Цивилизация
Профессор Фукуяма был не прав. Конец истории наступил вовсе не так и не там, как он описывал. Не скажу за весь мир, но в СССР, откуда мы родом, конец истории наступил 50 лет назад. Когда 14 октября 1964 года в результате бескровного верхушечного переворота вместо Хрущева первым секретарем ЦК КПСС был избран Брежнев.
Два года спустя первого секретаря стали звать генеральным, что, несомненно, лучше шло к бровям Леонида Ильича. Но не это главное. Куда важнее, что
именно при Брежневе сложился тот уклад, внутри которого продолжают существовать сразу несколько поколений живущих в нашей стране людей.
Уклад этот оказался сильнее и устойчивее любых идеологических конструкций вроде социализма или либерально-рыночного капитализма. Он далеко не идеальный, но альтернативу ему при всех довольно радикальных попытках найти пока не удалось. Не рискну дать этому укладу название. Для начала его стоит просто описать.
Начнем со среды обитания. Если меня спросят, что такое брежневская эпоха, первый образ, который придет на ум, – типовые окраины Москвы. Именно при Брежневе среднестатистический советский человек стал жить в многоквартирном и многоэтажном панельном доме. И чем надрывнее писатели-почвенники плакали о старой крестьянской России, тем больше серых коробок вырастало на горизонте.
При раннем Леониде Ильиче с хрущевских пятиэтажек перешли на девятиэтажки, к московской Олимпиаде 1980 года строили уже 16 этажей и выше, в наши дни и 30 этажей не предел. Брежневский жилищно-строительный комплекс, давно закатавший в бетон все ближние подмосковные села, грозит теперь дойти до Калужской области.
Жилья, правда, как не хватало, так и не хватает. Потому что в нашем образе жизни есть еще одна важная черта. Жить в России можно только в Москве. Тут тебе и снабжение, и Большой театр, и все деньги.
Мечта жить в Москве за последние 50 лет сбылась у столь многих, что постаревшие брежневские лимитчики, обзаведясь своим панельным жильем в спальных районах, давно выглядят коренными москвичами.
Не все помнят, что мегаполисом, хотя слова такого тогда не употребляли, Москва стала именно при Брежневе. То, что мы наблюдаем сейчас, – количественный рост в рамках заданного тогда направления. И касается это не только городской среды.
Вот, к примеру, мечта об эмиграции. Когда наш человек говорит, что хочет «уехать», пояснять куда давно не нужно. Желательно в «капстрану» – хоть чучелом, хоть тушкой. Тогда, конечно, было сложнее. Но выпускать – факт – впервые начали как раз при Брежневе.
Поначалу уехать могли в основном евреи, но очень скоро эмиграция стала главной русской мечтой и остается таковой до сих пор.
Это же круче, чем даже Москва! С выездными визами или без них волн эмиграции у нас уже не меньше, чем автомобильных колец вокруг столицы.
Пожалуй, единственное, что может удержать от эмиграции нашего человека, – это его работа. Еще одна из наших основ. Что в работе главное? Правильно, две вещи – зарплата и коллектив. «У природы нет плохой погоды», – пели герои бытовой комедии «Служебный роман», кто на автобусе, кто на электричке, а кто на личном авто поспешая на работу – в теплые стены учреждения.
Офисы, кстати, тогда уже были – у представительств инофирм в Москве, у «Интуриста» и «Аэрофлота» за границей. В офисе и тогда было престижно работать, и сейчас – просто сегодня это доступно большему числу «простых людей», как и возможность доехать до офиса на личном авто, да еще и на иномарке. При Брежневе такое могли себе позволить только Высоцкий или подпольные цеховики, но растет благосостояние. Хотя по старинке, на электричке, часто надежнее. И запах в этих электричках все тот же, знакомый с детства.
Еще, конечно, большой шаг вперед – нынче в любом учреждении у каждого сотрудника свой компьютер с монитором, хоть партия и правительство никаких таких планов никогда и не строили. Компьютеры и комплектующие к ним хорошие, импортные. Потому что при дорогом Леониде Ильиче партия и правительство благополучно прозевали наступление компьютерной эры, хотя про НТР и технический прогресс с высоких трибун тогда болтали не меньше, чем сейчас про «Сколково» и нанотехнологии.
Бизнес в позднем СССР был, но подпольный. «Лохи» – слово из брежневской поры – могли о нем не знать, но уже тогда без бизнеса нельзя было ни одеться нормально, ни на стол накрыть. Так что и «последний лох» рано или поздно о бизнесе узнавал, хотя и старался держаться от него подальше. Ну а сейчас, руку на сердце положа, без «серых» схем редко какой бизнес может существовать, хоть вроде бы все давно легализовано. И занимаются бизнесом в России по-прежнему лишь самые отчаянные и безбашенные.
Большинство же ведению собственного дела предпочитает зарплату два раза в месяц и чай в учреждении-офисе. Еще лучше служить в органах или в Кремле. Горисполком, ныне городская администрация, тоже неплохо.
Между прочим,
анекдот про нового русского, который купил «Запорожец», чтобы по квартире ездить, изначально был придуман про даму, которая при Леониде Ильиче распределяла номенклатурное жилье в Москве.
Стоит ли напоминать, что и нынешняя российская попса, от песенного до разговорного жанра, родом из брежневских «голубых огоньков» и праздничных концертов. И вот уже родившиеся в середине 1970-х разменивают пятый десяток, а сольная карьера иных патриотических певцов как началась задолго до их рождения, так и цветет по сей день. «Жизнь – только миг между прошлым и будущим», – сказано точно не про некоторых брежневских народных артистов.
Зато, возразят мне, теперь изобилие продуктов и товаров, а при Брежневе на все был дефицит. И очереди. Что правда – то правда, достать импортный ширпотреб стало проще, хотя за качеством и если не хочешь переплачивать три цены, спекулянтам все равно лучше ехать за границу. Но вот уже и за колбасу снова стало боязно, а хороший сыр вовсе исчез. Потому что все, как и при Брежневе, Запад ввел санкции. Что же до очередей, то наш человек умеет создать их везде, где только появляется. Очередь – это неотъемлемая часть нашей цивилизации, наша первичная и единственная форма самоорганизации.
Идеологии тогда было больше, импортных джинсов – сейчас. Но уже тогда стало модным отказываться от первого в пользу второго.
Особо идейных недолюбливали и держали за странных людей во времена моего школьного детства. Просто в какой-то момент, когда окончательно ушли те, кто помнил, ради чего в 1917-м все затевалось, ушла и необходимость изображать из себя верных ленинцев. Хотя если для карьеры надо или там за отгулы лишние, то и на демонстрацию трудящихся с заранее утвержденными лозунгами сходить всегда можно, и в партию вступить, не говоря уж о комсомоле.
Как показывают последние 50 лет, наш уклад, назовем его так, непоколебим и нескончаем. Его не смогли изменить ни рецепты чикагской школы, ни программы развития «открытого общества». Нам ведь самим непонятно, зачем меняться, да и не нужно. Ладно бы еще колбаса исчезла или зарплату перестали давать. Однажды так было, когда нефть в цене упала. Тогда мы затянули пояса, избавились от части территории, распустив Союз, сократили траты на дорогостоящие непонятные излишества вроде науки и культуры, временно помирились с Западом в обмен на гуманитарную помощь и кредиты (потом заодно на этот Запад все наши беды и свалили), кто-то уехал, кто-то рискнул начать бизнес, но «корочка» и погоны все равно оказались перспективнее.
За все эти долгие годы уклад наш только окреп, и теперь его, кажется, уже ничто не возьмет. Конец истории в России наступил.
И после этого нам не страшен даже конец света.
