Цивилизация
— В Центре есть лаборатория иммунологии старения, где изучаются особенности врожденного и адаптивного иммунитета долгожителей. Есть ли уже какие-то результаты этих исследований?
— Институт старения, который создан на базе нашего Центра — это совсем новая структура. Лаборатория иммунологии старения сейчас только начинает работу. Недавно у нас стартовало очень большое исследование, в рамках которого мы планируем собрать информацию об относительно здоровом взрослом населении в разных регионах России и исключить влияние каких-то факторов болезни на состояние каждого человека. В том числе будут исследоваться параметры иммунной системы. Основное внимание мы уделим биомаркерам старения — показателям анализов крови и некоторых жизненных функций, которые изменяются с возрастом.
Наша задача, если кратко — описать сценарии старения в Российской Федерации. Но мы только начинаем, поэтому промежуточные результаты будут в лучшем случае через 8-10 месяцев.
— Что представляют собой биомаркеры старения? На слуху, кажется, только теломеры…
— Теломеры сами по себе не являются типичным маркером старения. Это та часть хромосом, которая показывает, грубо говоря, сколько осталось жить конкретной клетке, сколько еще она сможет делиться. Хромосома, как мы знаем из школьных учебников, обычно имеет форму буквы Х. И на ее концах, как на кончиках шнурков, надеты «защитные колпачки» — теломеры. Они оберегают хромосому от поломок во время деления, и чем они длиннее, тем больше у клетки возможностей делиться. Но теломеры изнашиваются чисто физически и плохо отображают возраст организма в целом.
На роль биомаркеров старения лучше подходят другие вещества, в том числе белки, некоторые гормональные факторы — например, инсулиноподобный фактор роста. Подходят на эту роль и показатели общего анализа крови: лимфоциты и лейкоциты, которые при развитии организма могут видоизменяться, так же как их количество и соотношение. Используя эти параметры, подставляя их в формулу, мы получаем прогноз биологического возраста человека — не по паспорту, а по состоянию здоровья.
Наша дальнейшая задача как ученых — искать более сложные молекулы, более сложные структуры, специальные регуляторные молекулы, которые участвуют в жизни клетки, поддерживают ее деление, сохранность. С возрастом тоже происходят изменения в их уровне, в концентрации, клетки начинают болеть, погибать, мешать организму. Мы надеемся, что в недалеком будущем получим набор показателей, на которые человек сможет сдать анализ в лаборатории.
— Сдать анализ на старость?
— Да. Главное, помимо того, что он его сдаст, он сможет пойти к врачу, и врач скажет, что можно в конкретной ситуации сделать — какие препараты принимать, как изменить образ жизни. Сейчас исследования показывают, что все те скучные рекомендации, которые дают врачи — правильное питание, физическая активность — действительно сильно влияют на темпы старения. Меняется концентрация некоторых биомаркеров старения, их активность, увеличивается длина тех же теломер. Чтобы лучше разобраться в деталях, нужно больше наблюдений, но выгода в них будет и для пациентов, и для ученых — первые получат важную информацию о своем здоровье и рекомендации по его улучшению, вторые — данные для анализа.
— Кстати о препаратах. Некоторые из тех, кто интересуется вопросами продления жизни, принимают метформин, рапамицин и другие медикаменты, которые в экспериментах смогли продлить жизнь модельным животным. Есть ли данные о влиянии подобных препаратов на продолжительность жизни людей, и не опасен ли их прием без показаний?
— Это очень больной вопрос. В последнее время появилось много спекуляций на эту тему. Важно понимать, что эксперименты редко ставились хотя бы на приматах… Если брать позвоночных, млекопитающих — как правило, модельным организмом были мыши. У них небольшой срок жизни, поэтому они удобны для испытаний.
Но мыши очень далеки от человека в биологическом плане, поэтому экстраполировать результаты, полученные на них, на людей нельзя. У человека модель внутриклеточных сигнальных путей сложнее, чем у мыши, и то, что работает на этих животных, далеко не всегда эффективно для людей.
Тем не менее, исследования продолжаются. Сахароснижающие, противоопухолевые препараты способны связываться с определенными рецепторами, включая или выключая их, заставляя клетку работать активнее или слабее. В первом случае это позволяет регулировать выработку глюкозы и чувствительность тканей к инсулину, во втором — не дает развиваться раковым клеткам.
— Существуют ли какие-то доказательные исследования по этим препаратам?
— По метформину мы ждем результаты большого исследования TAME (The Targeting Aging with Metformin), где с 2016 года изучается влияние метформина на старение у людей в возрасте 65-79 лет.
Некоторые из препаратов, применяемых в попытках замедлить старение, достаточно токсичны и должны прописываться только по показаниям. Но они не являются доказанными сенолитиками — веществами, влияющими на процессы старения. Поэтому принимать их в попытках омолодиться не стоит.
К сенолитикам относятся отдельные группы биофлавоноидов, но это не лекарственные средства — это вещества, которые содержатся в некоторых фруктах или ягодах. Например, вещество, которое содержится в клубнике, показало в ряде экспериментов сенолитические свойства. Это все предварительные данные, их еще предстоит подтвердить, уточнить. Но есть клубнику в умеренных количествах, по крайней мере, безопасно.
— Помнится, раньше со старением еще пытались бороться с помощью антиоксидантов. Сейчас их прием рассматривается в этом ключе?
— Антиоксиданты нейтрализуют окислительное действие свободных радикалов, попадающих в организм. Они в любом случае очень важны, но как на основной способ борьбы со старением на них уже не полагаются. Просто раньше все хотели найти унифицированную модель старения, какой-то главный механизм.
Свободно-радикальная теория старения появилась еще в середине прошлого века. Считалось, что она главенствующая. Было предположение, что если мы сможем присоединять свободно плавающие атомы кислорода, нейтрализовать их, убирать свободные радикалы антиоксидантами, то жизнь удлинится. Это делали с мышами и другими модельными животными.
Им стало лучше, но чуда не произошло, потому что ученые нашли еще огромное количество других механизмов — повреждения ДНК, митохондриальная дисфункция и то, что сейчас называется соединительнотканной теорией.
Есть коллеги-ученые, которые придерживаются позиции, что мы живем столько, сколько живут коллаген и эластин — молекулы белков, которые не обновляются, поэтому первыми начинают страдать кожа, волосы. Портрет пожилого человека — это, в первую очередь, не кашель или шаркающая походка, а его внешность, потому что эти белки не могут обновиться. Молекула живет максимально сто лет, поэтому сто лет живет и человек. В каждой теории, конечно, есть свои перекосы, но эта версия имеет тоже право на существование. Белки окружают клетку. Если они повреждаются, клетке становится очень плохо. Сказать однозначно, что только антиоксиданты нас спасут, мы уже не можем, но все равно не отказываемся от теории свободных радикалов. Ее немного видоизменили, не ставят во главу угла, но антиоксиданты все равно остаются пусть вспомогательными, но важными элементами.
— Существует ли в итоге какая-то господствующая теория старения?
— Сейчас уже нет господствующей теории. Раньше это было похоже на Солнечную систему — в центре всего стояли свободные радикалы, и от них уже шли остальные теории старения, варианты, ответвления. Сейчас это больше похоже на мозаику. В центре стоит клетка и то, что ее окружает. Если рисовать схематически, это будет похоже на панно — много различных факторов, которые вносят свой вклад.
Сейчас в плане старения, наверное, всех больше всего интересует аутофагия — способность клеток уничтожать самих себя, запускать программу апоптоза. Она есть во всех живых организмах. Аутофагия — это механизм самоочищения, и чем старше организм, тем хуже у него этот процесс работает. Почему любой клеточный организм рано или поздно погибает? Потому что в нем накапливаются поломки.
Другой важный момент — эпигенетические факторы. Есть ген, есть признаки, которые проявляются с помощью него. Чтобы понять, что нужно претворять в жизнь, какие признаки должны считываться, на гене есть специальные метки, как ударение в слове. Если это «ударение» сдвинуть, то «слово» будет читаться по-другому. Если сдвинуть ее слишком далеко, получится полная бессмыслица. Этот процесс смещения меток называется эпигенетическим дрейфом. Он и аутофагия — центральные на сегодняшний день объекты изучения. Механизмы поломок в работе организма — сложный, запутанный клубок, и задача ученых сейчас — понять, на какие компоненты можно повлиять, чтобы начать этот клубок потихоньку распутывать.
— Сейчас на теме аутофагии тоже, кажется, спекулируют — заявляют, что строгое голодание должно запускать этот процесс в организме и в итоге продлевать жизнь. Есть ли в такой трактовке какое-то рациональное зерно?
— Здесь важно не бросаться из крайности в крайность. Регулярный длительный отказ от пищи опасен для организма. Но при этом есть теория ограничения калорийности питания, гипокалорийной диеты. И на мышах, например, такая диета прекрасно работает, они живут на 50% дольше. Есть адепты среди ученых, которые придерживаются этой диеты.
— Как же так получается? Ведь питательных веществ не хватает…
— Здесь очень интересно. Внутри клетки есть «рубильники», которые отвечают в том числе за увеличение энергии, более активное образование белков — но при этом их активация повышает риск возникновения новообразований. Эти «рубильники» включаются, когда все хорошо: человек сыт, активен, он растет и развивается. Проблема в том, что они потом не выключаются, и продолжается фонтан химических реакций — могут возникать опухоли, заболевания. Но есть и другой путь, который включается, когда энергии мало — это путь сохранения энергии. В том числе в этом каскадном пути включаются ферменты, белковые факторы, которые отвечают за аутофагию, потому что нужно максимально все почистить, чтобы при дефиците энергии извне сохранить стабильность внутри клетки.
Но пока нет точных данных, как ограничивать калорийность питания, каким образом, на какой срок — вариантов очень много. В целом, ученые склоняются к тому, что идеально было бы создавать примерно одинаковые временные промежутки по количеству часов, когда человек что-то ест, и когда не ест.
— Вы имеете в виду интервальное голодание?
— Похоже, но в более мягкой форме. Просто избегать беспорядочности питания, ограничивать его в зависимости от своего режима. Если «жаворонок» проснулся в час ночи с желанием что-то съесть, нужно дождаться утра, времени подъема, и тогда уже приниматься за еду — не среди ночи, а когда человек уже активен. Морить себя голодом не нужно — важны более-менее регулярные приемы пищи, которые помогают клеткам и гормональным факторам понять, что нужно делать.
Если постоянно подбрасывать дрова в топку, в конце концов будет неконтролируемый пожар. При наличии больших энергетических ресурсов, бесконечно пополняемых, система будет активно работать, и это приведет к различным проблемам. Поэтому лучше поддерживать медленный огонь.
Сделать это достаточно просто — хотя бы организовать свои перекусы, сократить их количество, выработать привычку завтракать, обедать и ужинать в одно и то же время.
Агрессивные подходы к интервальному голоданию подразумевают отказ от пищи на протяжении суток и более. Это совершенно недопустимо. Если пища не поступает в организм более суток, запускаются определенные процессы — производство глюкозы, накопление жиров. Организм обмануть нельзя, он начинается волноваться, бояться, что больше его не покормят. Люди после таких экспериментов иногда зарабатывают себе сахарный диабет, избыток веса. Опять начинают голодать, но лишь усугубляют проблемы. Это замкнутый круг.
Если мы говорим про здорового взрослого человека, весь подход укладывается в концепцию «лучше недоесть, чем переесть». Минус один пончик, минус один сладкий кофе. Если хочется съесть что-то дополнительно, лучше дождаться основного приема пищи. И если после обеда этот пончик уже не влезает — значит, он и не нужен.
Но если пожилой человек отказывается от пищи, нужно выяснить, почему он не хочет есть. Ему нужны те же питательные вещества, те же продукты, что и молодым — мясо, крупы, фрукты, овощи.
— Как еще можно повлиять на состояние организма в положительном ключе, помимо классических рекомендаций вроде физической активности и правильного питания?
— Важно снижать уровень стресса, искать способы борьбы с ним. Эмоциональное состояние действительно влияет на физиологические показатели. Эмоции возникают, по сути, в головном мозге, основа этого механизма — белковые изменения, колебания в уровне гормонов и нейромедиаторов. Чтобы мы расплакались, в работу должны включиться специальные рецепторы. Когда мы из-за чего-то переживаем, эти переживания физически затрагивают весь организм.
Мы можем этого не чувствовать, но, например, уехавший из-под носа автобус заставляет реагировать наши надпочечники, вырабатывать кортизол. Запускается сложный каскад реакций. Абсолютно не волноваться не получится — но надо понимать, что есть ситуации, от которых нужно отказываться. Бесконечный стресс на работе или дома — это нездоровое явление, он изнашивает организм.
Интересно, что искусственная улыбка или смех, попытки человека развеселить самого себя, вызывают те же биохимические реакции, что и естественные. В первую очередь сигнал считывается от мышц. Если мы улыбнемся хотя бы просто механически, головной мозг все равно засчитает это за улыбку, потому что он поймет, что работают мышцы, которые поднимают уголки рта. Это вполне рабочий способ, но, конечно, не панацея от стресса. Нужно искать реальные поводы для радости.