Цивилизация
Если и были слабые надежды, что после встречи Путина и Обамы в Нью-Йорке отношения двух стран улучшатся или хотя бы перестанут ухудшаться, то они провалились.
Вмешательство Москвы в Сирии если и привело к изменению повестки отношений с Вашингтоном в сторону уменьшения в них «токсичной доли» Украины, то не стало основой для сотрудничества даже по такой бесспорной теме, как борьба с исламизмом. Реинкарнации дружбы пост-11 сентября не случилось. Сирия лишь дала новые поводы для взаимного недоверия, раздражения и — противостояния.
По сути, сегодня Россия и США находятся на пороге «прокси-войны».
Пентагон приступил к массированным поставкам вооружений противникам Асада с воздуха. Включая противотанковые переносные ракетные комплексы. Они были доступны боевикам и ранее — через Саудовскую Аравию. Она заказала их в 2013 году 13 тыс. штук у США и, скорее всего, получила одобрение на такие поставки. Теперь США поставляют их напрямую. Якобы первая партия упавшего с неба оружия попала курдам и некоей «Сирийской арабской коалиции» скромным числом 3,2 тыс. боевиков. Этим силам, по замыслу Америки, предстоит брать «столицу» ИГИЛ (организация запрещена в России) Ракку.
Но нет никакой уверенности, что это оружие не окажется в руках самого ИГИЛ (запрещено в России) и прочих «неумеренных» террористов.
Как это случилось с партией внедорожников «Тойота», направленных США «умеренной» «Свободной сирийской армии» (ССА), но оказавшихся у ИГИЛ. Этот скандал облетел интернет. Похоже, США сделали ставку на решительное изменение ситуации на поле боя в пользу пестрой коалиции антиасадовских сил, которые и будут в итоге объявлены «умеренными». Переговоры с Москвой сюда не вписываются. А если при поддержке российских ВВС правительственные войска пытаются перейти в наступление, то Вашингтон хотел бы его сорвать.
Однако в Сирии постоянно заключают и перезаключают альянсы самые разные группировки, в том числе с ИГИЛ, боевики кочуют из одних в другие. Вместе с оружием. И возрастает риск, что, пусть и через третьи руки, террористы получат теперь американское оружие. Хорошо еще, что не средства ПВО. На исламистских сайтах уже появились кадры, как американские ракеты жгут танки Асада в провинциях Хама и Идлиб.
Это начинает напоминать Афганистан и историю с поставленными моджахедам «Стингерами».
Вместо ожидавшейся, возможно, некоторыми в Москве координации действий в Сирии хотя бы против ИГИЛ создаются предпосылки для развязывания «прокси-войны» против Дамаска и поддерживающей его России руками в том числе исламистов. Это грозит дальнейшим ухудшением отношений России с США по всем прочим направлениям, вплоть до постановки вопроса о новых санкциях против Москвы — теперь уже «за Сирию».
То, что сейчас Вашингтон на время «отвлекся» от Украины и укрепления военных сил восточноевропейских соседей России, ничего не значит. Об этом вспомнят, когда прояснятся итоги главной на сегодня битвы — за сирийскую пустыню.
Такое противостояние скажется и на внутренней политике России. Не только в форме затягивания поясов в социальной сфере и увеличения военных расходов, но и в форме проявления антизападнических и антиамериканских мотивов, вплоть до самых диких и радикальных, в «суверенизации & деофшоризации» внутренней жизни не только для политической элиты (которой уже запрещены не только загрансчета, но и многим — загранпоездки), но и для обычных граждан. Как известно, в пору даже «прокси-войн» патриотическая пропаганда порой принимает форму угара.
В Вашингтоне восприняли действия Москвы по борьбе с исламистскими группировками в Сирии (не только с ИГИЛ, но и «Джабхад-ан-Нусрой», «дочкой» «Аль-Каиды (организация запрещена в России)» (запрещена в России) «Ахрар аш-Шамом» и другими) как «непозволительную самостоятельность», весь масштаб которой, похоже, во время нью-йоркской встречи Путина с Обамой в Америке не разгадали, посчитав, что Путин их «обманул и использовал».
Действия Москвы были восприняты как вызов всей политике США в регионе.
В пятничной статье для The Wall Street Journal гуру американской внешней политики Генри Киссинджер ставит вопрос еще острее. По его мнению, беспрецедентное за последние десятилетия военное вмешательство России в Сирии стало одним из (но не единственным) «симптомом дезинтеграции роли Америки в стабилизации порядка на Ближнем Востоке, как она сформировалась после арабо-израильской войны 1973 года». Киссинджер пишет: вся сложившаяся с тех пор региональная система безопасности «лежит в руинах». Ливия, Йемен, Сирия и Ирак находятся в состоянии распада государственности перед лицом угрозы установления «шариатского халифата».
Он все же делает акцент не на «российский вызов», а на разгорающийся суннитско-шиитский конфликт. И его как раз больше беспокоят растущие в «духе персидского империализма» амбиции Ирана, нежели российские бомбардировки в поддержку Асада. В последних он видит вполне рациональную мотивацию (то есть не просто утереть нос Обаме): Россия обеспокоена тем, что падение режима Асада приведет к хаосу, как в Ливии, превратит Сирию в оплот терроризма, угрожающего мусульманским регионам России и Средней Азии.
Для Киссинджера действия Москвы не столько попытка «продлить правление Асада навечно», сколько ответ на «геополитический, неидеологический вызов — это классическое проявление политики поддержания баланса сил».
В то же время американская политика, по мнению бывшего госсекретаря и помощника по нацбезопасности, в попытках найти компромисс со многими игроками «утратила способность самой формировать повестку». В том числе Вашингтон не представил варианты сирийского устройства на будущее, если Асад уйдет. В условиях, когда группа суннитских государств открыто противостоит шиитским,
Киссинджер призывает отказаться от подхода «враг моего врага — мой друг». На Ближнем Востоке это уже не работает.
Он предлагает исходить из того что, во-первых, ИГИЛ — главная опасность и против него надо прежде всего вести борьбу. Во-вторых, отстранение Асада на этом фоне — задача второстепенная. В-третьих, нужно, чтобы территории, оккупированные ИГИЛ, после освобождения заняли не иранские или иные внешние силы, а умеренные сунниты. В-четвертых, что касается России, если она ограничится ударами только против ИГИЛ, то это «поможет избежать новой «холодной войны». В-пятых, суннитские государства (монархии Персидского залива, а также Иордания и Египет) должны сыграть конструктивную роль в послевоенном обустройстве региона и той же Сирии. Надо подключать и Турцию. И самый важный тезис: послевоенная Сирия должна стать федерацией.
Читая ветерана большой политики, остается сожалеть об отсутствии представителей столь же масштабного мышления сегодня.
Вот с кем можно было «чисто конкретно договариваться» Брежневу и Громыко. Хотя Киссинджер и не отдает хотя бы часть лавров СССР за создание простоявшей с 1973 года ближневосточной системы безопасности.
Сегодня было бы приятно, скажем, услышать из Москвы, да хотя бы и с трибуны ООН, нечто такое же систематизированное, разложенное по пунктам. Которые, разумеется, будут отличаться от некоторых пунктов Киссинджера. Но в чем-то могут и совпасть. Однако прозвучавшее в общей форме предложение об общей антитеррористической коалиции если и обросло «мясом», то, наверное, лишь во время контактов Москвы с региональными игроками — от Саудовской Аравии до Турции, — но не в публичном пространстве, где военные действия России всячески принижают: мол, не тех бомбят и не так.
Некоторые предложения для обсуждения будущего Сирии могли быть высказаны уже сейчас (или после некоторых первых успехов на поле боя) совместно Москвой и Дамаском. Но Москве, создается впечатление, пока нечего предложить «суннитскому блоку» в порядке компромисса (которого — да, в таком регионе эффективнее добиваться, показав силу), чтобы избежать враждебности с его стороны как «союзник шиитов». С другой стороны — и тут Киссинджер прав, — попытки США лавировать в духе «и вашим, и нашим» никаких результатов пока не имели: система безопасности региона таки в руинах.
США — возможно, от обиды хозяина Белого дома на отклики в СМИ о том, как его «переиграл коварный Путин», — готовы лишь на координацию действий военных по предотвращению случайных боестолкновений над Сирией, и то не по всем пунктам (к примеру, в вопросах спасения плененных пилотов не готовы, как выяснилось). Но не на диалог по политическому урегулированию.
Вашингтон даже крайне неохотно оглашает названия тех группировок, воюющих с Асадом (помимо распавшейся на множество автономных бригад «зонтичной» «Свободной сирийской армии»), которые он считает «умеренными». Возможно, таковые будут объявлены по итогам «тендера» в боях: кому удастся добиться успехов, закрепившись, скажем, в крупных населенных пунктах типа Ракки и присягнувших на лояльность международной коалиции.
В отличие от Киссинджера, нынешние конструкторы внешней политики США не считают нужным вести торг на эти темы не только с Россией (считая ее недостаточно сильной и адекватной для партнерства), но и, похоже, с Ираном. Вопреки еще недавним своим же благожелательным намекам на фоне компромисса по ядерной программе Тегерана.
Приведет ли нынешнее «взаимное непонимание» по Сирии к дальнейшему ухудшению и так скверных российско-американских отношений по другим направлениям? С большой вероятностью.
Но в основном уже после администрации Обамы. Она, еще недавно настроенная не столько на многовекторное сдерживание России, сколько на игнорирование ее, ограничится отдельными «карательными» акциями типа новых санкций. А вот следующая администрация может озаботиться уже системным и институциональным оформлением «холодной войны-2». С упором на технологические и экономические меры давления. Если, конечно, логика эскалации на Ближнем Востоке гораздо раньше не приведет к новым опасным осложнениям.
И особенно если, говоря словами Киссинджера, «дезинтеграция роли Америки» при участии России не перекинется на другие страны и регионы. Что грозит разрастанием «прокси-войны». Которая, как и любая другая война, тоже закончится миром. Вопрос лишь об условиях. И о цене, которую придется за него заплатить.
