Цивилизация
«Лиза Арзамасова поддерживает меня по-сестрински»
— Недавно вышел третий выпуск «Ледникового периода». Насколько вы освоились на льду за это время?
— Потихонечку действительно наступает момент привыкания ко льду, к этой странной непонятной стихии, которая под тобой. Я на льду каждый день, все время нахожусь в движении, и мышцы тела постоянно в напряжении.
Сначала у меня от шока все собралось, а сейчас, спустя три недели после начала, все тело говорит: «Вау, это теперь всегда так будет? Мы не готовы к этому. Давай как-то договариваться». И мышцы так болят реально… сегодня все болело.
Ноги болят у меня, у партнера. Все болит! Мы сегодня раскатывались на тренировочном катке, и я говорю: «Все болит», а он мне отвечает: «У меня тоже».
— Даже у вашего партнера — олимпийского чемпиона Максима Маринина?
— Да, у него новая партнерша, идет пристройка друг к другу, и он говорит, что это каждый раз надо заново проходить.
— Как вы пришли в этот проект? Елизавета Арзамасова имеет какое-то отношение к приглашению вас или, может быть, уговорам?
— Нет, конечно. Она не знала об этом. Решение о том, кого звать на проект, принимается здесь Ильей Авербухом, продюсерами и каналом, насколько я понимаю.
(В этот момент к нашему столику в небольшом кафе на арене подходит двукратный чемпион мира в танцах на льду Максим Ставиский и обращается к Дарье: «Молодец какая! Сегодня вообще красотка. Очень хорошо выступила». Они с Мельниковой обнимаются, после чего актриса возвращается к ответу).
— Мне позвонила Ксюша, продюсер проекта.
— Долго думали, прежде чем согласиться? Вы ведь совсем не умели кататься на коньках до этого.
— Нет, не умела, но я как-то подумала, почему бы и нет? Я сказала себе: давай попробуем и по ходу разберемся. Там разберемся (смеется).
— По сколько часов в день тренируетесь сейчас?
— Поскольку параллельно много другой еще работы, мы стараемся все свободное время тренироваться. Это от трех до шести часов за раз. Это не так много, как может показаться.
Мы еще и не очень считаем время, потому что тренируемся в зависимости от поставленной цели. Надо учитывать, сделали мы номер или не сделали, и сколько еще нужно поработать.
— Видела Instagram Stories, на которой вы в 23 часа ночи все еще были на льду…
— Да мы часто ночами тренируемся, потому что график сложный. Есть еще и съемки другие. Максим Викторович хватается за голову, потому что меня никогда нет, я все время где-то там на съемках, и нам, к сожалению, иногда приходится тренироваться ночами.
— В той же Stories вы шутили, что видите хотя бы какую-то семью, имея в виду Арзамасову, которая играла вашу сестру в сериале «Папины дочки». На видео она поддерживала вас на катке даже в 23 часа. Елизавета выполняет какую-то организационную роль на проекте?
— Нет, она играет только роль вдохновителя.
Лиза поддерживает меня по-сестрински, по-дружески. Я на самом деле чувствую ее поддержку, и это правда неожиданно: что спустя столько лет у нас остались такие нежные чувства друг к другу.
«Не знаю, как Загитова справляется с ролью ведущей, это ужасный труд»
— Как оцените фигуристов в роли ведущих «Ледникового периода»?
— Алексей Ягудин — потрясающий мужчина! У него прекрасное чувство юмора, он очень деликатный, умный, галантный. Вообще восхищаюсь им.
И с Алиной Загитовой мне комфортно. Я никаких трудностей не испытываю. Алина — потрясающей красоты человек. Мне кажется, у нее все прекрасно получается.
— Загитова рассказывала, что повышала свою квалификацию, брала уроки по сценической речи…
— Да? Ну, это очень сложно — быть ведущей, не имея навыков этого и изначальной предрасположенности к этому, поскольку человек всю жизнь занимался спортом. Я даже больше скажу: артистам трудно быть ведущими. Вот мне, например, быть ведущей очень трудно.
Надо членораздельно говорить, знать тему для разговора, очень много чего помнить, не путать имена, не путать ничего, слушать ухо, задавать вопросы, знать, к чему подвести, что спросить. Это жуткий, просто колоссальный труд. Не знаю, как Алина справляется. Ну правда — это ужасный труд. Надо еще и держать лицо при этом.
— Загитова недавно опубликовала пост о том, что ей очень тяжело справляться с негативной стороной популярности, переносить огромное внимание со стороны СМИ и критику в соцсетях. Она относительно недавно стала публичным человеком в 15 лет. То же самое происходило и с вами, когда вы стали популярны благодаря вашей роли в «Папиных дочках». Как человек, который проходил через похожий опыт, вы могли бы дать заочный совет Алине, как с этим справляться, как относиться к своей популярности и к тому, что тебя, например, могут сфотографировать в неподходящий момент?
— В юном возрасте это тяжело, потому что у тебя неоформленная психика. Хотя, честно говоря, думаю, что к такому психика не может быть подготовлена никогда. Это правда испытание, хотя кажется — ну нет, камон, какое испытание, это же такое наслаждение! Но в реальности, помимо наслаждения, надо быть суперготовым к тому, что ты больше не принадлежишь себе.
Когда у тебя хорошее настроение — окей, все довольны. А бывает, что с тобой что-то происходит, и публика тебя под увеличительным стеклом рассматривает. И говорит: «Вот что-то ты сдал или поправился — что-то ты не очень».
Именно в этот момент начинается испытание, а не когда ты на высоте. Что же происходит с тобой потом? Публика наблюдает за тобой годами, и ты как будто не имеешь права на ошибку, как будто не имеешь права на сложные периоды в жизни. В этом плане у людей к тебе большие запросы, вопросы, требования и претензии.
«Работать с Авербухом — чистое счастье, он не шаблонный»
— Каково вам работать с Ильей Авербухом, который ставит все ваши программы?
— Илья — это подарок судьбы. Абсолютно! Это просто чистое счастье для каждого, кто находится здесь, работать с Ильей. Я теперь поняла, почему артисты идут на этот проект.
— Авербух мог бы и в театре что-нибудь ставить?
— Да, наверное, мог бы. Но я рада, что он выражает свое творчество таким образом. Он на своем месте и дай бог ему здоровья (смеется). Ну правда: дай бог ему творческой жизненной силы, энергии и потенциала все это продолжать, потому что у него гигантская команда здесь. И знаете, как говорят: показатель качества рыбы — в голове. А здесь вся «рыба» — достойная, поскольку есть главный человек, от которого я просто в восторге.
— Чем отличается постановка номера на льду от постановки сцены в театре?
— Здесь другие способы выражения, и я имею очень мало влияния на происходящее. В «Ледниковом периоде» я чистый исполнитель.
В театре у меня есть определенные инструменты выражения, и я умею ими пользоваться, могу что-то предложить сама. А на льду я ничего не могу предложить, и здесь у меня стопроцентная покорность.
Я вообще не имею никакого права голоса, кроме как выбрать музыку, — это мой единственный козырь. Но мне обычно сразу говорят: да это херня полная (смеется). И я сразу говорю: ой, ладно, ребят, решайте сами.
Но я полностью и с огромным удовольствием отдаюсь процессу, поэтому мне очень важно, чтобы наша идея была выражена и прозвучала так, как мы ее задумали. Идея номера все равно рождается совместно.
— Вы еще писали в Instagram, что Илья Авербух — «чуткий психолог». Он как-то настраивал вас перед прокатом?
— Он чувствует человека. Чувствует, чего можно ожидать от него, что он мог бы сделать. В сценическом плане Илья — очень опытный и умный человек. Он знает, как все будет выглядеть, как это нужно выразить. И он не шаблонный.
Я боялась, что на «Ледниковом периоде» будет шаблонность, но ее нет. Мне кажется, что этот проект такой крутой, потому что здесь нет заранее заготовленных идей. Ни одной. Каждый номер рождается с нуля.
Даже если существует ограниченный набор инструментов — хотя здесь он, кажется, не ограниченный (смеется), — то нет ничего готового. Меня это потрясло. Я думала, что все немножечко попроще.
«Честно, думала, что сразу вылечу из «Ледникового периода»
— Перед выходом первого выпуска вы писали в Instagram: «Бабушка увидит меня с самим Максимом Марининым». Ваша семья следит за фигурным катанием?
— Так или иначе, да. Все знают этих олимпийских чемпионов. Я в эту тему больше погрузилась сейчас, но и до этого тоже следила. Фигурное катание — это, наверное, один из самых красивых и невероятных видов спорта, за которым все следят. Не могу сказать, что я была фанаткой, но как обыватель я смотрела.
В большей степени знаю из фигуристов тех, кто катается сейчас со мной в «Ледниковом периоде», — это Татьяна Тотьмянина, Максим Маринин, Алексей Ягудин, Женя Медведева. Я смотрела за ними на Олимпиадах.
— Следите сейчас за другими парами «Ледникового периода»? Какие дуэты вам кажутся наиболее серьезными соперниками?
— Тут есть очень сильные пары. Оксана Домнина и Кирилл Зайцев, Женя Медведева и Даня Милохин, Татьяна Волосожар и Федор Федотов… Но для меня тут все сильные! Я болею за всех непрофессиональных участников, поскольку вижу каждый день, сколько сил они вкладывают в каждый номер, вижу прогресс и те невероятные вещи, которые они уже делают на льду.
— Вы сами ворвались в проект весьма успешно. Ожидали такого хорошего старта?
— Нет, у меня вообще никаких ожиданий нет.
Честно говоря, думала, я сразу вылечу (смеется). Ну или что буду в первых номинантах на выбывание.
(В этот момент к нашему столику подходит Елизавета Арзамасова, они крепко обнимаются с Мельниковой, после чего долго обмениваются эмоциями от проекта. Затем к беседе подключается проходивший мимо судья «Ледникового периода» Тимур Родригез, который признается, что был просто в восторге от третьего проката Мельниковой и Маринина. В концовке к компании присоединяется еще и старший сын Ильи Авербуха — Мартин, и Арзамасова знакомит его с Мельниковой. Заканчивается все долгими объятиями двух «сестер», и Мельникова возвращается к интервью).
— Простите, это будет бесконечно (смеется).
«В техническом плане самый неумолимый судья — Тарасова»
— Мы говорили о том, что вы не имели никаких ожиданий от проекта и думали, что быстро вылетите. Сейчас, когда вы осознали свой уровень, проснулся ли азарт к победе?
— Вообще не думаю про победу. Каждый вторник (когда проходят съемки выпуска) для меня уже победа, потому что мы катаем именно то, что хотим рассказать, то, что задумывает Илья Авербух, и как он это задумывает. Та внутренняя идея и философия, которую мы придумали, — нам очень хочется все это рассказать. И если получается, то это для меня уже победа. А то, что есть еще какая-то глобальная победа, — на это мне, честно говоря, пока что все равно. Может быть, к концу проекта появится азарт.
Но оценки судей меня уже вдохновляют. Я же тот человек, который никогда не получал оценки, кроме как в школе. За мою работу в театре мне никто никогда не ставит оценки. Поэтому это, конечно, удивительные ощущения — получать оценки. Подстегивает.
— Мнение какого судьи вам наиболее волнительно слушать?
— Вы знаете, кого (смеется). Конечно, в техническом плане самый строгий и неумолимый судья — это Татьяна Тарасова. Поэтому каждый раз мне страшно, когда она берет микрофон. Она ведь разоблачает те самые моменты, которые никто практически не может здесь увидеть. Страшно, что она сейчас скажет (изображает голос Тарасовой): «Ну, конечно, да, но… все-таки надо куда-то ехать».
— А в артистическом плане кто наиболее строг?
— Я что-то об этом не думаю (смеется).
«Маринин сказал: «Мельникова, просто доверься». Но я не отпускала руки до последнего»
— Вы писали, что самое главное для вас на «Ледниковом периоде» — это каждый день работать бок о бок со спортсменами. Чем они отличаются от других людей и чем они вас так восхищают?
— Это какие-то удивительные люди для меня. От актеров сильно отличаются. Они заточены на дело, на результат. Понятно, что актеры бывают разные, но у всех спортсменов есть какой-то свой явный критерий. Например, высокая дисциплина — они никогда не опаздывают и много не болтают. Они очень четкие ребята. Поэтому с ними классно — ну правда, очень круто.
Я все время болтаю — и на тренировке меня просто игнорируют, потому что я нагружаю их лишней информацией (смеется). Но вообще, у спортсменов классное чувство юмора — оно очень точное. Они все умные ребята.
— Уже во втором номере вы взяли быструю ритмичную композицию Little Big «Uno». Максим Маринин изначально был против, так как опасался, что вы не сможете поддерживать такой ритм.
— Было реально трудно, и второй номер был даже сложнее, чем третий. Честно, быстрые номера — это ужас. Это кошмар. Реально очень сложно.
Хотя медленные номера — тоже сложные: надо не упасть и, как вода, протечь, прокатиться… но в быстрых программах надо держать темп, и это пипец как трудно! Тут нужна дичайшая уверенность в своих ногах и в своих элементах.
И показывать комедию сложно, как ни странно. Я поняла: играть комедию легко, когда ты очень расслаблен. А когда у тебя много сложных элементов, в композиции высокий темп, и надо еще играть что-то сверху — тут организм просто говорит: «Братан, нам надо выжить».
А ты такой (изображает звуки задыхающегося человека и ироничный смех). И пытаешься говорить (сиплым голосом): «Смеемся! Шутим! Мы должны всех развеселить». Это о-о-очень не просто.
— Как вы решились на ту поддержку, где Маринин держит вас на голове без помощи рук и при этом вращается вокруг своей оси?
— Я не знаю! Он сказал: «Просто делай. Доверься мне». Я: «Да не, вы не понимаете, я не сделаю!». Он: «Мельникова. Просто доверься. И мы сделаем». Я не отпускала руки до последнего. Только в прокате отпустила. Максим Викторович говорит, что на прогонах я иногда отпускала, но это всегда было так (изображает резкие рывки руками и тут же возвращает их назад). Я не была уверена в этой поддержке ни разу.
— Почему ваш сын заплакал после того проката? Он испугался за вас?
— Да нет, на самом деле. Я до сих пор не знаю, что случилось. Я подъехала — он уже плакал. Там с плакатом что-то случилось. Не то чтобы он сильно испугался за маму (смеется). У него происходят какие-то свои внутренние процессы. Тут, видимо, все вместе сошлось: он нервничал, плакат вовремя не поднял, который нарисовал в мою поддержку. И, видимо, он был недоволен чем-то.
— Как вы совмещаете участие в «Ледниковом периоде», съемки, театр и материнство?
— Никак не совмещаю. Это называется «я в потоке» (смеется). Меня, как на шахматной доске, переставляют из одного места в другое. Мне говорят: вот сейчас ты должна кататься, сейчас — быть на съемочной площадке, а сейчас ты дома, ты мама. И я пытаюсь на этой шахматной доске просто… быть.