Актер Гела Месхи заявил, что мечтает сыграть Константина Райкина

— 90-е — особая эпоха, которую по праву можно назвать «лихой», но все же каждый отзывается о ней по-своему. Как бы вы описали это время?

— Тогда было тяжелое время, все пытались выживать и находить деньги. Каждый был прав со своей стороны — хотел есть, принести что-то домой жене, детям. Я рад, что это миновало и есть другое поколение. Но нужно знать и ценить то, что это было. Ребята-спортсмены, которые приходили в группировки, делали это не просто так, а чтобы выжить и помочь своей семье.

— Один из главных героев «Лихих» погружается в криминал в совсем юном возрасте и уже не видит дороги назад. Были ли у ваших знакомых похожие истории?

— Были, конечно. Не хочу говорить в подробностях.

— А как сложилась ваша жизнь в 90-е? Почему вам удалось обойти путь криминала?

— Я бы не сказал, что смог это обойти. Я же из Гори, наполовину грузин и русский. Во время абхазской войны папа с мамой эмигрировали сюда, на юго-запад Москвы. И улица меня воспитала, так что всякое было — драки, разборки. Родители постоянно переживали за меня, мама плакала, папа плакал — а Гела шел вперед. Вырос при олимпийской сборной, занимался греко-римской борьбой, самбо, дзюдо, боксом, настольным теннисом, футболом.

— Как вы попали в «Лихих» и получили именно эту роль? Были ли знакомы с Юрием Быковым и его проектами до работы над сериалом?

— Мы с Юрой Быковой знаем друг друга очень давно. Для меня он брат, как и Артем Быстров, и еще ряд людей. Юра потрясающий — многие его недооценивают, пытаются завладеть его талантом, но это невозможно. Он делает откровенные вещи, раскрывает тему как есть. И я даже не знаю, как это объяснить — «Лихие» начались как дружеская история. История, которую Юра хочет рассказать. Он может ничего не говорить вслух, там все видно.

Он позвал меня на пробы — посмотрел «ЮЗЗЗ» и долго говорил мне, какой я прекрасный. А я ему отвечал: «Юра, ты можешь замолчать? Перестань!» Вот так мы сидели. И потом предложил попробовать «Лихих». Мы долго обсуждали эту тему — я люблю, когда в основе есть реальная история.

— Как Юрий Быков работает с актерами и остальной командой на площадке? Помогал ли он лучше понять вашего персонажа, давал какие-то советы по работе с ним?

— Я переживал, как именно сделать этот образ. Но Юра заверил, что я все делаю хорошо, — мы друг друга понимаем с полуслова. Можем глаза в глаза посмотреть, он скажет: «Гела, попробуй вот так, поправь вот здесь». И все. Такую работу невозможно объяснить словами: это взгляды, эмоции, энергетика.

— Как Юрий описал вашего персонажа Игоря Кармазина? Пытались ли вы продумать более подробно его предысторию?

— Юра говорил: «Он почти такой же, как ты. Только у тебя есть темперамент, а он должен быть более смурным, замкнутым, говорить только глазами». И я доверяю всегда режиссерам. Вот, например, я люблю живопись. Вы же не скажете Ван Гогу, как ему нужно писать картины? Так же вы не скажете Юре Быкову, какую краску ему использовать. Он дает невероятные нюансы, интересные детали. Только скажет какую-то фразу — ты за нее цепляешься как актер, и у тебя все получается.

— Вы не импровизируете на съемках?

— Для меня это странная вещь, я ее не понимаю. Многие говорят фразу: «Я сымпровизировал». Но, например, работаем мы втроем с Артемом Быстровым и Юрой. Что в этом случае значит импровизировать — потянуть одеяло на себя? Импровизация — это отклонение от нормы, которая была написана. А я как бывший футболист привык, что есть команда, есть одиннадцать игроков. Если нападающий пойдет в защиту и потянет одеяло на себя, они проиграют.

— Что помогало вам вникнуть в образ и «войти» в него на площадке?

— Я люблю читать, смотреть фильмы, чтобы погружаться в тему. Перед съемками «Сына отца народов» я перечитал в библиотеке все, что было связано со Сталиным. Тяжело было смотреть о ворах в законе — это черно-белое кино, а я люблю солнце. Но приходится с этим мириться. Я смотрел, как сажали этих воров, как работали сотрудники ФСБ.

Так я, во-первых, вникаю в нужное время. Во-вторых — анализирую, что будет правильно сделать в роли, а что нет. Просто так в кадре сказать: «Я из ФСБ» или «Я сейчас вас арестую!» — не получится. Нужно знать, что как устроено. Следственный комитет работает очень жестко. Меньше слов — больше дела.

— Ваш герой в «Лихих» — некая энигма, сдержанный, загадочный. И времени с ним зрители поначалу проводят не слишком много. Как бы вы сами описали Игоря?

— Игорь немногословен и мстителен. Это человек, который хотел и по-прежнему хочет любить. Он нашел это чувство, но пережил потерю, предательство. Когда у него отбирают самое дорогое, не остается никаких заборов, никаких преград. Будет скромно находить людей и убивать. Если отобрать вторую половинку, правильный мужчина не остановится никогда.

— Ваш герой из «Лихих» появляется сразу в двух временах. Сложно ли было это осуществить на съемках? Как Игорь меняется в сравнении со своей прошлой версией из 90-х?

— Юра вместе с компанией «Среда» и всей командой создали волшебную вещь. Мы проживали это так: сначала я в образе Игоря молодой, потом я старый, а Артем молодой… Это какая-то крутая, интересная коллаборация. Они как шахматы, как пазл эту историю собирают. Художники по гриму, наши девочки — космос. Они так гримировали нас под взрослых, делали кровь.

Мы как-то с Юрой договорились на берегу об Игоре — и все, дальше ты уже зациклен на этой идее. Все изменения происходят во внутреннем механизме, их невозможно проанализировать. Началось движение, съемки, и я даже не задавал никаких вопросов — процесс сам идет. В землю положили семечко, полили водой, и росток начал всходить.

— Как вы вообще пришли к актерству? Почему захотели оказаться на сцене, на экране?

— Я в школе очень любил читать стихи. И педагог просто взяла меня за руку и отвела в театральный кружок. Я молча наблюдал за тем, что происходит, и с тех пор не уходил. Сначала учился в ГИТИСе, потом во ВГИКе, потом в школе-студии МХАТ. Мама мне постоянно говорила: «Когда ты остановишься?» А я всегда хотел попасть к Константину Райкину и добился этого.

— Кто вдохновлял вас на старте карьеры?

— Безруков, Меньшиков, Миронов, Табаков, Машков… Когда мы с Артемом Быстровым и Никитой Ефремовым поступили в школу-студию, не было интернета, соцсетей. И мы могли этих актеров только вживую видеть. Даже во время обеда во МХАТе на них смотрели, открыв рот.

— А как в конечном итоге вы попали в кино?

— На нашем четвертом курсе Один Байрон играл Гамлета, а мы с Артемом Быстровым — Розенкранца и Гильденстерна. И к нам пришел известный режиссер Юрий Кара, в свое время снявший «Мастера и Маргариту» — фильм тогда не вышел, к сожалению. Он позвал меня на пробы на Розенкранца. А я был на четвертом курсе, оставалось всего три месяца до окончания.

Спустя два месяца проб Кара сказал мне: а попробуй Гамлета. Я удивился и сначала сказал, что не могу. Это был первый Гамлет после исполнения Иннокентия Смоктуновского (в фильме «Гамлет» 1964 года). В последний месяц меня на учебе из-за съемок почти не было. На вручении дипломов я скромно сидел в углу, никому даже не сказал, что приехал!

— Как изменился ваш подход к профессии за столько лет работы в кино? Есть ли какие-то принципы, которые вы выработали?

— Я старею, и хочется дать молодым только один совет: будьте уважительны к другим. Пусть каждый поймет это, как может. Но мне кажется, что уважение к другим людям даст любому фору. А так я ничего в этой жизни не понимаю — хочу только дальше расти. Если бы вы спросили, что такое актерская игра, я бы ответил: «Не знаю».

— Одна из ролей, по которой вас узнали и полюбили многие фанаты, — Кока в сериале «ЮЗЗЗ». По атмосфере и тематике он и «Лихие» не так далеки, но с Кокой вы были на противоположной стороне закона. Как различался процесс работы над Игорем и Кокой?

— Я бы не сравнивал их, они как два полюса. Надо отдать дань почета и уважения режиссеру Стасу Иванову, я никогда не играл ничего подобного. У Юры Быкова же следователь — это совсем другой образ. Тут каждый должен выбрать свою сторону. Мне кажется, если ты хочешь быть чистым и честным человеком — ты им будешь.

Кока — яркий персонаж и история, но я бы не смог так жить, это не мое. А как Игорь Кармазов? Возможно, да. Ценностями он мне ближе. Желание мести есть внутри каждого человека. Он хотел бы все делать правильно, но у него отняли что-то дорогое. Вот если бы во втором сезоне «ЮЗЗЗ» написали, что Кока изменился, пришел к богу, понял, чем он занимается, — тогда бы я удивился и сказал, что это круто. Но такие образы мне чужды.

— Чувствуете ли вы разницу между тем, «положительная» роль или «отрицательная»? Важно ли вам понимать ценности персонажа?

— Каждый человек умеет плакать, сострадать, думать. Даже если в нем есть что-то отрицательное, я пытаюсь разобраться, почему он таким стал. Копаю в глубину, откуда это все зародилось.

— Приходится ли перестраиваться на другой проект после того, как уже погрузились в предыдущий?

— Конечно. Много присылают предложений, но я лучше буду сидеть на хлебе с солью, чем обманывать себя. Я не смогу перестроиться, из одного кино перейду в другое тем же персонажем. У меня биомеханика организма не может так быстро устаканиться. Если в трех проектах сниматься параллельно — сыграешь одну и ту же роль.

— Не хотели бы сняться в комедии или просто более «легком проекте»? Или это не для вас?

— Я очень люблю Константина Хабенского. Мы с ним много общались и размышляли, когда играли в «Собиборе». И он мне сказал такую штуку, очень правильную, на мой взгляд: «Доверяй себе». А я не умею участвовать в комедии, не умею шутить. Могу делать это со своими близкими друзьями, люблю «Камеди Клаб», «Уральских пельменей». Но выйти с этим на сцену — нет.

— В какой еще исторической эпохе вы хотели бы оказаться благодаря своей роли? Есть ли какие-то проекты, на которые вы смотрели и думали: «Это очень интересно, я хотел бы в таком поучаствовать»? Или, как это говорят, «роли мечты»?

— Будущее. Или я всегда хотел попробовать сыграть своего учителя Константина Райкина. Когда он был в «Труффальдино из Бергамо». Не знаю, как это будет, но отдать дань уважения хочется. Я знаю его наизусть.

— Несколько ваших актерских работ были на сцене «Электротеатра «Станиславский» — он известен своими экспериментальными проектами. Расскажите, хотели бы снова вернуться к современному и не вполне классическому театру? Можно ли, на ваш взгляд, успешно совмещать работу в театре и кино?

— Он тогда еще так не назывался. Меня позвал английский режиссер Деклан Доннеллан, мы гастролировали по всему миру со спектаклем «Буря». А сейчас у меня есть «Скальпель» с Алексеем Вертковым, но мы постоянно откладываем постановку из-за съемок.

Я поражаюсь Артему Быстрову — центральному актеру школы-студии МХАТ — как он играет там классно, совмещает со столькими проектами… Я лентяй, я лучше сыграю в кино и потом полежу на диване. Театр — большое искусство, энергетика, которую ты отдаешь публике. Но я понял, что лучше ее отдам своим людям.