Цивилизация
Долгожданные поправки
В России на рассмотрении Совета Госдумы находится список поправок, касающихся законодательного регулирования развития и использования генетических технологий. Грядущие поправки разграничивают генно-модифицированные и генно-редактированные организмы — в первом случае речь идет об изменении генома за счет вставок нехарактерной для вида ДНК, во втором — об изменении генома без таких вставок.
В поправках пересмотрены и уточнены формулировки ряда терминов, введено понятие близкородственных видов — тех живых организмов, между которыми возможен перенос генов естественным путем, и замкнутых систем — тех, в которых продукты генной инженерии не контактируют с населением и окружающей средой. Кроме того, признана утратившей силу часть, приравнивающая работы, проводимые с генно-инженерными микроорганизмами в масштабе, превышающем лабораторные исследования, к задачам высокого риска.
«Поправки носят рамочный характер — то есть, они устанавливают понятия, а именно регуляцией, видимо, будут заниматься соответствующие ведомства — возможно, введут новые законы или подзаконные акты» — пояснил «Газете.Ru» Василий Таранов, кандидат биологических наук, заведующий лабораторией стрессоустойчивости растений Всероссийского научно-исследовательского института сельскохозяйственной биотехнологии (ВНИИСБ).
«Сейчас вносятся поправки и предполагается разработка нового закона, что уже гораздо более длительный процесс. Основная принципиальная поправка — это разделение генетически модифицированных и генетически редактированных организмов.
Генетически редактированные организмы выделяются, поскольку там не содержится чужеродная ДНК, и к ним должно быть совершенно другое отношение, — рассказал «Газете.Ru» академик Геннадий Карлов, директор ВНИИСБ.
— Еще один принципиальный момент — возможность использования промышленных микроорганизмов для производства всякого рода аминокислот и так далее. Предыдущей версией закона они по сути приравнивались к высокопатогенным организмам, и в связи с этим мы закупали за рубежом продукцию из этих микроорганизмов, а у себя наладить производство практически не могли. Сейчас такого рода микроорганизмы будут переведены в, скажем так, более легкую категорию и, соответственно, появится шанс, что у нас будут строить заводы, использовать наши штаммы-продуценты для производства очень важных, необходимых компонентов для кормов животных —аминокислот, витаминов и так далее».
«Сделать хуже, чем сейчас, сложно, — добавляет Александр Панчин, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института проблем передачи информации имени Харкевича РАН. — В текущей ситуации в России фактически запрещено выращивание генно-модифицированных организмов, и поэтому эта область абсолютно не работает на практике — ни в сельском хозяйстве, ни в животноводстве.
В медицине генная инженерия используется — например, весь инсулин получают благодаря генетически модифицированным организмам. Но в сельском хозяйстве и животноводстве все это обрезано полностью.
При этом разрешен импорт из других стран. Это очень странный закон, который такие ограничения ввел, я против него выступал много раз. Он, как мне кажется, очень вредил и продолжает вредить российской науке, потому что, если какая-то разработка появляется у российских ученых, она не может быть реализована, она может только быть экспортирована куда-то, а потом мы будем импортировать готовую продукцию. И сейчас до наших законотворцев видимо дошло, что генная инженерия очень нужна».
Невидимая вставка
Однако пока неясно, как именно в будущем планируется определять, было ли растение или животное генетически отредактировано. При внесении чужеродной ДНК обнаружить такую вставку можно, при модификации же собственного генома организма найти признаки изменений крайне маловероятно.
Человеческий геном состоит примерно из трех миллиардов «букв» — нуклеотидов аденина, тимина, гуанина и цитозина, обозначаемых как A, T, G и C. В случае растительных геномов количество «букв» может достигать и десятков миллиардов. При редактировании генома может измениться всего одна буква — и, чтобы ее найти, понадобится сначала полностью «прочитать» геном растения, что обойдется в миллионы рублей, а затем еще и доказать, что изменение возникло именно из-за редактирования, а не селекции или спонтанной мутации, пояснил Таранов.
«Естественно, рутинно такие анализы делать невозможно. А закон это никак не описывает, и вообще не очень понятно, попадает это под регулирование или нет. Формулировка написана настолько абстрактно, что, с одной стороны, под нее можно все подвести, а с другой — при желании из нее можно многое вывести», — считает он.
Ученые сходятся в мнении, что привязываться к тому, отредактирован организм или нет, вообще не имеет особого смысла: в отношении растений и животных важны в первую очередь их безопасность и питательность, а не то, каким способом они получены.
«Законотворцы считают, что генно-модифицированные организмы — это какие-то особые организмы с какими-то особыми свойствами, особыми рисками. Но на самом деле у всех организмов ДНК состоит из четырех типов нуклеотидов. И мутации происходят в этой ДНК в каждом поколении у каждого вида животных, растений, бактерий — кого угодно. У человека в каждом поколении возникает порядка 50 новых мутаций, которых не было ни у кого из его родителей.
То есть, изменения в ДНК — нормальны и естественны.
Разница между генной инженерией и другими способами получения новых сортов растений или пород животных исключительно в том, что при генной инженерии мы уже где-то наблюдали какие-то генетические изменения, с помощью исследований выяснили, к чему они приводят, и воспроизвели их в каком-то живом организме целенаправленно, не затрагивая другие гены и участки ДНК», — говорит Панчин.
Проверить все продукты
Любые продукты питания важно проверять на безопасность, независимо от того, как и из чего они были получены, поясняют Панчин и Таранов. И при классической селекции, и при случайных мутациях могут возникнуть генетические изменения, которые повлияют на питательные свойства и потенциальную опасность. Однако выделять какие-то особые классы организмов в этом плане бессмысленно.
«С точки зрения биологии такого класса организмов как ГМО вообще не существует, — рассказывает Панчин. — Потому что одну и ту же мутацию можно сделать искусственно в лаборатории, а можно получить ее случайно в процессе эволюции, и результат будет один и тот же.
Совершенно не важно, как была получена та или иная мутация — важно лишь, что за мутация получилась и какие у нее последствия».
Работа с генно-инженерными организмами в медицинских и исследовательских целях сложности не представляет и сегодня, однако в области сельского хозяйства ученые сталкиваются с большими сложностями.
«Если говорить об исследованиях, у нас в стране в принципе они не запрещены, даже можно проводить испытания. А вот вопрос практического использования стоит очень жестко: если к медицине все более-менее нормально, мы используем генно-инженерные вакцины, препараты — то, например, в сельском хозяйстве трансгенные растения у нас выращивать запрещено. Но при этом ввозить в страну, в частности на кормовые цели, и даже пищевые — можно», — говорит Карлов.
Дальнейшие изменения в законе и подзаконодательных актах предсказать сложно, но ученые надеются, что они будут положительными. На стремительные перемены, впрочем, рассчитывать не приходится, особенно в сельском хозяйстве — сказываются страхи населения и осторожность законотворцев.
«В принципе, в обществе очень настороженное отношение к ГМО, поэтому ведомства перестраховываются. Сам по себе закон ничего не запрещает, но в подзаконных актах идут противоречия, моратории, все это создает ограничения, которые непреодолимы на данный момент. Нужно постепенно ослаблять все эти подзаконные акты, чтобы в конечном итоге была возможность использовать такую продукцию. По этому пути идет Китай, у них разрешены генетически модифицированные растения, для выращивания в том числе. У них своя наука дает результаты, и власти постепенно ослабляют законодательные ограничения», — отмечает Карлов.
Отредактировать будущее
Тем временем развитие технологий геномного редактирования в области сельского хозяйства в других странах может привести к высокой конкуренции при экспорте продукции, полагает Таранов.
«Пока, например, наши зерновые — не хуже, чем то, что экспортируется другими странами. По многим другим культурам, например, по сахарной свекле, такого сказать нельзя.
И, если в странах Запада и на востоке, в Китае генно-инженерные технологии будут активно применяться и внедряться, в них будет вкладываться больше денег и интеллектуальных ресурсов, то все это будет на полях. Причем разработчик может даже не говорить, что использовал генетическое редактирование», — поясняет он.
Изменение законодательства должно начинаться с того, что люди, которые этим занимаются, сначала должны разобраться, как работает генная инженерия, а не опираться на мнение населения, считает Панчин. Само же общество нужно просвещать и объяснять, как работают генно-инженерные технологии и какую пользу могут принести. Это позволит прояснить ситуацию, избавить многих от необоснованных страхов и улучшить отношение людей к генетическим технологиям.
«Мы сейчас в несколько подвешенном состоянии, — признается Таранов, который занимается редактированием геномов сельскохозяйственных растений. — И, с точки зрения развития этих технологий в стране, это очень большая проблема.
Когда я разговариваю с потенциальными благоприобретателями нашей работы, они задают вопрос — как они это коммерциализиризовать будут? И на этот вопрос я им не могу ответить вразумительно, потому что сам не знаю. Правоприменительной практики нет, а закон пока не регламентирует правила использования растений с отредактированным геномом. Если бы я был в идеальном мире, то я бы написал этот закон по-другому. Но, с учетом нашей действительности, это уже шаг вперед».