Цивилизация
23 апреля (по новому стилю) 1908 года в Москве произошло одно из самых больших наводнений в истории города. Зима того года выдалась очень снежной и холодной, без оттепелей. Весна же наступила неожиданно, на редкость теплая и солнечная. «Два-три теплых дня кряду и несколько дождей сразу настолько дружно продвинули таяние снегов и разрыхлили лед, что быстрый и многоводный разлив реки Москвы был уже вне сомнения», вспоминал московский генерал-губернатор Владимир Джунковский.
В ночь на четверг на Страстной неделе появились сообщения, что река Москва выступила из берегов и затопляет деревню Мневники Хорошевской волости Московского уезда, вскоре за этим пришло второе известие, что затопляется и деревня Терехово. Вскоре наводнение дошло и до Москвы: уровень воды в итоге поднялся почти на девять метров.
в отдельном репортаже
«Вода в городе подошла к самому карнизу набережных и начала выступать на мостовую. После пяти часов вечера вся площадь между рекой Москвой и Водоотводным каналом представляла собой картину потрясающую, но удивительной красоты», — описывал генерал-губернатор. Начиная от Каменного моста нельзя уже было проехать ни по Неглинному, ни вдоль Кремлевской стены, ни по Москворецкой набережной — все было залито водой. Небольшой сухой оазис был только у въезда с Балчуга на Москворецкий мост.
С парапетов всех мостов спускали к поверхности реки веревки с петлями на конце, чтобы за них могли ухватиться тонущие или случайно смытые течением горожане.
А в это время состоятельная публика ради забавы снимала лодки напрокат и каталась по «московской Венеции» среди затопленных зданий, садов, площадей.
«При переезде через Устьинский мост жуть брала, старый мост дрожал от напора воды, проносившиеся льдины почти касались наката моста. К Народному дому в Садовниках я не мог подъехать верхом, пришлось пересесть в лодку, в которой я и подъехал прямо ко второму этажу», — писал Джунковский.
«Болото», как называли москвичи Болотную площадь, превратилось в настоящее бушующее море. «В воде отражались огни фонарей и квартир, расположенных во втором этаже, в первых была абсолютная темнота. С большими трудностями я выехал на Раушскую набережную в наиболее высоком ее месте; вода бурлила, лошадь со страху фыркала», — продолжал глава города.
Особенно красивая картина была вечером между мостами Каменным и Москворецким, возвышавшимися над сплошной водной поверхностью, рассказывали очевидцы катастрофы: «В воде ярко отражались освещенные электрические фонари обоих мостов, а по линии набережных почти над поверхностью воды горели газовые фонари, от которых виднелись только верхушки и которых не успели потушить, — казалось, что это плавающие лампионы на воде. Кое-где виднелись лодки, наполненные пассажирами с горящими свечами в руках, — это возвращались богомольцы из церквей после 12-ти Евангелий в Страстной четверг».
А вот как вспоминал о наводнении историк балета Юрий Бахрушин, сын известного мецената Алексея Бахрушина: «За воротами виднелась улица, наша Валовая, но не обычная, повседневная, московская, а венецианская, вся сплошь залитая серебристой водой. Пока, в немом изумлении, я наблюдал эту необычайную картину, по улице медленно проплыла лодка, груженная каким-то барахлом, подушками, матрацами, сундуками с сидящими поверх имущества бледными, расстроенными людьми. За лодкой вскоре показался наскоро сколоченный плот, также груженный людьми и скарбом».
«Первая мысль отца была о спасении музея, находившегося в нижнем полуподвальном помещении. Целый день мы перетаскивали наверх все наиболее ценное, громоздили на витрины и шкафы тяжести, чтобы не дать им в случае чего всплыть.
Все нервничали и волновались за исключением нашей старухи кухарки, которая спокойно утверждала, что нам вода не угрожает. Когда ее спрашивали, на каком основании она так думает, то получали ответ: «Я-то уж наверно знаю. Я, чай, уж с неделю черные тараканы со всех соседних домов к нам перебирались. Так и ползут ночью по улице веревочкой, и все к нашим воротам!»
Дядя Василий подтверждал ее наблюдения, и действительно, за последнее время черных тараканов в доме развелось великое множество».
Сильнее всего пострадали районы Дорогомилово, Якиманка и Пятницкая, целиком затопило и Хамовники. На Павелецком вокзале вся площадь была залита водой. «Последний поезд отошел в 6 часов вечера с большим трудом, колеса не брали рельсов, наконец, подав поезд назад, с разбега удалось поезду двинуться, и он, рассекая воду подобно пароходу, вышел на сухое место. Вода на станции достигала второй ступеньки вагонов», — писал генерал-губернатор.
Брянский (ныне Киевский) вокзал оказался отрезанным от всего города, и проникнуть к нему можно было только на лодках или на полках ломовых. За доставку к вокзалу брали по 20 копеек с человека, сажая на полок по 15-20 человек.
Вот как описывает бедствие очевидец: «С переулками сообщались с помощью лодок, но это было чрезвычайно опасно, так как лодки уносило по течению. А по реке неслись огромные бревна, стога сена, дрова, какие-то большие кадки, части крестьянских построек и целые избы. В 2 часа дня понеслась целая баржа, которая сломалась у быков Бородинского моста. Отрезанные водою, обитатели затопленных домов махали своим родственникам носовыми платками... Затоплено было много фабрик и заводов на Ивановке... На набережной пожар. Это горели постройки фабрики Бутикова, но пожарные не были в состоянии подъехать к очагу огня и работали с соседних зданий».
«Из окон второго этажа дома Ушкова, со всех сторон окруженного водой, кричали, что обывателей этого дома грабят. «Как грабят?» «Приехали на лодках, ломают двери и грабят затопленные квартиры». В доме Ушкова открывались окна и люди требовали полицию, лодок, чтобы задержать грабителей», — писали газеты того времени.
В городе были разрушены и повреждены тысячи построек. Чудом не пострадала Третьяковская галерея — вокруг нее успели построить специальную кирпичную стену. Очень сильно пострадал Московский губернский архив, вода уничтожила около 80 тысяч дел, хранившихся в этих помещениях. А в залитом подвале дома Перцова по соседству с храмом Христа Спасителя погибло несколько находившихся там картин известного художника Сергея Малютина. Наводнение затопило центральную станцию Электрического общества и подача электроэнергии прекратилась, что пробудило большой спрос на дешевые лампы, керосин и свечи. В некоторых магазинах для освещения стали применять ацетиленовые фонари.
Ущерб был нанесен не только энергетической системе города. Во время наводнения были уничтожены колоссальные запасы овса, яблок, муки и круп, из-за чего к лету резко возросли цены на эти продукты. «Один только сахарный завод Гепнера пострадал на 7 миллионов рублей. Владельцу предлагали вывезти из завода весь сахар и брали за это 4 000 рублей. Гепнер отказался и Москва-река в продолжение целого дня текла сладкой водой, — писали «Биржевые ведомости, когда бедствие закончилось, —
Долгие часы мутная в обыкновенное время Москва-река была совсем желтой. Наводнение затопило химический завод Ушакова и громадные запасы желтой краски растворились в воде. Нижняя часть домов по Берсеневской набережной, когда вода схлынула, так и остались в новой желтой окраске».
Вода стала убывать с утра Страстной субботы, «но крайне медленно, и обыватели Замоскворечья, Дорогомилова и других мест провели весьма тяжелую ночь на Светло Христово Воскресенье. Многие остались без освещения, без припасов, без возможности двинуться. Из Кремля, откуда открывался вид на все Замоскворечье, в эту ночь, вместо обычно расцвеченных разноцветными фонарями и бенгальскими огнями многочисленных церквей, взору открывалась картина мертвого города — окруженные водой церкви не открывались», — писал Джунковский.
В первый день праздника уже многие улицы освободились от воды, а на второй день вода уже вернулась в свои берега. Саму Пасху при этом некоторые москвичи были вынуждены провести на крыше. «Глазам обывателей представилась тогда полная картина последствий наводнения — на освобожденных от воды, занесенных илом и песком улицах - мостовые были местами разрыты — валялись разные обломки, старые поломанные бочки, разбитые баржи, всевозможный скарб», — отмечал генерал-губернатор.
Примечательно, что в катастрофе на всю Москву погибло только два человека, но многие пострадали или лишились своего имущества, особенно бедняки, ютившиеся в подвалах. «Ничтожное количество несчастных случаев с людьми во время наводнения, прямо единичные случаи, я отношу всецело заботе и неутомимой работе чинов полиции, которые первыми являлись для подания помощи — я их встречал мокрыми, оборванными, голодными», — писал глава Москвы.
После катастрофы ученые стали предлагать создание в верховьях Москвы-реки и на ее притоках запасные резервуары, где можно было бы хранить весеннюю воду, а потом по мере надобности спускать в реку для поднятия ее уровня. Собственно, эта идея и была реализована уже в советские времена — созданием Канала им. Москвы, а также Истринского, Можайского, Рузского и Озернинского водохранилищ.
