Цивилизация
«Измученные люди надеялись избавиться от страданий»
Грузовой корабль «Франсиско де Гойя» был спущен на воду в Норвегии в 1940 году. Он получил свое название в честь испанского художника и успел проработать два года, прежде чем был реквизирован кригсмарине — ВМС Третьего рейха. Изначально нацисты использовали корабль в качестве вспомогательного транспорта для подводных лодок. В 1943 году из «Гойи» попытались сделать плавучую базу кригсмарине, однако от этой идеи быстро отказались: комфортно разместить кого-либо на грузовом судне было довольно сложно. Поэтому корабль отогнали в порт Мемель (ныне Клайпеда), где немецкие подводники практиковались на нем в стрельбе учебными торпедами.
Вновь вспомнили о «Гойе» лишь в 1945 году, когда перед немецким руководством остро встал вопрос эвакуации немецких граждан из Восточной Пруссии из-за наступления Красной армии.
«Несколько сотен тысяч беженцев стекались в Кенигсберг и Данциг, чтобы попасть на корабли немецкого флота для эвакуации в Данию или Западную Германию, — описывал обстановку тех дней очевидец событий и уроженец Восточной Пруссии Хорст Герлах в своей книге «В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного». — Те же, кому не удавалось уплыть, становились пленниками русских или были убиты».
Как следует из воспоминаний Герлаха, порты на побережье севернее Эльбинга были заполнены толпами людей. Переполненные корабли отплывали один за другим. Эти суда в основном были переоборудованы в медицинские госпитали. Операция по перевозке гражданских беженцев, раненых и военных получила название «Ганнибал», а участие в ней, помимо «Гойи», приняли несколько кораблей, в том числе «Вильгельм Густлофф» и «Генерал Штойбен», потопленные советскими подводниками под командованием Александра Маринеско.
«Измученные люди надеялись наконец-то избавиться от страданий, но огромные современные корабли становились притягательной мишенью для вражеских подводных лодок и самолетов, — констатировал Герлах. — «Вильгельм Густлофф» вышел из Готенхафена 30 января 1945 года. Его сопровождали торпедные катера. Моя тетя находилась на нем, и он несколько раз подвергался бомбежке. Большинство людей уже чувствовали себя в безопасности, как неожиданно в 21:00 раздался мощный взрыв. Отчаянные крики доносились с нижних палуб, все вокруг заполонили клубы едкого дыма. Люди в панике побежали. Тех, кто падал, топтали в давке. Через какое-то время корабль перевернулся и пошел ко дну. Сначала образовалась огромная воронка, а затем все стихло. На этом корабле плыло около 5 тыс. человек, и лишь 904 смогли спастись. Многие умерли уже в спасательных шлюпках. Другой корабль — «Генерал фон Штойбен» — потопили торпеды, выпущенные русской подводной лодкой. Корабль затонул в течение 20 минут, унеся с собой на дно две тысячи человеческих жизней. Всего 300 пассажиров и членов экипажа спаслись».
Среди прочих на «Гойе» оказались военнослужащие 35-го танкового полка 4-й дивизии — самой известной танковой части вермахта, отмеченной многими наградами. Из 200 человек спастись удалось лишь семерым танкистам.
Как вспоминал обер-фельдфебель 3-го батальона Курт Мозер, в первой половине апреля 1945 года его часть занималась возведением дотов для защиты от атак советской авиации на косе Фрише-Нерунг (ныне Балтийская коса) в Восточной Пруссии (отделяет Калининградский залив от основной части Гданьского залива). Среди немецких танкистов ходили слухи о грядущем формировании боевой группы для действий в районе Берлина. Для операции отбирали самых опытных и готовых к переброске. 15 апреля на военных паромах их переправили на косу Хель. А вечером следующего дня на небольших судах отправили на «Гойю». Вместе с танкистами, мечтавшими вновь сесть в свои танки, на борту оказалось более тысячи раненых и до 4 тыс. беженцев — женщин и детей. В общей сложности транспорту нужно было перевезти почти 6,5 тыс. человек. В порту находились и другие суда и боевые корабли, в том числе тяжелый крейсер «Принц Ойген».
По воспоминаниям обер-фельдфебеля Мозера, около 20:00 порт атаковали советские бомбардировщики. Из-за созданной зенитчиками огневой завесы они бомбили, практически не целясь, и потому потери немцев составили всего несколько человек.
«После авианалета подготовка к выходу в море ускорилась. Составили конвой, дали сигнал к отправке. Мы вздохнули с облегчением, хотя «Гойя» был страшно перегружен. Многие из находившихся на борту людей попали туда непонятно как, то есть без всякой регистрации. Мы расположились в отсеке в средней части судна на нижней палубе. Площадь отсека составляла примерно 40 квадратных метров. Все проходы были забиты людьми так, что невозможно было пробраться наверх. Около 23:15 я почувствовал себя отвратительно — не мог больше переносить спертый воздух и жару в этой железной коробке. Стал пробиваться на верхнюю палубу. Вдруг прозвучала команда: «Всем надеть спасательные жилеты! Опасность атаки вражеской подлодки!» На беду, жилетов на всех не хватало, мне, во всяком случае, не досталось. Некоторые думали, что на Балтийском море никаких подводных лодок нет и быть не может», — рассказывал Мозер, дневниковые записи которого приводил в своей книге «Танковые асы вермахта. Воспоминания офицеров 35-го танкового полка. 1939–1945» другой ветеран подразделения Ганс Шойфлер.
«Произошло это незадолго до полуночи»
К середине апреля 1945 года «Гойя» совершил четыре перехода и успел эвакуировать около 20 тыс. человек. Изначально корабль должен был отправиться в Свинемюнде (ныне Свиноуйсьце) на оккупированной территории Польши, однако он уже принял большое количество беженцев, поэтому было решено плыть в Копенгаген. В ночь с 16 на 17 апреля 1945 года конвой в составе трех транспортов и двух кораблей-охранников обнаружила советская подлодка Л-3 под командованием Владимира Коновалова. Целью нападения был выбран самый крупный корабль — «Гойя». Чтобы догнать будущую жертву, сумбарине пришлось идти в надводном положении на дизелях, поскольку электродвигатели не могли развить необходимую скорость под водой.
Фельдфебель Йохен Ханнеман, также переживший атаку Л-3 на «Гойю», оставил следующие воспоминания:
«Незадолго до полуночи — я только что снова вернулся на верхнюю палубу — прозвучало подряд два глухих взрыва.
Корабль здорово качнуло; к черному небу взметнулись два огромных фонтана воды, ими обдало и палубу. Тут же погас свет в каютах и на палубе. На судне началась страшная паника. Все, кто находился внутри, инстинктивно пытались выскочить наружу, в проходах образовалась давка. На трапах, ведущих на верхнюю палубу, разыгрывались трагические сцены. Шла борьба за выживание. Никто толком не понимал, что творилось там внизу. Одним словом, ужас, да и только. В огромные пробоины от торпед хлынула вода. Корабль по центру разломился надвое и быстро ушел под воду. Вода грохотала так, что оглохнуть было можно».
Атака началась в 23:52, когда Л-3 смогла нагнать свою цель. От попадания торпеды «Гойя» раскололась на две части и затонула в течение семи минут: на грузовом транспорте не было обязательных для пассажирских кораблей переборок между отсеками. Поняв, что удержаться на тонущем судне не удастся, Ханнеман перескочил через перила и бросился в ледяную воду Балтийского моря, увидел спасательную шлюпку и ухватился за борт. Два часа он с еще несколькими уцелевшими пытался удержаться на волнах, пока выживших не подобрал подошедший корабль.
А вот как выглядит картина происходившего на «Гойе» глазами обер-фельдфебеля Мозера: «Произошло это незадолго до полуночи. На транспорте, перевозившем войска, произошла какая-то поломка. Его пришлось брать на буксир, причем не кому-нибудь, а «Гойе». Наш корабль представлял собой современное судно, оснащенное дизельными двигателями и двойными гребными винтами. А тот самый транспорт был допотопным пароходом. «Гойя» развернулся, чтобы занять место впереди транспорта, который предстояло буксировать. И в этот момент корпус «Гойи» содрогнулся от двух мощных взрывов. Сначала мне показалось, что корабль наскочил на мину.
Оправившись от первого испуга, я огляделся — судно уже дало сильный крен. Пришлось что было сил вцепиться в поручни, чтобы не свалиться с палубы в воду.
Но вскоре корабль вновь занял горизонтальное положение, я уже было решил, что беда миновала. Несколько секунд спустя палубу «Гойи» стало заливать водой. И тут я понял, что мы тонем. Послышались взрывы. Спасти тех, кто находился на нижней палубе, не было никакой возможности. Я сумел вскарабкаться выше до самого мостика, но вода настигла меня и там. Корпус «Гойи» разломился пополам. Многие из наших падали или прыгали в воду. Я оставался на борту — именно это и спасло меня. Увидел вблизи мачту тонущего корабля и намертво вцепился в нее».
Следующие два часа танкист провел в воде: «И вдруг до моего слуха донеслась команда: «Всем, кто из 35-го танкового полка, двигаться сюда!» Мимо скользнула огромная тень. Оказывается, это всплыла на поверхность подводная лодка. Но, к счастью, нас враг не заметил. Страшнее этих нескольких часов мне в жизни переживать не доводилось».
Мозер приводил несколько другие цифры выживших — 250 человек, которых после прибытия в Копенгаген он «видел собственными глазами».
Корабли охраны конвоя сбросили пять глубинных бомб, не достигших цели. Подводная лодка Л-3 смогла погрузиться и покинуть район Данцигской бухты, направившись на базу. Ее капитану Коновалову было присвоено звание Героя Советского Союза, а впоследствии он дослужился до контр-адмирала. От принесшей ему славу субмарины осталась только рубка — сама Л-3 была утилизирована в 1971 году. На протяжении нескольких лет она находилась в Лиепае, а после вывода войск из Прибалтики была перевезена в Россию и выставлена на Поклонной горе.