14 сентября 1911 года на председателя Совета министров и министра внутренних дел Российской империи Петра Столыпина было совершено покушение в городском театре Киева. В него стрелял из браунинга секретный сотрудник Охранного отделения Дмитрий Богров. От полученных ран Столыпин скончался спустя несколько дней. Многие авторы самого разного толка сходятся в том, что Столыпин был ключевой фигурой в истории страны, а его смерть привела Россию к участию в мировой войне и к революции.
Покушения на государственных деятелей в Российской империи в начале века стали обычным явлением. Двое предшественников Столыпина на посту министра внутренних дел — Дмитрий Сипягин и Вячеслав фон Плеве — также были убиты эсэрами. На самого Столыпина было совершено десять сорвавшихся покушений, причем четыре приходились еще на годы его губернаторства, так что большого желания занимать высшие посты у Петра Аркадьевича не было, он подчинился настойчиво выраженной воле императора Николая II и не стеснялся в дальнейшем шантажировать его своей отставкой. О страхе чиновников перед покушениями писал в своих мемуарах первый председатель Совета министров Сергей Витте. Впрочем, сам Столыпин был весьма склонен к громким словам и театральным жестам (этим он тоже покорял императора), так что не до конца ясно, что на самом деле творилось у него на душе.
Заняв все же должность министра внутренних дел 26 апреля 1906 года, а через два с половиной месяца, 8 июля, став одновременно председателем Совета министров, Столыпин действовал с небывалой решительностью, наметил целый ряд назревших реформ, многие из которых так и остались, впрочем, незавершенными.
Он успел распустить две Государственные думы первого и второго созывов как зараженные революционными настроениями, сформировал третью по введенному дополнительному имущественному цензу, отчего ее прозвали «помещичьей», и все равно конфликтовал то с левыми, то с правыми ее представителями, стараясь добиться своих целей. Основным детищем Столыпина стала аграрная реформа, наделение крестьян земельной собственностью, их кредитование, скупка помещичьих земель для перепродажи крестьянам на льготных условиях и постепенное упразднение сельской общины как коллективного собственника.
Одесский градоначальник генерал-лейтенант Иван Толмачёв писал в одном из писем: «Меня угнетает мысль о полном развале правых. Столыпин достиг своего, плоды его политики мы пожинаем теперь; все ополчились друг на друга». Вместе с тем после очередного — и самого кровавого покушения — взрыва в особняке Столыпина на Аптекарском острове 12 августа 1906 года, унесшего жизни десятков случайных людей, в ходе которого пострадали и двое детей Столыпина — Наталья и Аркадий — Столыпин ввел «меры исключительной охраны государственного порядка» — военно-полевые суды, в которых обвиняемые были лишены всех прав (своеобразные предшественники советских «троек»).
Жесткие меры позволили отсрочить на десятилетие русскую революцию, но не спасли самого Столыпина, погибшего после одиннадцатого по счету покушения.
В конце августа 1911 года в Киеве планировалось открыть памятник Александру II, приурочив это к 50-летию отмены крепостного права. В город прибыл император Николай II с приближенными и зарубежными гостями. 14 сентября давался спектакль «Сказка о царе Салтане», где с императором, его дочерями и министрами был и Столыпин. По основной версии, Дмитрий Богров, террорист-одиночка и выходец из богатой еврейской семьи, сумел так запутать шефа охранного отделения Киева, что тот ждал прибытия в город террористки, готовящейся напасть то ли на высокопоставленного чиновника, то ли на самого Николая II, и потому беспрепятственно пропустил самого Богрова в театр. Богоров уже оказывал ценные услуги полиции, был прирожденным провокатором, сдал за деньги немало своих товарищей-эсэров.
Во время второго антракта Столыпин разговаривал у оркестровой ямы с бароном Владимиром Фредериксом и земельным магнатом графом Иосифом Потоцким. Подошедший Богров выстрелил дважды: первая пуля попала Столыпину в руку, вторая, отразившись от креста Святого Владимира на груди, — в живот, задев печень. После ранения Столыпин еще успел сказать «Счастлив умереть за царя», перекрестив императора. Были надежды на выздоровление, однако 18 сентября Петр Столыпин скончался. Согласно его завещанию, где нашли строки «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют», его похоронили в Киево-Печерской лавре.
В начале 1960-х годов надгробие с могилы Столыпина было убрано, но не уничтожено, оно долгие годы хранилось на задворках монастыря. Само место погребения заасфальтировали. Памятники Столыпину снесли уже в течение нескольких недель после Февральской революции 1917 года. В 1989 году надгробие в Киево-Печерской лавре было восстановлено, а позднее новые памятники Столыпину появились по всей стране, его именами стали называть улицы, университеты, премии и фонды. Столыпина вместе с Александром II, Сперанским, Косыгиным и Горбачевым славили как проводившего необходимые реформы «сверху» в трудный период, простив ему военно-полевые суды.
Впрочем, при живом Столыпине отношение к его деятельности было столь же полярным, как и после смерти. Либеральная общественность России категорически не оправдывало террор и репрессии в качестве мер по стабилизации обстановки внутри страны. Особенно яростно против этого выступил Лев Толстой (бывший когда-то другом отца Столыпина) в знаменитой статье «Не могу молчать!»: «Все эти бесчеловечные насилия и убийства, кроме прямого зла, которое они причиняют жертвам насилий и их семьям, причиняют еще большее зло всему народу, разнося быстро распространяющееся, как пожар при сухой соломе, развращение всех сословий русского народа. Распространяется же это развращение особенно быстро среди простого, рабочего народа, потому что все эти преступления, превышающие в сотни раз все то, что делалось и делается простыми ворами, разбойниками и всеми революционерами вместе, совершаются под видом чего-то нужного, хорошего, необходимого, не только оправдываемого, но поддерживаемого разными, нераздельными в понятиях народа со справедливостью и даже святостью учреждениями: сенат, синод, дума, церковь, царь». Вслед за Толстым насилие осудили Александр Блок, Леонид Андреев, Илья Репин, другие известные интеллигенты. Еще решительнее выступали революционеры, Владимир Ленин в статье «Столыпин и революция» в октябре 1911 года писал о нем как об «обер-вешателе, погромщике, который подготовил себя к министерской деятельности истязанием крестьян, устройством погромов, умением прикрывать эту азиатскую «практику» — лоском и фразой».
Однако на стороне Столыпина были известный русский философ-марксист Петр Струве, философы Василий Розанов и Иван Ильин, многие известные политики; для некоторых из них Столыпин был и оставался настоящим кумиром. Розанов в статье «Террор против русского национализма» об убийстве Столыпина писал так: «Вся Русь почувствовала, что ее ударили… пошатнувшись, она не могла не схватиться за сердце». И еще: «Что ценили в Столыпине? Я думаю, не программу, а человека: вот этого «воина», вставшего на защиту, в сущности, России».
В истории убийства Столыпина остается немало загадочного. Смертный приговор в отношении Богрова был исполнен крайне поспешно, уже 13 сентября — сработала та же система военно-полевых судов, «выпестованная» самим Петром Аркадьевичем. На допросах Богров давал противоречивые показания — то ли он решился на это дело совершенно самостоятельно, из презрения к своей жизни, то ли его подтолкнули бывшие боевые товарищи, подозревавшие, что он переметнулся на сторону охранки (так оно, впрочем, и было): «Когда я стал оспаривать… компетентность партийного суда, «Стёпа» заявил мне, что реабилитировать себя я могу только одним способом, а именно — путем совершения какого-либо террористического акта… Буду ли я стрелять в Столыпина или в кого-либо другого, я не знал, но окончательно остановился на Столыпине уже в театре».
Вместе с тем очень многое указывает на то, что покушение не могло состояться не только без пассивного, но и без активного участия охранного отделения, демонстрировавшего в этом деле крайнюю наивность. У Столыпина было слишком много политических врагов в высших эшелонах власти, чтобы исключить подобную версию. Да и билет в театр был выдан Богрову непосредственно начальником Киевского охранного отделения Николаем Кулябко, при этом не приставившим к Богрову даже обычного наблюдения и не проверившим как следует его легенду. Сам Столыпин незадолго до своей смерти пророчествовал: «Меня убьют, и убьют члены охраны». Но в результате расследования никто из полицейских не был обвинен в преступном бездействии, а дело в начале 1913 года было внезапно закрыто по поручению самого Николая II. Известный юрист Анатолий Кони так высказался по этому поводу: «Неоднократно предав Столыпина и поставив его в беззащитное положение по отношению к явным и тайным врагам, «обожаемый монарх» не нашел возможным быть на похоронах убитого, но зато нашел возможность прекратить дело о попустительстве убийцам».
Огромный интерес к личности Столыпина испытывал Александр Солженицын, который сделал его одним из главных героев своей исторической эпопеи и считал, что если бы Столыпин остался жив, то смог бы предотвратить мировую войну, революцию, захват власти большевиками и гражданскую войну.