Цивилизация
25 лет назад на станции «Мир» возник пожар, угрожавший жизни шести человек, которые находились в это время в космосе, — четырем российским космонавтам, одному немецкому и одному американскому астронавту. Пожар удалось ликвидировать, но он стал прологом к целой серии аварийных ситуаций, которые в конце концов заставили проститься с российской космической станцией, свести ее с орбиты весной 2001 года и начать обустройство уже международной станции МКС. Тем не менее героические действия российского экипажа и особенно командиров двух экспедиций — Валерия Корзуна и Василия Циблиева — позволили проработать «Миру» еще четыре года. Подробности происходившего тогда на борту станции стали известны в 2006 году, когда Первый канал снял документальный фильм о 23-й международной экспедиции под названием «Некуда бежать. Пожар на космической станции».
23 февраля 1997 года на «Мире», как и в целом по России, отмечали День защитника Отечества, однако, как утверждается, празднование в космосе было исключительно безалкогольным и последующие события с этой праздничной расслабленностью никак не связаны. На борту станции продолжалась пересменка — экипаж 22-й экспедиций в составе Валерия Корзуна, Александра Калери (они отлетали на «Мире» уже полгода) и американца Джерри Майкла Линенджера, который лишь в январе прибыл на шаттле Atlantis и проработал затем до конца мая, — сменялся 23-й экспедицией: Василием Циблиевым и Александром Лазуткиным, прилетевшими за две недели до этого. С ними российскую станцию с кратковременным визитом посещал также немецкий астронавт Райнхольд Эвальд. Сам инцидент разгорелся — в буквальном смысле — перед ужином, когда космонавты простились с наземными службами и пожелали им спокойной ночи.
Александр Лазуткин вставил в трубу установки по сжиганию кислородных шашек очередной блок, запустил процесс, однако когда он уже отвернулся, то услышал какие-то нехарактерные звуки, и сразу же за этим стала тлеть ткань на мешочке с фильтром, надетым на жерло «пушки».
После недолгого оцепенения космонавт понял, что возникла непредвиденная ситуация, но первым все это озвучил, по словам Василия Циблиева, немец Райнхольд Эвальд, который сказал: «Горим, мужики!»
Потребность в использовании кислородных шашек возникала у экипажа в связи с тем, что на борту «Мира» находилось сразу шесть человек. Штатно привычный состав атмосферы на станции поддерживался с помощью специальной установки, извлекавшей из воды кислород и стравливавшей за борт вырабатываемый при этом ненужный водород, однако всего этого хватало лишь на экипаж из трех человек, а при превышении числа людей на станции начинали жечь кислородные шашки — по шашке в день на человека.
После недолгой заминки космонавты принялись заливать очаг возгорания из огнетушителей, однако это было не так просто. Огнетушители работали в двух режимах — пена и жидкость. Пену сразу же отбрасывала мощная струя кислорода, выходящая из установки, а жидкость, попадавшая на раскаленный металл, давала большое количество пара и дыма. Сплошная серая пелена заволокла все перед глазами космонавтов, и уже на расстоянии метра ничего не было видно. Новые огнетушители они срывали с панелей в других отсеках станции и передавали по цепочке.
«Возвращаюсь с огнетушителем и наблюдаю такую картину: сплошная серая пелена, и на фоне этой серой пелены Валера огнетушителем тушит, в воздухе висит; он был уже в одних шортах, а оттуда ярко-малиновое пламя», — вспоминал потом Александр Лазуткин. Валерий Корзун, тушивший пожар, при этом еще и пострадал от своей неосторожности: «Во время тушения я прикоснулся пальцем к генератору и получил ожог, небольшой, размером меньше копеечной монеты, такой себе ожог первой степени, волдырь, это было не так критично».
Опасность помимо всего прочего заключалась еще и в том, что пламя, подпитываемое кислородом, било прямо в стенку станции, состоящую из очень тонкого и легкоплавкого алюминия толщиной всего полтора миллиметра. За считанные минуты такого пожара стенка могла не выдержать, прогореть и расплавиться, а разгерметизация станции грозила резким падением давления, от которого в венах закипит кровь. Подсчитать заранее, за сколько секунд воздух уйдет в образовавшуюся дыру, не представлялось возможным, инструкции на этот счет молчали, к тому же по стенам станции были проложены сотни кабелей, и Корзун с Циблиевым уже начинали замечать, что изоляция на них оплавилась и обгорела. Это также грозило неминуемыми замыканиями: оплавились уже и некоторые алюминиевые части панелей, которые окружали злополучный генератор кислорода.
Необходимо было задуматься об эвакуации со станции. К «Миру» на тот момент были пристыкованы — в противоположных концах станции — два «Союза ТМ», в каждом из них имелось по три места, так что вся шестерка, находившаяся на станции, могла бы, в принципе, спастись. Однако один из «Союзов» был пристыкован как раз за очагом возгорания и успел заполниться ядовитым дымом.
«Я залетаю в корабль, открываю люк и вижу, что корабль в дыму, и, наверное, я испугался второй раз, я понял, что, в принципе, мы можем погибнуть из-за того, что у нас дыму некуда деваться, — рассказывал Лазуткин. — Очень захотелось открыть окошко… Нормальная человеческая реакция! И вот, когда почувствовал, что окошко-то не откроешь, сразу весь мир, который вокруг тебя, сжался до размеров маленькой станции».
Космонавты пытались использовать фонари, но все равно не видели в дыму ничего уже на расстоянии вытянутой руки — все заволокло угарным дымом, нечем было дышать. Циблиев отдал приказ срочно надеть специальные противогазы, которые сами вырабатывали кислород для дыхания, но их работы хватало всего лишь на два часа, за которые надо было успеть найти какое-то окончательное решение.
Сильнее всех паниковал Джерри Линенджер, офицер медицинской службы ВМС США, который требовал немедленной эвакуации. Корзун отослал его в дальний конец станции и дал задание подготовить реанимационный пост, подобрав соответствующие медикаменты, которые способны помочь при отравлении угарным или углекислым газами. Это было сделано, по признанию Корзуна, скорее для того, чтобы просто отвлечь американца.
На Земле между тем о пожаре узнали далеко не сразу, поскольку нормальная связь со станцией была возможна лишь тогда, когда «Мир» находился над территорией России, — тогда организовывались радиосеансы с ЦУПом, длившиеся по 10-20 минут. Один оборот вокруг Земли станция совершала за полтора часа, а пожар возник как раз во время радиомолчания и полета над Тихим океаном. Агентство NASA разрешало использовать свои пункты связи, расположенные на территории США, но эта система была еще плохо отлажена и часто давала связь лишь в один конец — космонавты могли таким образом лишь передать что-то на Землю. Тем не менее сообщение о пожаре было принято, и в ЦУП уже вызвали всех возможных специалистов, которые начали прорабатывать рекомендации по спасению.
Когда кислород в противогазах уже заканчивался, дым еще не успел рассеяться, и Корзун с Циблиевым все же были вынуждены принять решение о переходе на дыхание через респираторы, которые долгое время затем не снимались — даже во время сна.
«Изоляция… Ну вы понимаете, как она пахнет, этот запах преследовал нас потом многие годы, после того, как это все закончилось», — признавался Василий Циблиев.
Дым на станции «Мир» рассеялся к утру 24 февраля, дышать там стало более-менее безопасно, и в российском ЦУПе пришли к выводу, что эксплуатацию станции можно все же продолжить. 2 марта Корзун, Калери и Эвальд были планово возвращены на Землю, а на «Мире» остались Циблиев, Лазуткин и американец Линенджер. Однако вскоре вслед за этим на станции началась череда новых поломок и длительных работ по их устранению.
Сначала сломалась та самая установка по производству кислорода «Электрон», которая разлагала воду на кислород и водород и обеспечивала обновление атмосферы на станции в штатном режиме. Космонавты включили дублирующую систему, но и она вышла из строя на следующий же день. Пришлось в конце концов жечь те самые кислородные шашки, от одной из которых и начался описываемый пожар. Специалисты на Земле сделали вывод, что пожар тогда возник все же из-за единичного дефекта устройства, и шашки в целом не опасны, однако при подключении очередной шашки было рекомендовано держать наготове и огнетушитель.
Затем российских космонавтов и американского астронавта начало весьма беспокоить повышение температуры на станции, которая в конце концов достигала в некоторых отсеках +48°C. Пришлось раздеться до трусов как в парной. Высокая степень влажности при этом приводила к тому, что выпадавший конденсат заливал ящики с аппаратурой, грозя замыканиями. Стал неправильно работать туалет. Выявилась проблема с протечкой ядовитой охлаждающей бесцветной жидкости, не имевшей запаха, — этиленгликолем, циркулирующим по тонким трубочкам под обшивкой всех модулей «Мира». Циблиев и Лазуткин, забросив все запланированные эксперименты, долго искали все эти протечки, в конце концов нашли и устранили. До той поры рекомендации ЦУПа звучали так: «Реже дышим, вообще не занимаемся физкультурой». NASA в это время требовало от России либо незамедлительно решить на «Мире» все технические проблемы, либо сворачивать все программы и возвращать своего астронавта на Землю. А до этого момента Линенджер, не обращая внимания на усилия российских космонавтов, был обязан проводить запланированные эксперименты, что весьма обижало россиян, чувствовавших себя какими-то сантехниками при постояльце гостиницы.
Когда все проблемы, казалось бы, были устранены, а прибывший 6 апреля к «Миру» грузовой корабль «Прогресс М34» доставил необходимое дополнительное оборудование, NASA все же решилось на продолжение совместных с россиянами экспедиций и послало 15 мая к «Миру» все тот же шаттл Atlantis, который пристыковался к станции 17 мая. Экипаж Atlantis состоял из семи человек и пробыл в космосе 9 дней. Командовал им Чарлз Прекорт, а кроме него на борту были пилот Айлин Коллинз, Карлос Норьега, Эдвард Лу, француз Жан-Франсуа Клервуа, россиянка Елена Кондакова и Майкл Колин Фоул, сменивший наконец Линенджера в составе постоянной экспедиции с Циблиевым и Лазуткиным. О новом американце в воспоминаниях они отзываются уже гораздо лучше, чем о предыдущем, который паниковал при пожаре и не оказывал какой-либо помощи при ремонтных работах. Майкл Фоул, несмотря на запрещающие инструкции, все же во всем помогал русским.
Тем не менее именно при этом составе 23-й экспедиции станции «Мир» и был нанесен тот решающий урон, от которого она уже не оправилась. Это случилось при проведении довольно сомнительного, по мнению некоторых экспертов, эксперимента — ручной стыковки — то есть стыковки в телеоператорном режиме с грузовым кораблем «Прогресс М34» 25 июня 1997 года. При этом сама станция к тому же находилась вне зоны радиовидимости с ЦУПом. Этот «эксперимент» был призван сэкономить средства, тратившиеся на эксплуатацию чрезвычайно дорогостоящего модуля автоматической стыковки, производимого Украиной, — стоимостью порядка $2 млн. Управлявший манипулятором командир экипажа Василий Циблиев по каким-то причинам не сумел справиться с этой задачей, и 6-тонный корабль врезался в модуль «Спектр» со скоростью 10 км/ч. При этом оказались смяты солнечные батареи и произошла разгерметизация корпуса станции. Внутри резко упало давление, стало даже невозможно разговаривать, космонавты готовились к эвакуации, но в последние минуты им все же удалось расстыковать толстые электрические кабели, протянутые в «Спектр», задраить люк в этот отсек и тем самым еще на годы спасти станцию. Это стало крупнейшей аварией на «Мире» за всю его 11-летнюю историю, не сравнимой даже с пожаром.
В неофициальных беседах представители ЦУПа (и даже сам президент страны Борис Ельцин во всеуслышание) винили во всем «человеческий фактор» — то есть самих космонавтов. Однако Циблиев отказывался быть «стрелочником» и сам фактически обвинил ЦУП в некомпетентности, бросив в какой-то момент даже такую фразу: «Многие на Земле явно хотели, чтобы мы вернулись трупами», — о чем писал тогда «Коммерсант». Циблиева собирались крупно оштрафовать, но в результате всех членов экипажа 23-й экспедиции все же представили к государственным наградам: Лазуткин получил звание Героя России, а Циблиев — орден «За заслуги перед Отечеством» III степени. Героем Российской Федерации Циблиев стал еще 14 января 1994 года за предыдущий полет в космос.
7 августа 1997 года на «Мир» прилетела очередная экспедиция в составе Анатолия Соловьёва и Павла Виноградова, а 14 августа Циблиев и Лазуткин, возвращавшиеся на «Союзе» на Землю, столкнулись со своей финальной аварией, когда у них не сработали двигатели мягкой посадки, — встреча с планетой вышла весьма грубой, это было сравнимо с перегрузками при автомобильной аварии.
Вероятно, по причине всех этих травмирующих событий и вдыхания ядовитых веществ на станции и Циблиев, и Лазуткин, и Линенджер потеряли здоровье и в космос больше не летали, выбыв из состава отрядов космонавтов. Циблиев не прошел очередную медицинскую комиссию и в 2003 году возглавил центр подготовки космонавтов. Лазуткин, уже назначенный было в экипаж 14-й экспедиции на МКС, во время тренировок в США внезапно почувствовал себя плохо, врачи констатировали непроходимость ряда сердечных сосудов. Линенджер ушел из отряда астронавтов NASA уже в январе 1998 года. А 23 марта 2001 года, спустя 15 лет эксплуатации, «Мир» свели с орбиты и затопили в Тихом океане.