Цивилизация
Коренные жители Камчатки могут разделать 70-сантиметровую тушку кеты за пару минут. Николай Шишкин, житель села Мильково, разрезает рыбину вдоль хребта, тянет край вверх, осторожно проводя лезвием вдоль ребер. Переворачивает рыбу и повторяет процедуру с другой стороны, затем отрезает голову и хвост и снимает «шкурку» с красным мясом. Из внутренностей Шишкин выбирает сердце, печень и молоку — попался самец. С головы кеты он срезает чудовищно изогнутые челюсти с острыми зубами — следствие мутации перед нерестом. «Внутренности и кости отдаются собакам, и от рыбы остается лишь хвост и челюсти, все остальное используется», — объясняет он. Вечером, передавая рыбку жене, Шишкин рассказывал о своих предках, начав историю с фразы: «Мой прадед — вождь племени ительменов». Его пращуры носили фамилию Мерлин.
Камчатка готовится после запрета на норвежскую семгу накормить тихоокеанской рыбой всю Россию. А старожилы беспокоятся, что в итоге популяция лососевых будет истреблена.
С каждым годом все меньше рыбы заходит на нерест в реки: в устье ее поджидают рыболовные суда, а выше по руслу рек стоят сети местных жителей, получивших квоту на вылов, там же закидывают крючки браконьеры, добывающие икру.
Река Камчатка, крупнейшая на полуострове, на лето становится источником дохода и пропитания населения. Стоящие на дневном солнцепеке у самой кромки реки молодые люди закидывают далеко в воду леску — на ее конце массивный якорек-тройник с крупной блесной. Но мужики не ждут, что добыча заглотит крючок — идущая на нерест рыба перестает есть и в итоге умирает в конце своего долгого пути вверх по реке. Браконьеры делают ритмичные движения, вытягивая леску и быстро сматывая ее на катушку — таким образом крючки в воде резко дергаются и цепляют рыбу. «Это подсекало или живодерка. Рыбу цепляют за бока, спину, хвост. Раны глубокие, и если ей удается соскочить с крюка, то до нереста она не дойдет, умрет по пути», — рассказывает Шишкин, который знает, где обычно стоят браконьеры, и договорился с ними, чтобы на их труд посмотрели журналисты. Нарушители закона просят их не снимать, но, пока они стоят спиной, можно сделать пару кадров. За час мужики вытащили на берег семь штук крупных, 60–80 см в длину, рыбин. Часть они выкинули обратно в воду — это самцы, которые не представляют для них интереса. Травмированные рыбы с трудом уплывали прочь от берега. Самок ждал удар палки по голове, а затем их относили в лес, где у браконьеров был тайник. Вечером они вспарывают рыбе брюхо, вынимают икру, а тушки выкидывают в воду.
От жары мужики скидывают футболки и жадно пьют «Фанту» и «Колу» из бутылок, зарытых для охлаждения в песок в воде рядом с берегом. У одного из них на лопатке большая татуировка дракона, а сверху надпись на латыни «Живу надеждой». «Лагерная», — поясняет владелец татуировки, не добавляя, за что сидел. Дома его ждет жена. Зимой он работает кочегаром. На вопрос, почему их не устраивает законная работа, браконьеры смотрят молча и с улыбкой. В отдаленных деревнях не заработать за три месяца по 300–500 тыс. руб. Из «легкого» труда — сбор для местных предпринимателей ягод и грибов по 80 руб. за килограмм, но это дикие камчатские комары и не менее дикие голодные медведи.
Надо добавить, что местные жители лояльно относятся к браконьерам, называя их почти ласково «бракоши». «У нас половина деревни бракошит», — говорит Шишкин. Он, как представитель малочисленных коренных народов Севера, имеет право ловить рыбу для пропитания семьи. «Но если я тебе продам кусок — все, я браконьер», — объясняет он. Мужики с живодерками считают себя робин гудами, рассказывая, что порой отдают пойманных самцов бабушкам и дедушкам, которые приходят к ним из ближайших деревень. Иногда к ним приезжает машина с прицепом от органов соцзащиты, и водитель тоже просит поделиться рыбкой для их подопечных — пенсионеров и ветеранов.
«Отношение к рыбе поменялось, — рассказывает Шишкин. — В 90-е годы вылавливали самцов. А потом настало голодное время, по полгода зарплату не платили. Начали ловить самок, выживали на икре, вот и привыкли. Бракошит молодое поколение, а старое — жалеет рыбу. Я бы тоже ловил, но мне жалко вот так».
Он вспоминает, как 30 лет назад косяки кеты шли по реке на нерест с интервалом в пять минут и вода бурлила от красноперых тел. А потом в устье квоты на вылов увеличили, и рыбы стало меньше. Ительмен сокрушается: цикл от малька, ушедшего в океан, до рвущегося обратно в верховья рек на нерест зубастого мутанта — пять лет. (Только тихоокеанский проходной лосось умирает после первого нереста, в других океанах рыба может сделать несколько ходок с икрой.) Если сейчас выловить кету, то будет мало мальков, а через пять лет некому будет возвращаться. «Надо остановить лов рыбы хотя бы на эти пять лет», — убеждает меня Шишкин. Но, судя по последним решениям руководства страны о запрете на ввоз в Россию норвежской рыбы, этому явно не бывать.
У правительства Камчатского края большие планы на тихоокеанскую рыбу — там недавно состоялось совещание по вопросам импортозамещения. «Сегодня есть уникальная возможность заменить зарубежную рыбопродукцию сомнительного качества на экологически чистого дикого лосося Дальнего Востока», — сказал заместитель председателя правительства Камчатского края Владимир Галицын. К настоящему моменту выловлено уже 112,5 тыс. тонн рыбы, что немногим больше, чем за аналогичный период прошлого года. В мае-июне первой вылавливали чавычу, в июле начинался массовый лов горбуши, а в августе-сентябре ловят самых важных промысловых рыб — кету и кижуча. В правительстве края говорят, что уже достигнута договоренность между Росрыболовством, Минпромторгом России и Ассоциацией компаний розничной торговли об организации прямых поставок рыбы и икры в магазины без посредников. В ходе совещания были озвучены предложения по переориентированию рынка сбыта рыбной продукции на внутренних потребителей.
«Как отметили участники совещания, для этого необходимо в первую очередь ограничить рост тарифов на железнодорожные перевозки рыбной продукции и разработать меры стимулирования развития логистики доставки рыбы с Дальнего Востока в европейскую часть России», — сообщает пресс-служба краевого правительства.
Зампред Галицын указал на еще один возможный способ транспортировки — Северный морской путь.
У местных бизнесменов уже разработан план по смене имиджа Камчатки в глазах материковой России. Они предлагают отправлять продукцию под единым брендом — название и дизайн уже созданы, их сейчас патентуют. Есть предложения и по логистике. «Зимой отвозить дешевле. Кроме того, можно использовать морской транспорт — тот, что привозит на Камчатку грузы и возвращается обратно пустым, — говорит Роман Руколеев, председатель координационного совета Общественного центра стратегического проектирования. — Мы говорили с портом, они согласны, но просят отправлять большие партии». При этом бизнесмены отмечают странность: на самой Камчатке нет ни одного чисто рыбного ресторана. «Есть смешанные рестораны, но рыбных нет. Нет здесь традиции потребления рыбы», — удивляется креативный директор ООО «Центр инновационного развития Камчатки» Владимир Кириченко.
В Москве с интересом следят за происходящем на Дальнем Востоке: тихоокеанская рыба действительно вкусна, хотя 9 тыс. км в разы увеличивают стоимость продукта. «У меня большие планы на камчатскую рыбку в связи с запретом. До сих пор Москва сидела на норвежской и на датской рыбе», — рассказывает предприниматель Станислав Сабанеев, занимающийся поставками рыбной продукции в рестораны столицы. По его словам, предприниматели с Камчатки предпочитают отправлять рыбу за рубеж — в Корею и Японию.
«Они пытались отправлять рыбу в Москву, но московский потребитель не понял цен.
Лежит на полке пачка семги «Русское море» за 150 рублей, а рядом пачка камчатского ООО «Витязь-Авто» за 450. Причина — в расходах на транспортировку. Кроме того, стоимость получения рыбы на Камчатке дороже, чем в Норвегии», — говорит Сабанеев.
А ведь дикий лосось полезнее выведенного на рыбоферме. «Вся импортная рыба — это продукция аквакультуры, фермерский лосось. А он, например, красится. Открывается палитра, как детский веер, и там разные цвета красного — выбирай! В зависимости от того, какой цвет хочет потребитель, таким кормом питаются рыбы. Россия любит более красную рыбку, Европа предпочитает бледненький, розовый цвет. Это чистой воды химия, что плохо как для здоровья людей, так и для природы, — подчеркивает Сабанеев. — Рыбу держат в сетке в открытых водоемах — в океане или море. Поэтому все антибиотики, комбикорм, красители, которые дают фермерской рыбе, уходят в воды Мирового океана. И все слова, что выращивание лосося на фермах помогает спасать популяцию водных животных, — это полуправда, так как на корм лососю уходят тонны другой рыбы, например анчоусов. И что получается: на тонну фермерской рыбы тратят четыре тонны анчоусов. А на Камчатке вылавливается дикий лосось, тут нет ни одной фермы. Там штук десять крупных производителей, а вместе со средними — полсотни предприятий».
Есть еще одна преграда на пути у камчатской рыбы на материк — пограничники, указывает морской эксперт, редактор портала «Морской бюллетень» Михаил Войтенко. «Пограничники установили режим, делающий вывоз рыбы с Камчатки на материк для дальнейшей поставки на российский рынок продовольствия невозможным», — поясняет он. Речь идет о запрете на пересечение границы России рыболовецкими судами, при этом транспортеры, перевозящие рыбу, автоматически расцениваются как рыболовецкие. Пока судно идет до Владивостока, оно несколько раз пересекает границу России, а потом владельцы получают большие штрафы — на капитана 50 тыс. руб., на компанию — до 800 тыс. «Проблема известна давно, и я ее, помнится, освещал не раз, но в свете недавно начавшейся борьбы России со всем окружающим ее враждебным миром она обрела новый смысл, — говорит Войтенко. — Это все напоминает бред, дикий бред, но, увы, в нашей самодостаточной стране он давно уже стал реальностью».
Пока правительство думает, как извлечь выгоду из санкций, камчадалы просто ждут рыбу. Житель Петропавловска-Камчатского Сергей каждое лето оставляет детей жене, а сам уходит на предприятие, которое добывает рыбу в лиманах у берега. «С семьей на два месяца ездили на Черное море, вернулись в июле. В этом году горбуши было мало, поэтому я остался в городе, а в сентябре пойдет кета и кижуч, тогда я и уеду», — говорит он. Пока рыбы нет, Сергей работает водителем. На рыбе в хороший сезон можно заработать 300 тыс. или даже больше — до 500 тыс. Можно даже купить квартиру, как это уже сделал Сергей. «Честно заработал!» — несколько раз подчеркивает он, имея в виду, что он не бракошит. Но в этом году, как говорят местные, с рыбой не фортануло.
