Попытка запустить этот проект имела место еще в прошлом году, но дело тогда уперлось в конфликт между двумя институциями. Прежний владелец особняка на Делегатской улице – Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства – решительно противился передаче своих помещений филиалу Государственного центрального музея современной истории России (в прежней жизни – Музея революции). Два равно уважаемых заведения вели междоусобные бои до тех пор, покуда Минкульт не унял это кровопролитье, издав надлежащие документы и сделав соответствующие внушения. Главное здание городской усадьбы графов Остерманов–Толстых (в советское время здесь размещался Совет министров РСФСР) теперь вроде бы окончательно закреплено за музеем «Обретая свободу», а прикладники вынуждены довольствоваться примыкающими флигелями.
Романтическое название нового музейного отдела вызывает, признаться, недоумение. Неужто здесь и впрямь полагают, что слоган «Обретая свободу» может быть поставлен эпиграфом к русской истории ХХ века?
Как минимум, следовало бы использовать более диалектичную формулу. Скажем, «Теряя и обретая свободу» – что-нибудь в этом духе, если уж нельзя обойтись без упоминания гражданских вольностей... Так или иначе, экспозиция «Мой дом – Россия» никаких особых трактовок в части завоевания свободы или ее утраты не предлагает. Задача тут просматривается скорее этнографическая. Специфика выставки (судя по всему, она останется в залах надолго и будет играть роль постоянной экспозиции) заключается в том, что от отдельных витрин с экспонатами здесь отказались, используя взамен принцип музейной инсталляции. Выражаясь научным языком, проект основан на «создании типологических реконструкций частных и общественных интерьеров». В аннотации говорится также, что выставка эта интерактивная, но тут уж вы не слишком обольщайтесь. Руками ничего потрогать вам не дадут, равно как и джойстика для каких-нибудь виртуальных игрищ не предложат.
Похоже, «интерактивность» возникла в официальном тексте для красоты слога. Любят у нас в музеях звучную терминологию.
Но зрелище все равно получилось инновационное, как ни крути. Реконструируя ту или иную среду обитания, устроители не довольствовались условным антуражем, а вживались в образы на всю катушку. С тщанием, достойным фильмов Алексея Германа, музейщики не просто соорудили интерьеры из подлинных предметов, но и максимально имитировали эффект присутствия хозяев. Мол, выбежали те на пять минут за хлебушком, того и гляди вернутся... Но только начинаешь в предложенную ситуацию верить, как впечатление обламывают ряженые манекены. Все-таки дизайнерское усердие должно иметь точные эстетические границы, иначе труды идут насмарку.
Разве сложно было доиграть до конца в ту игру, что возникает на старте?
Только вещи, только их взаимосвязь — а людей пусть дорисовывает воображение.
Так нет же: на кухне в ленинградской коммуналке 30-х годов вдруг из воздуха материализуется женский манекен, которому самое место в витрине бутика. Натурально, на тетке красуется подлинное одеяние той эпохи, но никакая аутентичность платья от разрушения иллюзии уже не спасает. А когда в жилом бараке строителей Магнитки обнаруживается пластмассовый персонаж в телогрейке и валенках (типа пришел со смены, жрать охота), то понимаешь окончательно: все, накрылся тонкий замысел.
Не будет здесь города-сада.
Ведь буквально только что ты пытался представить себе «квалифицированного рабочего-печатника» в Нижнем Новгороде 1900-х годов, у кого на столе запросто валяются «Записки революционера» пера господина Кропоткина. Ну да, мысленный образ владельца комнаты до конца не вырисовывался, однако имелась в этом определенная интрига. Неужто Паша Власов из романа «Мать»? И кто были те загадочные семинаристы, чей учебный класс реконструирован с неожиданным трепетом? А после этого получайте огородных пугал в нелепых позах, да еще кое-где дурацкие фотообои для пущего контекста. Огрехи в сценарии накапливаются столь стремительно, что от первого позитивного впечатления вскоре не остается и следа.
Скажете: к чему придираться, сделали, как сумели, все равно же прикольно?
А придираться стоит хотя бы потому, что сама затея с историческими интерьерами не столь очевидна, как может показаться в умозрении.
Превратить ее в занятное и убедительное шоу способна лишь очень выверенная драматургия. Иначе акцент неминуемо смещается в сторону наглядных пособий. Музей, конечно, не театр: тут не принято на манер Станиславского привередничать «верю – не верю». Но коли взялись менять музейные установки, могли бы и сценографию включить в число профессиональных навыков. Пока же, увы, зрелище до взрослого «спектакля» не дотягивает и адресовано прежде всего школьникам. Вот, дети, смотрите, как жили ваши недавние предки – тут дворянская гостиная со старорежимной мебелью, тут крестьянская изба с лавками и ухватами, а вот кабинет дедушки Калинина, где он принимал ходоков с челобитными. Хорошо хоть чучело всесоюзного старосты не додумались усадить за стол.
В сумме инсталлированы 16 интерьеров разных времен и функциональных назначений. Кроме упомянутых выше назовем еще типовую однокомнатную квартиру в «хрущобе» (эпоху символизируют гэдээровский столик на тонких ножках, магнитофон «Яуза», Ремарк с Хемингуэем на книжной полке, баночка «кофе натурального без цикория»), реконструированный номер в почившей гостинице «Россия» (для «оживляжа» в телевизоре демонстрируют фрагмент фильма «Мимино»), кабинет в подмосковном ЦУПе с весело мигающей электронно-вычислительной машиной, а также интерьер дачной террасы, воспроизведенный с особенной и где-то даже объяснимой нежностью.
В последнюю же по счету комнату заходишь буквально как к себе домой – речь приблизительно о той самой стандартной обстановке, в которой Женя Лукашин с Надей отмечали свой нестандартный Новый год. На мониторе здесь крутится что? Правильно, «Ирония судьбы». А рядом с искусственной елкой опять фигурирует пластиковая топ-модель, обряженная в вечернее платье по фасону 70-х.
Какая все-таки гадость эта ваша заливная рыба...
На этом экспозиция временно обрывается, однако до конца года музейщики планируют создать заключительный раздел под названием «Россия в постсоветский период». Что именно в нем будет представлено, в точности не известно. Долетал только слух об «умном доме», который олицетворит пришествие компьютерных технологий в наш допотопный быт. Если других идей на тему постсоветской жизни пока нет, то можем подкинуть пару-тройку оных для обсуждения на ученом совете.
Предыдущие реконструкции базировались на уже имеющихся музейных фондах, а для наиновейших задумок все равно придется собирать материал. Значит, и дополнительный бюджет надо будет выискивать... Так что прикиньте: неплохо бы воссоздать интерьер среднестатистического офиса, типовой шалаш бомжа, характерную секцию Черкизовского рынка и обстановку олигархического особняка на Рублевке. Если уж бороться за дальнейшую историческую достоверность, то по всем фронтам и с должным размахом.