— Многие ваши работы посвящены связи между психикой и различными заболеваниями. В частности, вы изучали соматоформные формы расстройств, – что это за недуги?
— Соматоформные расстройства — группа психических заболеваний, которые проявляются как обычные, соматические. К ним можно отнести ипохондрию или синдром Мюнхгаузена.
То есть человек болен, у него есть жалобы, но анализы и обследования говорят о том, что он здоров. Однако он все равно ощущает себя нехорошо и начинает ходить по врачам, искать диагноз. Вот это и есть соматоформное расстройство, которое имитирует какие-то соматические болезни, а по сути, может быть проявлением тревожности.
— Получается, эмоциональное состояние действительно может влиять на здоровье и вызывать заболевания?
— Не совсем так. Доказано, что тревога и депрессия у людей приводят к снижению иммунитета, это может открыть дорогу для других болезней, но сами они не вызывают их.
Если мы говорим о психосоматике, то она подразумевает, что в развитие любой болезни вносит вклад психологический фактор, но он не основной. Это, например, поведение человека: насколько рисковый образ жизни он ведет, соблюдает ли гигиену, имеет ли вредные привычки. Например, люди, склонные к инфаркту миокарда, обычно имеют стеничный характер, они добивающиеся, «рвущиеся ко всему».
Это и есть психосоматика. Но все перечисленные факторы – не приговор, они легко корректируются. Иногда человек может это сделать самостоятельно, иногда с помощью врача.
Кроме того, существуют люди, которые склонны к преувеличению болезней — это ипохондрики. Они вообще страдают в основном от воображения, а в реальности с ними все хорошо. Это тоже психосоматика.
— Может ли характер, наоборот, помочь человеку избавиться от заболевания?
— Конечно. Я 15 лет работал в онкоцентре и видел, что люди, которые надеются на успех, имеют больше шансов победить рак, а пациенты, которые легли и смирились, угасают раньше. Просто первые лучше соблюдают рекомендации врача, все процедуры делают вовремя, а вторые перестают бороться.
Александр Тхостов
Фото из личного архива— Чем киберхондрия отличается от ипохондрии?
— Приставка «кибер» — это обозначение новой среды, в которой ипохондрики могут получать доступ к неограниченному количеству информации. То есть это новая ступень их развития. Они могут создавать интернет-группы по интересам, делиться своими диагнозами, поддерживать друг друга.
Дело в том, что с развитием интернета у нас появилась эпидемия ипохондрии, особенно у молодого поколения, потому что любую информацию теперь найти гораздо легче. Раньше нужно было идти в библиотеку, открывать справочники, вычитывать их, а сейчас можно просто забить в поиск симптомы и найти у себя кучу болезней.
— Почему люди становятся ипохондриками?
— Такой склад характера. Это очень тревожные, впечатлительные и мнительные люди. Часто в детстве родители чрезмерно беспокоились о состоянии ребенка, а у него закрепилась мысль, что здоровье у него слабое. Ипохондрики обычные телесные ощущения гиперболизируют и воспринимают, как проявления какого-то заболевания, часто опасного для жизни.
— В интернете сейчас особую популярность набирают методики «самоизлечения» от подобных тревожных мыслей, например, нейрографика. По задумке, с помощью рисования определенных линий и фигур, человек лучше понимает свои неосознаваемые мысли, чувства и постепенно приходит к решению проблемы. Работает ли эта методика?
— Люди всегда рисовали какие-то линии, фигуры и раскрашивали их. Эта методика не работает так, как заявлено. Под модным словом «нейро» скрывается халтура. Нанокрем для кожи, нанообувь — вот это все из той же серии.
Эта процедура, конечно, может помочь человеку расслабиться, как и обычное рисование, но не более того. Это даже не арт-терапия, — она подразумевает более сложную деятельность.
— Вы также работали над выявлением особенностей психологической саморегуляции у молодежи и ее подверженность употреблению наркотиков. Какие результаты вы получили?
— Молодые люди, которые подвержены различным зависимостям, отличаются неразвитой произвольной регуляцией. Именно это и делает их уязвимыми: они не способны остановиться, у них развито так называемое «полевое поведение»: что увидел, то и делаю. Увидел еду — съел.
— Что такое произвольная регуляция?
— Это сложная функция психики, которая включает в себя процессы регуляции эмоций и желаний, планирование своих действий, предвосхищение последствий. Это такой инструмент самоограничения, когда мы говорим себе: «я хочу конфету, но не буду, мне нельзя» или «я не хочу работать, но мне нужно, я пойду».
Вот именно эта функция остается немного недоразвитой у молодежи, они остаются в состоянии «я хочу, и я буду». Наркотик или алкоголь – это же легкое удовольствие, которое можно получить здесь и сейчас, а последствия – это отдаленная перспектива, которую человек без развитой регуляции не осознает.
— Почему нарушается развитие произвольной регуляции?
— Эта функция культивируется с самого детства. Для своевременного и эффективного формирования произвольной регуляции необходимо обучать ребенка самостоятельно ставить цель, пошагово достигать ее, учитывать возможные изменения условий деятельности в процессе выполнения, сверять результат, иногда переступать через свои желания и делать то, что нужно. Как правило, развитие регуляции происходит до 12 лет.
Дефицит регуляции тоже культивируется родителями. Сегодня часто можно услышать: «А для чего мы детей что-то заставляем делать? Пусть они играют в планшет!». Вы их не заставляете «что-то делать», вы учите их произвольной регуляции, развиваете ее.
— К чему еще ведет дефицит произвольной регуляции?
— Человек не способен ни к каким сложным формам поведения: предвидению, предвосхищению, планированию. Поэтому у многих сегодня нет планов на будущее: люди не знают, чего хотят. Целеполагание тоже страдает, такие люди трудно входят в работу, не могут удержать внимание, часто они импульсивны.
— А можно ли самостоятельно натренировать эту способность?
— Теоретически да, но это могут лишь уникумы. Это крайне сложно, и каких-то специальных техник нет. Но мы все знаем, что есть люди, которые, например, вырвались из семей алкоголиков и чего-то добились в жизни. Если же мы говорим об среднестатистических людях, то нужно, чтобы регуляцию кто-то культивировал с детства.
— Ряд ваших работ были посвящены изучению поведения россиян в условиях пандемии коронавируса. Какие результаты вы получили?
— Мы рассматривали вопрос готовности населения к лечению и вакцинации. Результаты мы получили вполне ожидаемые: россияне не верят властям, а готовность к лечению сильно от этого зависит. Соответственно, среди жителей России готовность к лечению была низкой, при этом население склонно искать альтернативные, недоказанные методы для выздоровления и придумывать различные теории заговора.
Результаты также показали низкий уровень готовности к вакцинации: люди не понимают, зачем она нужна. Многие ожидают, что вакцина защитит полностью, а тот, кто понимает, что это не так, не видит смысла ее ставить.
— Почему так происходит?
— Проблема заключается в том, что с населением нужно говорить на языке понятном и убедительном. Даже если мы возьмем телевидение, то увидим там комичные образы врачей, которые дискредитированы какими-то историями.
Также существует проблема, связанная с выбором лидеров мнений. Нужно правильно выбирать людей, которые будут заниматься ликвидацией безграмотности. Представьте, что я буду школьникам рассказывать что-то про вакцинацию, — кто меня будет слушать? Они подумают: «Вот какой-то старичок пришел и что-то там рассказывает»… Если к ним придет тот, кто им по-настоящему интересен, то эффект будет другим.
В контексте коронавируса мы также поняли, что разные поколения россиян по-разному относятся к фейковым новостям.
— И что вы выяснили?
— Мы рассматривали современную молодежь, людей, родившихся в 90-е, и старшее поколение. В целом россияне не критично относятся к информации, но в зависимости от поколения есть различия в отношении к новостям.
Люди более взрослого возраста больше верят официальным источникам информации: телевидению, газетам. Они меньше подвержены влиянию фейковых новостей, но если фейк показали по телевидению, то они в него поверят.
Молодежь ориентируется только на интернет-источники, причем на иностранные или малоизвестные. Они больше подвержены влиянию фейков. Тут можно говорить о некоем парадоксе: молодежь сегодня недоверчивая, но, если фейковая новость была опубликована на малоизвестном ресурсе и ничем не подкреплена, то они в нее поверят. Это следствие недоверия официальным источникам: люди думают, что от них хотят что-то утаить.
И самое интересное, что поколение тех, кто родился в 90-е годы, оказалось самым устойчивым к фейкам. Думаю, это связано с тем, что они росли во время, когда верить никому было нельзя.
— Какими исследованиями вы сейчас занимаетесь?
— Сейчас мы изучаем, как СМИ влияют на здоровье россиян. Мы хотим выяснить, почему люди прекрасно знают, что нужно делать при различных заболеваниях, но не делают этого. О результатах расскажем по окончании исследований.
