в частности, для социологов и экономистов. «Такое ощущение, что в социологии у нас все делается ровно наоборот.
В России много исследований, которые мир интересуют мало и нигде не цитируются, и в то же время полностью отсутствуют исследовательские направления, которые рассматриваются в социологии как мейнстримы.
А социология — это одна из трех наук, которая имеет самый большой темп обновления научного знания, и, что нас особенно пугает, она сочетается с нейротехнологиями, и, если посмотреть на гранты исследовательского подразделения армии США, то все они — социология плюс нейронауки, социология плюс химия. Это судьбоносное направление науки, которое обязательно нужно перестраивать», — рассказала «Газете.Ru» Куракова.
В докладе в число значимых вынесен тезис о «глобальной конкуренции» в науке и развитии «мобильности умов». Эта мысль не вызывает сомнений — в Европе в том числе и для обеспечения межстрановой мобильности даже на студенческом уровне реализуется Болонский процесс, финансируются многочисленные программы типа Erasmus. Крупнейшие университеты стремятся заполучить самых перспективных аспирантов со всего мира. Многие фонды предлагают гранты для обучения в других странах (например, американский Фонд Фулбрайта). Россия в течение длительного времени могла выступать лишь донором: из страны в 1990–2000-х годах уехали тысячи специалистов в самых разных областях, от теоретической физики до социальной антропологии. В последнее время ситуация стала немного меняться: так, президентом сколковского университета науки и технологии «Сколтех» стал британец Эдвард Кроули, а в частных разговорах представители фонда «Сколково» говорили о намерении создать программу постдоков в университете, привлекая туда в том числе и иностранцев. Кроме того, иностранные специалисты работают в ряде лабораторий, созданных на средства мегагрантов.
Главное, что бросается в глаза при изучении доклада, — что он в первую очередь посвящен развитию прикладной науки, и это в принципе отражает взгляд властей на пути развития российской науки.
Так, на «круглом столе» в рамках конференции «Технопром» в ноябре 2013 года представитель Фонда перспективных исследований ограничивал срок проверки перспективных гипотез тремя-пятью годами, что вызвало дискуссию. Глава «Роснано» Анатолий Чубайс там же заявлял: «Наша задача — не НИОКР, а создание бизнеса, всегда с частными инвесторами».
Таким образом, аналитика Центра экспертизы ложится в тренд отношений государства и науки: власть готова финансировать проекты, но только если они дадут результат «здесь и сейчас».
Проблема заключается в том, что этот путь (развитие прикладных, наукоемких технологий), по которому в 1960–1970-х годах пошли многие страны Азии, потребовал от них длительных долговременных инвестиций. Кроме того, отличие России от этих стран в том, что у них не существовало мощной фундаментальной академической традиции. В России ее носителями являются институты, ранее входившие в систему Академии наук (РАН), и не факт, что они будут готовы сосредоточиться на прикладных исследованиях. Впрочем, пример с Институтом неврологии РАМН, который приводят авторы, позволяет рассчитывать на то, что отечественные ученые могут проявить мобильность и частично переориентироваться.