Цивилизация
Мечта о русском флаге над Константинополем
До революции 1917 года и Гражданской войны Александр Колчак успел прославиться в двух ипостасях: как флотоводец и как ученый-географ и гидролог. Родившись 16 ноября 1874 года, в качестве боевого офицера он успел принять участие в Русско-японской, затем — в Первой мировой войне. Именно в ходе Первой мировой Колчак пережил неожиданный взлет. Имея за плечами лишь опыт командования миноносцами на Балтике, он был произведен в вице-адмиралы и направлен руководить всем Черноморским флотом.
Обычно такой взлет бывает обусловлен личными связями, но в случае Колчака никто даже не заподозрил неладное: новый командующий оказался очень энергичным, навел на флоте строгую дисциплину и начал такое интенсивное минирование, что на какое-то время турецко-немецкий флот вообще перестал выходить в море. Одновременно с этим адмирал разрабатывал десантную операцию в Дарданеллах, что позволило бы взять Константинополь и выбить Османскую империю из войны. Эта операция, по сути, стала смыслом жизни адмирала, и мечта о ней сильно повлияла на его дальнейшую жизнь: Колчак очень любил военное искусство и верил, что в случае удачного проведения такого десанта он встанет в один ряд с величайшими полководцами в истории.
Десанта не случилось. Февральская революция привела к разложению армии и флота, Колчак переехал в Петроград, где стал одним из кандидатов в диктаторы вместо нежизнеспособного временного правительства (в значении единоличный правитель, а не «жестокий деспот»). Понимая это, глава правительства Керенский обманом направил Колчака в США якобы планировать американский десант в Дарданеллах. Когда адмирал понял, что никакого десанта никто никогда не планировал, он направился обратно в Россию через Японию.
Адмирал стал наемником?
В Японии Колчака настигли новости о падении Временного правительства и прихода к власти большевиков. Большевиков адмирал ненавидел: «Быть русским — быть соотечественником Керенского, Ленина... ведь целый мир смотрит именно так: ведь Иуда Искариот на целые столетия символизировал евреев, а какую коллекцию подобных индивидуумов дала наша демократия, наш «народ-богоносец».
Находясь в японском городе Иокогама, адмирал оказался перед трудным выбором, результатам которого и явился сфабрикованный красными историками миф, будто Колчак стал наемником Антанты.
Бывшего командующего Черноморским флотом никто не ждал на Родине: даже если бы ему удалось избежать большевистских репрессий (что непросто, учитывая отсутствие контактов в левой среде), поступить на службу красным означало стать приспособленцем, выполнять приказы власти, которую адмирал не признавал. В теории можно было стать эмигрантом, — заняться наконец наукой и писать мемуары. Но Колчак не мог себе позволить и этого.
«Ни большевистского правительства, ни Брестского мира я признать не мог, но как адмирал русского флота я считал для себя сохраняющими всю силу наше союзное обязательство в отношении Германии. Единственная форма, в которой я мог продолжать свое служение Родине, оказавшейся в руках германских агентов и предателей, было участие в войне с Германией на стороне наших союзников», — считал адмирал. «Тогда я пошел к английскому посланнику в Токио сэру Грину и… обратился к нему с просьбой довести до сведения английского правительства, что я прошу принять меня в английскую армию на каких угодно условиях», — продолжал он.
Обращение быстро рассмотрели и назначили опытного адмирала на британский Месопотамский фронт. Для Колчака это не было поводом для праздника, и несмотря на успех, он регулярно сокрушался о своей судьбе: «Мне нет места на родине, которой я служил почти 25 лет, и вот, дойдя до предела, который мне могла дать служба, я нахожусь теперь в положении кондотьера и предлагаю свои военные знания, опыт и способности чужому флоту. <...> Я отдаю отчет в своем положении — всякий военный, отдающий другому государству все, до своей жизни включительно (а в этом и есть сущность военной службы), является кондотьером с весьма сомнительным [отражением] на идейную или материальную сущность этой профессии».
Эти слова о кондотьере (так в раннее новое время называли итальянских наемников) советские историки припоминали Колчаку долгие десятилетия после его кончины: вот он, британский агент, враг революции, признался во всем сам, — как решил стать марионеткой буржуазии и наместником России. Однако если рассматривать эти слова в контексте, то становится ясно, что обвинения себя в наемничестве — это горькая ирония.
Более того, ни в одном из абзацев, где упоминается статус «кондотьера» (а он повторял это слово много раз) нет ни единого упоминания о том, что теперь он будет проводником британского влияния и борьбы с большевизмом. Грезил адмирал лишь о взятии Константинополя: «Моя родина оказалась несостоятельной осуществить эту мечту; ее пробовала реализовать великая морская держава [имеется ввиду британо-французский десант 1915 года], и главные деятели ее [Великобритании] отказались от нее [операции] с величайшим страданием, которое дает сознание невыполненных великих планов».
В советской же историографии эти слова Колчака вырывали из контекста и подавали как его жизненное кредо: будто он наемник, который служит кому угодно за деньги.
Однако доехать до места несения кондотьерской службы адмирал не успел: в Сингапуре его догнал приказ направляться в Китай. Там он ушел с британской службы, связался с русским антибольшевистским движением и в ноябре 1918 года, свергнув умеренное социалистическое правительство Уфимской директории, провозгласил себя Верховным правителем России (точнее, той ее части, которая контролировалась белыми армиями).
Верховный правитель и интервенты
Именно на посту Верховного правителя, по версии красных историков, и развернулась деятельность «агента Колчака», — якобы даже переворот и приход его к диктаторской власти произошел под контролем британских кураторов. Это опровергается современными историками и ясно хотя бы потому, что за четыре дня до выступления Колчака Великобритания де-юре признало то самое правительство Уфимской Директории, которое он сверг. Находясь у власти, Колчак во многом опирался на внешнеполитическую поддержку британцев, но они никогда не присылали ему распоряжения, — лишь идеи и предложения, вокруг которых периодически разгорались конфликты.
«Особенно возмутила Колчака инициатива британского премьера Ллойд Джорджа и американского президента Вильсона в январе — феврале 1919 по организации мирной конференции на Принцевых островах между всеми воюющими правительствами России, включая большевиков, что де-факто привело бы к раздроблению России. Кстати, Ленин согласился начать переговоры о мире, так как боялся тогда крупномасштабной интервенции Антанты.
Разногласия были и по нацполитике: Антанта признала независимость Финляндии и республик Прибалтики, против чего резко протестовали и Колчак, и Деникин. Черчилль предложил Ллойд Джорджу признать суверенитет России над Прибалтикой, чтоб не ссориться с Колчаком, но его идею отвергли», — рассказал «Газете.Ru» доктор исторических наук и специалист по истории белого движения Владимир Хандорин. Единственным требованием англичан к Колчаку было дать обещание о будущем демократическом устройстве страны. Адмирал на словах согласился, но в приватных разговорах с соратниками говорил, что в будущее Учредительное собрание пропустит «только государственно здоровые элементы», пояснил историк.
В поисках ответа на вопрос о работе Колчака на Великобританию можно прислушаться к его врагу, генералу Грейвсу. Грейвс командовал Американским корпусом, оккупировавшим российский Дальний Восток во время Гражданской войны.
За время сосуществования в Сибири он возненавидел адмирала и составил о нем настолько критическое мнение, что мемуары Грейвса при Сталине издали в СССР на русском почти без купюр.
Американской армии было приказано придерживаться в русской междусобице строгого нейтралитета, лишь защищая территорию от захвата Японией. Верховного правителя это не устраивало: он требовал от американцев репрессий в отношении красных или хотя бы не мешать их проводить. Получив многократные отказы, Колчак возненавидел американцев.
Американские войска во время парада перед зданием штаба Чехословацкого легиона во Владивостоке, август 1918 года
NARA«Его неприязнь не распространялась на поведение или манеры американских солдат, но относилась исключительно к тому, что они не стали помогать его сторонникам в поддержании террора в отношении крестьян и рабочих, которые не совершали никаких преступлений, которые жили мирной жизнью и не видели причин, почему они должны брать в руки оружие и пытаться привести к власти бывших царских чиновников», — вспоминал Грейвс. Когда стало ясно, что помощи не будет, Колчак начал распространять слухи, что американские войска — сами большевики и сплошь евреи. Последнее вызывало у Грейвса брезгливое презрение, — сам он, по собственным словам, никогда не спрашивал своих подчиненных о еврейском происхождении и смеялся над идеей, будто бы США смогли специально набрать из евреев целый корпус и послать его в Сибирь мешать Колчаку.
Адмирал Александр Колчак (в центре) проводит осмотр войск, 1920 год
PA Images/Getty ImagesГрейвс также рассказывал о попытках британцев сместить его с должности, — их не устраивал американский нейтралитет, и они хотели оказывать белым союзникам больше помощи.
Однако о чем Грейвс никогда не писал и не намекал, так это о том, что Колчак был британской марионеткой, агентом, наемником или слугой.
Он был лишь фанатиком-монархистом и врагом демократии. Вряд ли командующий американскими силами в Сибири смог проглядеть такой факт, а заметив — умолчать о нем в мемуарах, полных ненависти к Колчаку и неприязни к британской политике в отношении русской Гражданской войны.
Миф о «британском наемнике Колчаке» в наши дни существует лишь в симпатизирующей большевикам публицистике и не встречается в серьезных исторических трудах.