В пятницу в Тверском суде продолжились слушания по делу бывшего замначальника СИЗО № 2 «Бутырка» Дмитрия Кратова, обвиняемого в халатности, повлекшей по неосторожности смерть юриста Hermitage Capital Сергея Магнитского. Адвокат потерпевшей, матери Магнитского, Николай Горохов начал процесс с традиционных отводов судье и секретарю, но председательствующая Татьяна Неверова, перебив юриста, сообщила, что в суд явились двое свидетелей, и попросила его выступить после их допроса. Горохов согласился.
В зал вошел врач-анестезиолог Тимур Гусейнов, являющийся дядей (супругом тети) Магнитского.
— Неприязнь к подсудимому испытываете? — спросила Неверова.
— Есть немножко, — ответил он.
— Почему?
— Я близко знаю Магнитского.
Пояснив, что он испытывает неприятные ощущения, а не неприязнь, судья предоставила гособвинителю право задать вопросы первому. Свидетель рассказал, что Магнитский обладал хорошим здоровьем и за медицинской помощью с 14 лет обращался к нему лишь дважды. «Здоровье у него было исключительное», — сказал он. О появлении у Магнитского сильных болей в животе Гусейнову стало известно, только когда юрист Hermitage попал в СИЗО. УЗИ показало, что у него панкреатит и холецистит и необходима операция. Однако из «Матросской Тишины» в июле 2009 года его перевели в «Бутырку», где об операции не могло быть и речи, так как там не было необходимого оборудования.
Изучив назначенные ему препараты, Гусейнов пришел к выводу, что они, наоборот, вредят его племяннику. «Так, ему был прописан диклофенак, а он опасен при заболеваниях желудочно-кишечного тракта. Я сделал вывод, что он противопоказан, и порекомендовал его матери приобрести другой препарат, который и был ему впоследствии передан», — рассказал свидетель. Гусейнов отметил, что сахарного диабета никогда не было ни у Магнитского, ни у его родственников. Такой диагноз, по его словам, можно поставить только при химическом анализе крове, но не при наличии внешних симптомов (как это сделала фельдшер «Бутырки»). После смерти племянника, сказал свидетель, ему было трудно объяснить матери по поставленному диагнозу, отчего же он умер.
Гусейнов рассказал, что, при наличии дефибриллятора, невозможно его не применить, а после непрямого массажа сердца всегда остаются повреждения.
Ранее врач «Матросской Тишины» Александра Гаус говорила, что делала реанимационные действия Магнитскому, но при осмотре тела характерных повреждений не было.
Далее выступил старший инспектор отдела режима «Бутырки» Андрей Соловьев, но в суде выяснилось, что свои обязанности он выполняет с 2011 года, поэтому ничего существенного по делу он рассказать не смог. Далее прокурор попросил огласить показания врача-хирурга ФГУ 77 Магомеда Хизриева, которого не удалось доставить в суд. По словам свидетеля, Магнитский вплоть до смерти 16 ноября 2009 года за медпомощью не обращался, и жалоб по «хирургическим болезням» от него не поступало. После этого стало понятно, что остались не допрошенными пять или шесть свидетелей из списка гособвинения.
После этого прокурор, который на прошлом заседании настаивал на доставке в суд всех свидетелей, чем вызвал негодование судьи, вдруг объявил, что закончил представлять доказательства и в вызове оставшихся свидетелей не видит смысла.
Адвокат Горохов возразил: еще не все способы доставки исчерпаны. Можно подождать, когда окончится отпуск, или выслать повестки по месту работы, утверждал он, но судья отклонила его ходатайства. После этого Горохов на полтора часа занял внимание участников процесса своими ходатайствами и отводами. Помимо допроса дополнительных свидетелей адвокат потребовал провести почерковедческую и генетическую экспертизы. Неверова поочередно отклоняла все его ходатайства. Когда заявления и возражения были исчерпаны, судья предложила выступить защите. Горохов встал и заявил отвод гособвинителю.
— Ваш отвод связан с тем, что у него не имеется доказательств? — уточнила судья.
— Я могу продолжить? — раздраженно ответил адвокат.
— Я спрашиваю, с этим отвод связан?
— Я могу продолжить?
Последние два вопроса судья и адвокат поочередно задали друг другу еще раз десять. В итоге Горохов все-таки отвод заявил, а Неверова его отклонила.
Наконец, слово предоставили защите. Адвокат подсудимого Роман Кучин обратил внимание на заключения судмедэкспертов о том, что смерть Магнитского носила «аритмический характер» и могла наступить вследствие психологического стресса. После этого Дмитрий Кратов, волнуясь, дал свои показания.
«То, что касается Магнитского, — он мне плохо запомнился, он не был тяжело больным. Я больше о нем узнал уже после смерти, из публикаций в СМИ и материалов дела», — сказал он. Подсудимый никак не хотел признавать того, что после увольнения начальника медчасти вся ответственность за жизнь и здоровье пациентов легла на его плечи. «Все мероприятия были распределены, я выполнял часть работ. У нас был некомплект в 17 человек, я физически не мог выполнять все обязанности», — говорил он. После ряда вопросов он все-таки был вынужден признать, что ответственность на нем все-таки была. В первый раз о существовании Магнитского он узнал только 7 октября 2009 года, когда того перевели из камеры в медчасть: фельдшер подошла и сообщила о том, что есть такой заключенный. При обходах пациентов от Магнитского жалоб не поступало. О переводе заключенного в «Матросскую Тишину» Кратов также узнал случайно: приехала комиссия, и они при обходе на него наткнулись. «Я спросил, есть ли опасность. Мне сказали, что в срочной операции он не нуждается», — сказал Кратов. Пациента перевозили в другое СИЗО на обследование, так как в «Бутырке» не было для этого условий.
Магнитский покинул изолятор на «своих двоих», и никаких следов от наручников на запястьях подсудимый у него не разглядел.
Перевозка была в экстренном порядке, так как это обычная практика: плановый перевод занимал слишком много времени. «Для меня смерть Магнитского была полной неожиданностью», — заявил подсудимый. На вскрытие его тела он опоздал, но ознакомился с результатами. «Я обратил внимание на телесные повреждения на запястьях, тыльной поверхности кистей, ссадины, кровоподтеки, на левой голени ссадины», — отметил он. По его словам, перед отправкой Магнитского обследовали, так как «обратное было категорически невозможно». На этот счет начальник «Бутырки» издал строгое распоряжение, так как до Магнитского был похожий случай со смертью другого заключенного при переводе в «Матросскую Тишину».
Кратов не отрицал обстоятельств по делу, но заявил, что не признает свою вину.
У адвоката Горохова было заготовлено 85 вопросов к Кратову, еще около 15 он задал вне списка. Большинство из них Неверова отклонила как повторяющиеся и не имеющие отношения к делу. Когда допрос закончился, разволновавшийся Кратов принял лекарства.
Несмотря на возражения потерпевшей стороны по делу, судья завершила судебное следствие и назначила прения на 24 декабря. Ожидается, что приговор Кратову также вынесут на следующей неделе.