Цивилизация
Федеральная служба исполнения наказаний организовала двухдневный пресс-тур по местам лишения свободы Владимирской области для ознакомления журналистов с ходом эксперимента, затеянного в рамках тюремной реформы. В качестве поля для опытов были выбраны два учреждения — знаменитый Владимирский централ, он же тюрьма № 2 или Т-2, и колония строго режима № 7 для осужденных-рецидивистов.
Начальник владимирского управления ФСИН Андрей Виноградов, лично сопровождавший журналистов, затруднился объяснить, почему выбор пал именно на его управление. «Нам поставили задачу, мы выполняем, — говорит подтянутый полковник, в 47 лет занимающий генеральскую должность. —
Могу сказать, что на сегодняшний день из семи существующих в России тюрем две у нас в области — владимирская Т-2 и единственная в стране тюрьма для больных туберкулезом в Покрове. Опыт есть».
Пост главы УФСИН Владимирской области Виноградов занимает всего два года — до этого он 18 лет прослужил в системе исполнения наказаний Костромской области. Но и в своем нынешнем хозяйстве полковник ориентируется отлично, свободно отвечая журналистам на любые вопросы, в крайнем случае, тут же находя среди сопровождающей нас свиты сотрудника, владеющего нужной информацией. Постоянно оценивающий собеседника взгляд и специфические риторические приемы выдают в нем опытного оперативника. С 1992 года Виноградов прошел путь от рядового контролера СИЗО, поднимаясь «по линии оперативно-режимной работы», до главы управления.
В рамках «Концепции развития уголовно-исполнительной системы до 2020 года» ему предстоит исполнять решение правительства о постепенном переходе от коллективного содержания заключенных в колониях лагерного типа к новым видам исправительных учреждений — тюрьмам.
Сейчас тюрьмами многие называют следственные изоляторы, куда подозреваемых и обвиняемых помещают на время следствия и суда. В них люди действительно содержатся в тюремных условиях: по несколько человек в изолированных камерах, но отбывать наказание осужденных развозят уже по колониям. В этих учреждениях зеки, разделенные на отряды до ста человек, живут в общежитиях или бараках.
Официально же тюрьмами в России именуются лишь семь учреждений, где отбывают наказание избранные.
На всю 700-тысячную армию российских зэков их меньше тысячи человек. Это приговоренные судом за особо тяжкие преступления к отбыванию части срока в тюрьме или особо злостные нарушители режима, которым после всех мер по «перевоспитанию» суды в качестве крайней меры прописывают досиживать оставшийся срок «под крышей». В жаргоне отечественных заключенных для таких учреждений есть особое слово — «крытая» или «крытка».
Трудновоспитуемые зэки, прошедшие через «крытую», среди сидельцев считаются людьми особой закалки. Один из таких пообщался с «Газетой.Ru» перед поездкой корреспондента в пресс-тур.
«В 18-й камере (Владимирского централа. — «Газета.Ru») я сидел до 2011 года. Как там? На стенах лед зимой», — рассказывает участник правозащитного проекта Gulagu.net Павел Мальков.
По его словам, поддерживать себя в нормальном состоянии в условиях тюремного режима крайне тяжело. По закону, на приобретение продуктов питания и предметов личной гигиены разрешено расходовать не больше 600 рублей, а также получать одну посылку и одну бандероль в год. Кроме того, можно рассчитывать всего на одно 4-часовое свидание раз в полгода.
«Когда приезжаешь, надо вскрываться (вскрывать вены. — «Газета.Ru»), по-другому никак. Надо сразу показать себя, иначе унизят. Смотри, здесь, здесь и здесь», — демонстрирует он с беззубой улыбкой глубокие шрамы от порезов на предплечьях и животе. — Весь изрезан». На официальном языке отечественной системы исполнения наказания такое поведение уже давно не признается актом суицида. «Не вскрываются, а наносят порезы демонстративно-шантажного характера», — объясняет один из сотрудников ФСИН кому-то из корреспондентов уже на территории Владимирского централа.
«У нас, когда злодея судят, его все ненавидят. Как только осудят, все его жалеют. Здесь за мешок картошки не сидят», — рассуждает полковник Виноградов о том, как пекутся правозащитники о заключенных.
— Мы вам все покажем. Сейчас в музей». «Нет здесь никаких ужасов, а то начитаетесь Gulagu.net», — говорит за моей спиной кто-то из сотрудников тюрьмы журналистке. По пути к музею по стенам развешаны фотографии VIP-гостей. Куратор тюремной экспозиции майор Игорь Закурдаев обращает наше внимание на фото Михаила Круга, благодаря которому мало кто в нашей стране не слышал о Владимирском централе. Этот исполнитель, хоть и не сидел ни разу, посещал тюрьму в качестве почетного гостя не один раз.
Об истории централа можно прочитать и на официальном сайте Т-2. Она — самое наглядное подтверждение русской мудрости «от тюрьмы не зарекайся». В качестве «злодеев» здесь в разное время побывали будущие руководители страны советов, диссиденты, опальные военачальники.
За перестрелку с царской полицией сюда угодил будущий руководитель Красной Армии Михаил Фрунзе. Даже родной сын Иосифа Сталина Василий после смерти отца отсидел здесь восемь лет от звонка до звонка. Только под чужим именем. Десять лет за пособничество Лаврентию Берии в этих стенах провел легендарный диверсант Павел Судоплатов. В тюрьме он перенёс три инфаркта, ослеп на один глаз и стал инвалидном. В 90-е Сталин-младший и Судоплатов были реабилитированы Генеральной прокуратурой. Причем последний - еще при жизни. Сегодня бывший узник централа Судоплатов признан российскими спецслужбами легендой разведки.
Сейчас во владимирской тюрьме № 2 отбывают наказание порядка 100 осужденных в возрасте от 18 до 76 лет. Трое постояльцев — пожизненно лишенные свободы, проведя здесь десять-пятнадцать лет, они отправятся в колонии. Впрочем, возможно, этого не произойдет. Согласно эксперименту в рамках реформы ФСИН уже сейчас один из корпусов Т-2 реконструирован под требования «тюрьмы нового типа». Это будет тюрьма особого режима, в том числе для отбывания пожизненного лишения свободы.
Из бюджета уже потрачено 120 млн рублей на обустройство просторных четырехместных камер с кондиционированием и отдельными санузлами, готовых принять 56 человек.
После установки современной системы безопасности и видеонаблюдения корпус введут в эксплуатацию. «Да они лучше, чем у нас дома, здесь жить будут», — говорит кто-то из сотрудников тюрьмы, провожая журналистов по прохладному коридору с почти зеркально отшлифованным полом.
Интересуюсь финансовым благополучием сотрудников. По словам главы владимирского УФСИН, на зарплату его подчиненные не жалуются. Сейчас сотрудники ФСИН получают не меньше полицейских. «Молодой сотрудник приходит на зарплату от 20 до 45 тысяч рублей в зависимости от должности. Для нашей области это неплохие деньги. Учитывайте дополнительные соцгарантии», — объясняет полковник Виноградов.
Но в тюрьме нового типа главное — не кондиционеры и не зарплаты.
«Суть реформы сводится к тому, что колоний строгого, общего и особого режима больше не будет. Эта часть спецконтингента сократится и будет отбывать наказание в тюрьмах (соответственно общего, усиленного и особого режимов)», — объясняет начальник управления. Главное преимущество камерной системы для ФСИН — большая изоляция и сепарация заключенных по различным критериям: характеру совершенных преступлений, назначенному наказанию, склонности к нарушению режима.
«Это переход от коллективного воспитания в больших отрядах к более индивидуальному, — говорит глава владимирского управления ФСИН. — Концепция развития уголовно-исполнительной системы предусматривает создание четкой системы социальных лифтов. Это мы увидим в колонии, включенной в эксперимент».
Фотокорреспонденты, участвующие в пресс-туре, с надеждой ждали визита в ИК-7. Репортаж из Владимирского централа получался «без людей в кадре»: в новом корпусе, в стерильных кабинетах медсанчасти и в музее не было осужденных. Единственный заключенный, которого удалось снять своей камерой — один из трех «пожизненников». Правда, за какие именно убийства сидел этот похожий на тень человек, никто из администрации не вспомнил, а сам он на вопросы журналистов растерянно молчал, щурясь от света софитов, бьющего в открытую дверь камеры.
В психологическом центре журналистов развлекли майором из числа сотрудников централа, который силой мысли выращивал на экране старенького монитора цветы в 2D-графике. Делал он это, расслабляя мышцы лица, подключенные проводами к очередному ноу-хау новосибирских ученых. Прибор в виде чемоданчика с названием почти из книг братьев Стругацких — «БОСЛАБ», насколько удалось понять, имитирует занятие йогой.
Только покидая территорию Т-2 журналисты, услышав крики и свист, повернули головы в сторону старого корпуса. Из-за двойных решеток можно было разглядеть выставленные наружу татуированные кисти рук. Все подошли поближе, пытаясь хотя бы расслышать что-то, кроме свиста и ржания, но вмешался замначальника тюрьмы по оперативной работе. «На выход, все на выход», — убедительно пригласил всех небольшого роста коренастый майор.
В колонии строго режима № 7 в поселке Пакино Ковровского района действительно было кого фотографировать: больше тысячи рецидивистов, ежедневно пропорционально освобождающихся и заезжающих. У ворот представителей СМИ встречает замначальника по кадрам и воспитательной работе Максим Ельцов, располагающий к себе простотой речи на фоне казенного языка остальных сотрудников. Ельцов — надзиратель в третьем поколении.
«Наша колония образована в 1940 году по личному приказу Лаврентия Павловича Берии», — с гостеприимной улыбкой встретил нас офицер.
Посещаем различные производства — от электрических удлинителей и тротуарной плитки, производимой из песка и утилизованного пластика, до мыла и деревянной мебели. Причем обойти удалось далеко не все. Начальник учреждения полковник Юрий Герасимов гордится хозяйством: «Снимайте все. Пойдемте куда хотите, нам скрывать нечего». Больше волнуется сотрудница пресс-службы УФСИН. «Вот эта опасная, она так фоткает...» — показывает она сотруднику женщину-фотокорреспондента. Хотя, в общем-то, выглядит все образцово.
На стенах висят плакаты, разъясняющие новую систему «социальных лифтов»: приезжая, попадаешь на обычные условия содержания, ведешь себя плохо — на строгие, соблюдаешь все требования администрации — на облегченные. Все наглядно: несколько взысканий — и ты сидишь свой срок в камере, где нары днем привинчены к стене. Поощрения от руководства — в просторном общежитии с деревянной мебелью и кухней.
По словам «хозяина» зоны полковника Герасимова, здесь «нет никаких смотрящих». «Они вот у нас сами строят себе корпус общежития, хотя воры в законе не одобряют, когда осужденные сами себе стены возводят», — со знанием дела рассуждает полковник с опытом оперативной работы.
В колонии все полным ходом готовится к переходу к камерной системе. Большинство зэков уже живут в реконструированных блоках, похожих по планировке на новенькие камеры Владимирского централа. «Лучше бы детские садики строили», — вздыхает сопровождающий меня лейтенант.
Настораживает в ходе эксперимента одно — все сотрудники жалуются на излишний гуманизм к зекам.
Почти ежедневно наблюдая за самыми разными судебными процессами и накопив историй о несовершенстве российской судебной системы, пытаюсь подобрать аргументы для более терпимого отношения сотрудников к братии в робах. «Да у нас же здесь рецидивисты, им и правда многим лучше у нас, чем на воле. Кому они нужны? Один вот только на сорок минут освободился, уже на автобусной станции сумку подрезал у бабушки и снова к нам, на производство. Кто ими заниматься будет за забором?» — подытожил офицер.
