«Мы пока вас ждали, вокруг нас то и дело милицейский «бобик» круги наворачивал. Контролируют, как бы что не сказал лишнего, но мне-то все равно: я своего сына буду защищать», — с ходу заявляет мне отец обвиняемого Романа Савченко Владимир, пока я усаживаюсь в его подержанный японский грузовичок, чтобы отправиться на место встречи с родственниками остальных «партизан». На мое предположение, что, возможно, это случайность, и полицейские проезжали мимо, звучит категорический ответ: «Может, конечно, но я в совпадения не верю. Они телефон мой прослушивают, наверняка знают, что вы приедете».
Вот уже два года, что длится следствие над «партизанами», их родственники, по словам Савченко, живут в постоянной обороне и в готовности «напасть»: закалило и сделало недоверчивыми ко всему, что касается дела их сыновей, постоянное общение со следователями, полицейскими Кировского района, угрозы и бесконечные попытки достучаться до тех, в чьих руках будущее «партизан».
«Да никакие они не «партизаны», — задумавшись, поправляет меня Савченко. – Все это выдумки: они нормальные честные ребята, которых достали менты и которые сделали то, что не сделали, но хотели сделать другие».
Кировский район, а в нем — одноименный поселок Кировский, находится в самом центре Приморского края, примерно в 300 километрах от Владивостока. До Кировского от побережья около 8 часов на автобусе или 4–5 часов на автомобиле, и это типичный поселок городского типа, каких в России тысячи: несколько пустынных улиц, бронзовый Ленин, пятиэтажные «хрущевки» вместе с частной застройкой. Единственное, что отличает это место от его многочисленных аналогов и одновременно спасает местных, — это тайга с ее запасами леса, который идет на переработку, и наследство советской власти: многочисленные санатории и здравницы, построенные в свое время вокруг Кировского, в состоянии обеспечивать работой небольшую часть взрослого населения. Другая часть, составляющая абсолютное большинство, либо перебивается случайными заработками, либо трудится во Владивостоке, сейчас в основном на стройках АТЭС, либо не работает вовсе.
Для молодых выбор еще меньше, рассказывает отчим погибшего при задержании «партизана» Андрея Сухорады Владимир Власенко. «Здесь молодежи больше нечем заниматься. Ни совхозов, ни колхозов — ничего нет. Молодые уезжают в город, бегут без оглядки, потому что никаких перспектив не видят. Кто остается, садятся на иглу или стакан — это которые послабее. Которые похитрее — начинают бизнес, потихоньку выращивают коноплю, а потом ее реализовывают. Поля эти охраняет наемная рабсила, не подойдешь. Ходят с оружием, сунься туда — застрелят, — рассказывает он и вдруг взрывается.
— Как вы думаете, неужели районный отдел милиции не знает, что у них в районе происходит? Да если они не знают, их нужно гнать взашей!»
Выращивание и переработка конопли в Кировском районе — действительно народный бизнес: по словам Власенко, в отсутствие альтернативы людям не может не понравиться огромный заработок при небольших физических затратах. Местные подтверждают, что нелегальные конопляные поля разбросаны по всему Кировскому району. «Две банки «химки» (конечный продукт переработки конопли — масло каннабиса вперемешку с табаком) — и вот у тебя уже есть неплохой японский джип. Это мне сами менты говорили», — вторит Власенко Владимир Савченко. По его словам, в основном наркобизнес в районе «крышуют» сотрудники полиции и прокуратуры, которые «не могут отказаться от соблазна делать деньги из воздуха».
В разговоре со мной Савченко называет полицейских исключительно «ментами» и «мусорами». По-другому не может: у него старая обида на людей в форме. Еще при советской власти он работал в ГАИ, но был уволен за превышение должностных полномочий. Несколько лет назад в изоляторе временного содержания кировского РОВД, как тогда назывался местный отдел полиции, умер его старший сын от первого брака — как сказали отцу, «от сердечной недостаточности», поэтому Роман — единственный сын, оставшийся у Владимира Савченко.
Он вспоминает трагедию на редкость спокойно и путается в датах, когда же умер его старший сын, — то ли в 2006 году, то ли в 2007-м. «Глаза я ему в камере закрыл. Ну не оказали медицинскую помощь, ну случилось, что поделаешь, я не выступал. Но Рома не мстил за брата, как некоторые говорят. Если бы он мстил, он бы начал палить прям тут, у нас — причем мишени, которые они могли выбрать, были давно известны: все местные менты на виду, все о них знают», — рассказывает Савченко. Он убежден, что если бы не «менты», его сын продолжал бы учиться, заниматься спортом и, не исключено, стал бы моряком.
«Если такие ребята не нужны, я вообще ничего не понимаю»
На момент задержания Роману Савченко было 18 лет — он самый молодой из тех, кто готовится к суду. «Хороший парень. Спортсмен, занимался в клубе «Патриот», ездил на соревнования, представлял честь района, привозил награды. Если такие ребята не нужны этой власти, я вообще ничего не понимаю», — дает характеристику сыну Савченко. Он возмущен, что Романа хотят судить за то, что тот, как он уверен, не совершал: к примеру, за убийство в феврале 2010 года лейтенанта милиции Григория Ковальчука на улице Давыдова во Владивостоке. Ковальчук вместе со своим напарником, сержантом Николаем Дубовиком, тогда решили проверить документы на автомобиль, в котором находились «партизаны». Дубовик в отличие от Ковальчука выжил, но был ранен. Разобравшись с милиционерами, «партизаны» прихватили с собой их табельное оружие, патроны и радиостанцию. Считается, что именно с нападения на Давыдова и началась история «приморских партизан» как организованной группы молодых людей, поставивших своей целью нападение на сотрудников милиции. «Если Сухорада на известной съемке фактически признается, что, мол, вот из этого пистолета, который он держит в руках, был убит сотрудник, почему те, кто остался в живых, должны за это отвечать?!» — возмущается Савченко.
Свою уверенность он даже не старается доказать: просто, говорит, знаю, а когда дело дойдет до суда или «кто-нибудь из Москвы приедет, я докажу, у меня все есть, но вам сказать не могу».
«Известная съемка», о которой говорит Владимир Савченко, — так называемое «Последнее видео «Приморских партизан», двенадцатиминутная запись, на которой Александр Ковтун, Андрей Сухорада, Александ Сладких и Владимир Илютиков рассказывают о своей «миссии» и о том, как они выходили из милицейского окружения. На видео «партизаны» упоминают о всех нападениях на сотрудников и опорные пункты милиции, которые есть в уголовном деле, — в течении нескольких дней пересекли границу нескольких районов Приморского края. В ночь на 25 мая 2010 года Сухорада вместе с Ковтуном, Илютиковым и Сладких (по версии следствия, с ними были Савченко и Кириллов) напали на территориальный пункт милиции по Яковлевскому району на станции Варфоломеевка. Не найдя оружие, за которым они пришли, молодые люди забрали радиостанцию, фотоаппарат, форму сотрудника ДПС и карту дислокации постов милиции. Уходя, «партизаны» подожгли пункт милиции и скрылись.
Буквально через два дня молодые люди объявились в другом селе — Ракитное. Вместо оружия там они обнаружили лишь одного сотрудника милиции — сержанта Алексея Карася, который был зарезан двумя ножами. На видео Андрей Сухорада, бравируя заслугами, пренебрежительно замечает, что в пункте милиции в Ракитном он вместе с соратниками не нашел ничего, кроме водки, которая находилась в сейфах, предназначенных для хранения табельного оружия. Но личным оружием Карася они все же не побрезговали. Еще через два дня «партизаны» обстреляли автоинспекторов в районе государственной трассы Спасск-Дальний--Варфоломеевка в Яковлевском районе. 8 июня на пути «партизан» снова попались сотрудники дорожно-постовой службы: на этот раз перестрелка завязалась неподалеку от села Хвалынка Спасского района. «Партизанам» снова удалось скрыться, но опять пришлось отстреливаться: они ранили двух автоинспекторов.
Местные СМИ поначалу сообщили, что раненые сотрудники ДПС убиты. Во многом из-за этой ошибки история с «приморскими партизанами» получила федеральный размах.
Следствие и обвинение считает, что в промежутке между убийством сотрудника милиции на улице Давыдова во Владивостоке и серией майских вылазок на опорные пункты и столкновений с сотрудниками ДПС партизаны обворовывали рядовых жителей Приморья и совершали разбойные нападения. С 13 на 14 апреля молодые люди, как следует из утвержденного в мае обвинительного заключения, влезли в дом в поселке Кировский, откуда похитили бензопилу, электропилу и электродрель. Вечером 2 мая Ковтун, Сухорада, Сладких и Илютиков проникли в дом в селе Подгорное, забрав оттуда ружье, патроны и другое имущество. 16 мая возле закусочной «Эдельвейс» в селе Вольно-Хвалынское Спасского района участники банды напали на женщину-водителя и затолкали ее в багажник ее же автомобиля Toyota. Женщину они увезли в другое село и оставили там, похитив машину. Ночью 24 мая в городе Лесозаводске вооруженные и одетые в камуфлированные костюмы и маски «партизаны» напали на троих граждан, избили их и, угрожая оружием, похитили автомобиль, деньги и другое ценное имущество.
Но началось все, как утверждает следствие, задолго до того, как люди узнали о существовании банды «приморских партизан» — в сентябре 2009 года.
Тогда в районе кладбища в окрестностях Кировского, говорится в обвинительном заключении, «партизаны» убили четырех человек, которые занимались торговлей наркотиками. Убийство произошло прямо на конопляном поле, которое охраняли наркодельцы. Убив людей и закопав их тела неподалеку от места преступления, они похитили наркотики и уехали на машине, принадлежащей их жертвам, утверждают в прокуратуре.
Пытаясь скрыть улики, позже они сожгли автомобиль, говорят в надзорном ведомстве, не поясняя, при каких обстоятельствах это было сделано. «Менты сами отправили машину на площадку для вещдоков у отдела полиции, — утверждает Савченко. – А потом ее сами и сожгли, буквально через день, спешили улики спрятать, потому что в убийстве замешаны именно менты». Убийство четверых наркоторговцев позже станет основанием для ареста брата Александра Ковтуна Вадима и Алексея Никитина. Ковтун, по версии следствия, подвозил «партизан» к месту преступления, а Никитин помогал закапывать трупы.
«Может, им кто-то руководил»
Роман Савченко, уверен его отец, так же, как и Вадим Ковтун и Алексей Никитин, случайные люди, которые попали в итоговый список обвиняемых просто потому, что правоохранителям надо было «организовать массовку — мол, банда действительно существовала».
Савченко-старший считает, что его сын и Максим Кириллов пустились в бега вместе с Ковтуном, Сухорадой, Илютиковым и Сладких случайно.
Роман Савченко попросил у отца лодку для того, чтобы пойти с Кирилловым на рыбалку неподалеку от Кировского, в селе Подгорное. К тому моменту райцентр уже наводнили ОМОН, внутренние войска и сотрудники милиции — в Кировском и в его окрестностях полным ходом шли поиски основных членов банды. «Там они где-то пересеклись с Ковтуном, Сухорадой и компанией. Как мне рассказывал Рома, они рыбачили и увидели на другом берегу своих друзей. Те попросили их переправить, и Рома, естественно, не отказал. Но за Ковтуном и Сухорадой уже была погоня, и от испуга Рома вместе с Кирилловым побежали от ментов в общей группе. Я сам позже не раз выходил на их след, ходил по тайге, искал их, выходил на их тропы, они меня видели, но подходить боялись. Рома звонил мне и говорил об этом, а я ему: «Дурак, ну ты ж видел, что ментов никаких нет, что я с мамой — что ж ты не вышел-то?». А потом я один поехал, спрятал в тайге вот эту вот машину, и опять вышел на них, но они снова не пошли ко мне», — рассказывает Савченко.
Он долго не мог понять, почему его сын и те, с кем он бегает по лесу, ведут себя так странно, но, пообщавшись со «знающими людьми», сделал вывод, что «партизан» целенаправленно вели к «некому месту, чтобы ликвидировать». «Но мой сын совсем не входил в их планы: мне постоянно звонили, вели интимные беседы — спасай, мол, сына. Но как я спасу, если он не шел ко мне», — говорит Савченко.
Он уверен, что самая «загадочная фигура» всей банды — Андрей Сухорада, который был идейным вдохновителем группы и на удивление грамотно вел «партизан» в обход милицейских кордонов через тайгу.
«Может, им кто-то руководил, может, был какой-то человек, который давал им команды, или группа людей, которая внушала им, что делать. Но не просто это так, у меня на то есть обоснованные подозрения. Не зря они убили Сухораду — не могли позволить, чтобы он рассказал то, что знал», — конспирологически рассуждает Савченко.
«Я еще замучу в приморке, узнают, какой я предатель»
Родные Андрея Сухорады, который, по официальной версии, был застрелен при штурме, а по версии родственников — убит снайпером выстрелом в глаз, говорят об одном из «партизан» как о прирожденном лидере и человеке во всех смыслах «неординарном». В какой-то момент неординарность и пассионарность Сухорады привела его к националистическим идеям, которые он, молодой парень с обостренным желанием рассказать миру о себе, как его характеризуют родственники, сразу воспринял всерьез. «Он всегда был себе на уме. Читал книжки про революционеров, мировых лидеров — про Гитлера, Че Гевару. Любимый предмет была «История», но и по остальным он хорошо успевал», — рассказывает про сына его мать Светлана Степаненко. Но в школе в какой-то момент ему стало скучно — вместе с друзьями Максимом Кирилловым и Владимиром Илютиковым он перестал учиться, а среднее образование получил в вечерней школе. Лет в 14, говорит Светлана Степаненко, «он связался с движением скинхедов» под названием «Мелиоратор — крю». Как-то раз сшил из тряпок флаг со свастикой, собрал друзей и устроил шествие по Кировскому, продолжает рассказ матери сестра Сухорады Наталья.
В какой-то момент гиперактивному Сухораде с его обостренным чувством национальной справедливости стало тесно в Кировском, а стихийные шествия с самодельным флагом по нескольким улицам своего поселка показались слишком незначительными.
В 2003 году он вместе со своей сестрой Мариной убегает из дома в Москву. Денег у подростков не было, поэтому до столицы они добрались автостопом. В Москве беглецы примкнули к членам ныне запрещенной за экстремизм Национал-большевистской партии (организация запрещена в России) (НБП) Эдуарда Лимонова. Поселившись в «бункере» нацболов на Фрунзенской улице, они активно участвовали в жизни партии: ходили на акции своих новых соратников, разносили агитационные материалы, расклеивали политические листовки. На одной из старых фотографий Сухорада запечатлен во время силового захвата офиса «Единой России» — акции, которая состоялась 3 марта 2004 года. Будущий «партизан» тогда смог избежать задержания, а Марина оказалась в приемнике-распределителе для несовершеннолетних. «Вскоре он разочаровался в них и отошел», — рассказывает Степаненко.
Сухораду изгнали из партии за «крысятничество» (якобы он воровал из «бункера») вместе с его сестрой, которую обвинили в «стукачестве». Но с такой формулировкой были согласны далеко не все члены НБП. «Андрей и его сестра Марина жили в бункере до его разгрома, — рассказывал в своем блоге после смерти Сухорады нацбол Эдуард Сырников. — Я не помню, после какой акции Марина попала в приемник-распределитель для несовершеннолетних. В мусарне её прессовали крепко, по крайней мере для 12-летней девочки. Андрею она рассказывала, что менты грозили ее изнасиловать. Она кого-то «сдала». На собрании возле закрытого бункера тогдашний гауляйтер Роман Попков объявил о ее предательстве. Я сказал Попку, что он совсем... Попков рассказал мне о «склонности к экспроприациям» Андрея, якобы он что-то в бункере крал… Я не поверил. Андрея я устроил на работу к друзьям в тату-салон «бутербродом». Ночевал он по подъездам, иногда у знакомых скинов. Марина сидела в приемнике, брат умудрялся с 200 рублей носить ей передачи и откладывать на дорогу домой. У НБП была возможность забрать Марину из приемника, но Попков дал указание этого не делать. Потом за ними приехал отец.
Последнее, что сказал мне Андрей при прощании: «Я, Эдуард, еще замучу в приморке, узнают, какой предатель».
Но еще перед отъездом домой Сухораде, если верить рассказам бывших членов НБП, сильно досталось от столичных сотрудников полиции. По версии одного из бывших руководителей московского отделения НБП Романа Попкова, будущий партизан» защищал «бункер» от разгрома ОМОНом в марте 2004 года. «На последней акции Андрей был во внешней группе, приковавшейся наручниками к решеткам окон первого этажа, — пишет Попков. — Потом всей толпой, человек 20, мы сидели в ОВД до вечера, вели себя бурно и весело, читали ментам революционные стихи. А через день Бункер был взят штурмом ОМОНом и спецназом ФСИН, его защитники, в том числе Сухорада, были зверски избиты, Андрея с сестрой поместили в приемник-распределитель для несовершеннолетних и «этапировали» домой. С тех пор их следы затерялись, на связь они больше не выходили, энбэпэшное начальство, отвечавшее за связь с регионами, тоже не сделало никаких попыток их разыскать».
Светлану Степаненко не особо смущает то, что ее сын был националистом. Она показывает мне фотографии Андрея Сухорады и его друзей и непременно добавляет, что «дети были элитными, это все подтвердят».
На одной из фотографий Сухорада стоит с голым торсом и вскидывает руку в нацистском приветствии — на груди его виднеется вытатуированная свастика. «Но он ее потом свел и поменял на другую, это он молодым был», — оправдывается за сына Степаненко. «А вот это они все вместе, — любовно протягивает она другую фотографию, на которой Сухорада стоит в окружении группы молодых людей в спортивных штанах, кроссовках и балахонах «Lonsdale»: все они вскидывают правую руку в верх и лучезарно улыбаются.
Вернувшись в Кировский, Андрей Сухорада не отрекся от своих убеждений, а, судя по милицейским сводкам, начал претворять в жизнь свой план «что-то замутить».
В июле 2006 года молодой националист вместе с четырьмя сверстниками избили гражданина КНР, отобрав у того мобильный телефон, было возбуждено уголовное дело. Тогда Сухораде удалось избежать реального срока заключения. Одновременно у идейного вдохновителя банды «приморских партизан» становилось все больше проблем с милиционерами Кировского. По словам Светланы Степаненко, те постоянно «таскали» ее сына в отделение и там избивали. Кульминация наступила в декабре 2007 года, когда Сухораду, Александра Ковтуна и еще нескольких молодых людей избили в гараже у другого «партизана» — Алексея Никитина. «Били его и сотрудники местной милиции: Василий Скиба, Руслан Безугленко, Валерий Лекарев совместно с местными бандитами, которыми руководил Константин Поберий, он потом сел за убийство», — рассказывает Светлана Степаненко.
«Обращался ли Ванин в милицию, я не помню, но если даже и обращался, то без смысла»
Алексей Никитин, которого, как и Вадима Ковтуна, арестовали спустя три месяца после задержания «партизан» в Уссурийске, в начале июня передал через своего адвоката рассказ об избиении молодых людей в его гараже. В декабре 2007 года, по словам Никитина, он, Сухорада и Илютиков вместе с несколькими молодыми людьми решили выяснить причины жестокого избиения их общего друга Дмитрия Ванина. За этим они решили отправиться к обидчикам Ванина — Константину Поберию и его друзьям.
«Обращался ли Ванин в милицию, я не помню, но если даже и обращался, то без смысла, — пишет в своем письме Никитин, — так как Поберий и его банда имели статус дилеров и сбытчиков наркотиков, работающих на кировских сотрудников милиции — Василия Скибу, Руслана Безугленко, Евгения Соболева, Валерия Лекарева, Антона Кращенко».
Договориться у молодых людей не вышло: разговор, как пишет Никитин, перерос в драку. Спустя несколько дней Ванину, Никитину и другим было предложено встретиться вновь, уже в другом месте. «Партизаны» вместе с друзьями согласились на это, но, придя на место, обнаружили там несколько машин милиции. Они попытались уйти, но дорогу им перегородил черный джип, из которого вышли Поберий с несколькими молодыми людьми: в руках у них были охотничьи ружья и другое огнестрельное оружие. Началась стрельба, молодые люди попытались убежать, и один из них получил ранение в голову, пишет Никитин. Раненого отнесли в гараж Никитина — там часть молодых людей решили спрятаться от преследования со стороны «банды Поберии». Однако вскоре к гаражу приехали сотрудники милиции Кировского района вместе с теми, кто несколькими часами ранее покушался на Никитина и его друзей. В заявлении рассказывается, как полицейские вместе с людьми Поберии избивали тех, кто находится в гараже, ногами и подручными средствами, а потом скрылись.
С этого момента, по словам Никитина, за ним и его друзьями началась настоящая охота со стороны «наркоторговцев» и сотрудников милиции РОВД Кировского района. Для «партизан» ситуация усугубилась, когда через некоторое время они попытались поджечь одно из полей конопли, которое якобы принадлежало правоохранителям и торговцам наркотиками. Мать Никитина Ольга рассказывает о событиях 2007 года с нескрываемым удивлением.
«Я послала Лешку за картошкой, чем-то занималась на кухне, и в какой-то момент услышала грохот, который доносился со двора. Я подошла к окну, посмотреть, что там творится, и увидела, что в мой гараж пытаются прорваться какие-то люди. Через мгновение ко мне в квартиру забежал Лешка, весь взъерошенный, и попросил перекись и бинт. Потом в квартиру прибежал его друг, которому я оказала первую помощь и сказала сидеть в квартире. Сама я отправилась на улицу, чтобы понять, что случилось. Выйдя, я увидела, что мой гараж настежь открыт, а внутри группа людей битами и всем, что попадалось им под руки, бьют Андрюшу Сухораду, Сашку Ковтуна и их друзей, которых я не знала до этого и никогда не видела. Я крикнула, что вызову милицию, но кто-то из группы молодых людей, которые стояли и наблюдали за тем, как бьют ребят, сказал, что милиция уже здесь. Как потом оказалось, там были Валерий Лекарев (сейчас – начальник уголовного розыска Кировского отдела полиции), Василий Скиба (сейчас старший оперуполномоченный) и Руслан Безугленко (ушел на пенсию). Когда я это услышала, я опешила», — рассказывает Никитина.
Придя в себя, она попросила вступиться за молодых людей, но милиционеры просьбу Никитиной проигнорировали. «Они мне сказали: «А вы знаете, кого вы защищаете? Это же скинхеды, их убивать надо».
Тогда я категорическим тоном сказала, чтобы они уходили, ребят перестали бить, а потом приехала следственная группа, которая долго ковырялась в гараже и уехала».
Избитый Сухорада, по словам Светланы Степаненко, пошел к бабушке, но по дороге его подобрали милиционеры и кто-то из «банды Поберии», отвезли на Уссури и там продолжили «издевательства». «С него сняли одежду, избили и оставили на реке помирать. Но он дошел до меня, и месяц безвылазно лежал на кровати», — не скрывая злости, говорит Степаненко. В подтверждении она показывает мне фотографию: Сухорада лежит на подушке с заплывшим от побоев лицом. «Месяц кровью ходил», — не выдерживает Владимир Власенко.
«У них была каша в голове: то они скинхеды, то они обыкновенные воры»
Когда я рассказываю Валерию Лекареву о том, что мне говорили родственники о нем и его коллегах, он начинает смеяться. «Ну да, конечно. Пытаем, убиваем, ментовский беспредел… История с гаражом действительно имела место, но, конечно, все было по-другому. Мы получили информацию о том, что в городе собирается стрелка. Между, скажем так, пацанами и скинхедами. Мы, разумеется, отреагировали и выехали на место. Когда приехали туда, пацанов не увидели, а увидели толпу, человек 15–20, скинхедов во главе с Никитиным. Они нас увидели – и врассыпную. Бежать за ними мы не стали, были дела поважнее. Стрелять тоже не было необходимости. Но вскоре нам говорят, что в гараже у Никитина избивают Сухораду и компанию. Мы, естественно, поехали туда, чтобы разнять. Но драка была обоюдной, били всем, что было под рукой. Мы туда еще вызвали следственную группу, чтобы она все зафиксировала», — спокойно, размеренно рассказывают свою версию событий Лекарев, сидя на лавочке у кировского отдела полиции. «Партизан» он называет исключительно бандитами, которые, по его словам, хотели легкой наживы.
«У них была каша в голове: то они скинхеды, то они обыкновенные воры. Сами не могли определиться. У нас тут по району несколько краж было, тащили все, но зачем, я понять не могу. Тут, недалеко, нашли схрон, где у них обнаружены какие-то лифчики, женские трусики. Но зачем это красть? Крадешь – так кради что-то нужное», — возмущается Лекарев.
И вдруг вдается в абстрактные размышления: «Мы проиграли информационную кампанию, потому что не можем всего сказать, находясь в рамках закона. Никакие они не «партизаны», а бандиты обыкновенные, они у нас давно на виду были. И если бы они действительно были такие «партизаны» — почему не пришли к нам, к Безугленко, Скибе, всем тем, кто их так терроризировал, как они говорят? Почему поехали в другие районы и там убивали сотрудников, которые им не мешали?» — не понимает Лекарев.
Руководитель оперативно-разыскной части № 4 (ныне просто отдела по борьбе с преступлениями против личности) краевого управления МВД Александр Миляев куда немногословнее Лекарева: он чеканит про «наркоманов и бандитов», стараясь не сказать ничего лишнего, что могло бы выйти за рамки официальной позиции правоохранительных органов.
Сотрудники ОРЧ-4 стали заниматься оперативной разработкой «партизан» после убийства сотрудника патрульно-постовой службы на улице Давыдова во Владивостоке. Именно оперативники ОРЧ-4, хвалится Миляев, вышли в итоге на дом в Уссурийске, где и были схвачены «партизаны». «Как нам говорил выживший сотрудник, в машине, где находились «партизаны», был запах наркотика растительного содержания», — говорит Миляев.
Он утверждает, что, по оперативной информации, «партизаны» реализовывали наркотики во Владивостоке. Именно за тем, чтобы украсть несколько банок «химки» и впоследствии его продать, «партизаны» и совершили первое свое преступление – убийство в 2009 году четырех наркоторговцев. Зачем они начали атаковать сотрудников милиции, Миляев говорить не берется, но, когда появляется возможность, непременно подчеркивает «бандитский характер их деятельности».
Начальник отдела информации и общественных связей УМВД по Приморскому краю Ирина Сырова куда эмоциональнее в беседе о «партизанах».
«Вот все сочувствуют родственникам, а спросили бы лучше у той женщины, которую они в багажник засунули и еще несколько часов думали, что с ней делать – убить или нет. Она бы вам рассказала, как уже успела расстаться с жизнью и какое у нее отношение к этим «партизанам»», — говорит Сырова, но тут же осекается, когда слышит просьбу дать контакт потерпевшей.
«Да мы сами ее пытались достать, но она категорически отказалась с нами общаться: боится», — добавляет она. Многочисленные жалобы «партизан» на пытки, которым они подверглись во время начала следствия, Миляев и Сырова называют выдумками и объясняет тактикой защиты. Сырова протягивает мне выписку из материалов уголовного дела: это список жалоб партизан, которые они подали, пока были в СИЗО. «Ничего не подтвердилось, как вы можете убедиться. При этом по любой жалобе проводилась тщательнейшая проверка. К ним в СИЗО приезжали правозащитники, работали сотрудники Следственного комитета, прокуратуры, управления собственной безопасности, вполне исчерпывающий список», — говорит и Миляев.
«Наряду с «партизанами» должны судить и милиционеров»
Адвокат Алексея Никитина Нелли Рассказова называет способом защиты как раз то, что говорят высокопоставленные полицейские. «Зачем ребятам врать? Есть полицейские из ОРЧ-4, которые известны своими методами работы с потерпевшими. А есть «партизаны»: на них очень хочется повесить преступления, которые они не совершали. Вот и вся математика. К тому же существуют медицинские свидетельства – справки о нанесенных побоях»,— говорит Рассказова. Она убеждена, что «ребята не нападали, а отстреливались», а полицейские пытаются выставить «партизан» как заурядных бандитов. «Так легче работать», — уверена адвокат и добавляет, что ей смешно слушать разговоры о том, что «партизаны» употребляли наркотики. «Они были за трезвый образ жизни, их бесило то, что молодежь курит и пьет, поэтому сотрудникам силовых ведомств следовало бы получше подумать, как опорочить ребят», — отмечает Рассказова.
Правозащитник и лидер общественной организации «Хранители закона» Петр Довганюк, активно выступающий в защиту подсудимых, убежден, что дело не столько в том, кто кого пытал, сколько в том, почему стало возможным появление «приморских партизан».
«Беспредел со стороны сотрудников милиции достиг такого масштаба, что терпеть стало невозможно. У меня простая позиция: да, они совершили преступление, но надо смотреть на причины! Если власти хотят хотя бы немного снизить ненависть к полицейским, то, по-хорошему, наряду с «партизанами» должны судить кировских милиционеров и сотрудников ОРЧ-4, которые пытали их уже после задержания», — заявляет Довганюк.
По информации «Газеты.Ru», в руководстве МВД сейчас начали анализировать деятельность сотрудников приморской полиции – в частности, тех подразделений, которые так или иначе в разное время контактировали с «партизанами».