Цивилизация
— Лексикон молодых людей, между которыми не более пяти лет разницы, порой значительно различается. Почему?
— Скорость языковых изменений, как правило, связана с внешними факторами. Своего рода, катализатором, то есть ускорителем становятся социальные и культурные изменения, а также технический прогресс, в первую очередь, касающийся коммуникации. Глобализация и интернет, а до этого перестройка значительно ускорили многие языковые процессы.
— У каждого поколения свои жаргонизмы, своя манера речи. Почему же каждый раз неологизмы, которые использует молодежь, так ужасают окружающих?
— Причин много, назову две. Во-первых, в нашей культуре к изменению языка относятся очень болезненно. Образованными людьми язык воспринимается как величайшая культурная ценность, а любые изменения — как порча и деградация. Их проводниками являются в первую очередь молодые люди. Значит, они и виноваты. Логическая конструкция почти безупречная, просто опущено важное звено: изменение языка – его обязательное свойство.
Во-вторых, одна из основных функций жаргона заключается в отфильтровывании чужих.
Жаргон меняется значительно быстрее литературного языка. Не знаешь новых слов, — возможно, ты чужой. Каждое юное поколение с помощью своего жаргона отделяется от взрослых, а тех это, естественно, бесит.
— Волна интереса молодежи к бандитскому и воровскому жаргону, казалось, ушла в прошлое вместе с «лихими девяностыми». Но сегодня подростков снова тянет к тюремной лексике. Что происходит?
— В девяностые годы бандитский жаргон врывается в общеязыковое пространство, а романтика новых русских царит повсюду: в литературе, в кино и, конечно, в языке. Киллер, рэкетир и путана становятся, по существу, престижными профессиями, а слова приобретают тот самый романтический ореол. «Путана, путана, путана», — поет Газманов, а за ним и вся страна.
Возврат к этому едва ли возможен, хотя лучше не зарекаться.
Сегодня проводником подобных жаргонов может быть модная музыкальная лексика, а именно рэп, который основан криминальной субкультуре.
Что же касается влияния «А. У. Е.», то я с этим не сталкивался, но я живу в Москве, преподаю в хорошем университете, следовательно, мой опыт не показателен. Там же, где позиции этого движения сильны, соответствующий жаргон, наверняка, активно используется.
— Есть ли какие-то языковые тенденции, которые вызывают особое неприятие в обществе? Например, многих раздражают феминитивы…
— Раздражают не феминитивы, а их навязывание. Слова учительница или певица никакого неприятия вызвать не могут в принципе. Язык всегда был полем битвы разных идеологий. И если раньше менять язык в основном пыталась тоталитарная власть, то сейчас активно подключились различные общественные движения. Нам в русском языке предстоят те же споры о политкорректности, которые в Европе происходили еще в девяностые годы.
Вообще, если почитать социальные сети, то очень многие конфликты связаны с языком.
Сколько копий сломано по поводу выбора предлога перед названием государства Украина!
Другое дело, что не всегда можно говорить о тенденции, скорее, речь идет о точечных изменениях. Самой же главной тенденцией я бы назвал как раз то, что русский язык постоянно находится в центре внимания, вызывает споры, обиды, скандалы. Такое нервное отношение к языку – яркая характеристика нашей культуры в целом.
— В письменной речи, особенно неформальной, прочное место заняли смайлики, стикеры, мемы. Справедливо ли считать, что они обедняют язык?
Максим Кронгауз
Екатерина Чеснокова/РИА «Новости»— Это слишком сложное явление, чтобы отделаться коротким ответом. Скажем, смайлики или стикеры, с коммуникативной точки зрения, — совершенно разные явления. А уж мемы – это вообще про другое.
Смайлики – явление очень интересное, это попытка оживить письменную речь, приблизить ее к устной, компенсировать отсутствие интонации, мимики и проч.
Современные эмодзи расширили функции первоначальных смайликов, и, действительно, в интернете встречаются образцы реплик, напоминающих древнюю пиктографию. Я думаю, что надо посмотреть на развитие этих тенденций и не торопиться с диагнозом.
— А есть ли тенденция к упрощению языка литературного?
— Изменилось само понятие литературного языка. Точнее говоря, четкие границы языкового стандарта в последние десятилетия постоянно размывались. Новые коммуникативные условия влияют на язык. Можно сказать, что язык настраивается на разные коммуникативные среды. Очевидно, что язык романов и язык эсэмэсок не могут совпадать. Эта настройка, конечно, помогает выражать свои мысли и воспринимать чужие.
Язык социальных сетей гораздо ближе к устному языку, чем к языку письменному, в частности, к языку литературы.
Соответственно, он беднее лексически и, если хотите, синтаксически, но богаче эмоционально. В любом случае, существование различных вариантов или регистров языка делает его богаче, правда, при умелом и уместном их использовании.
— Какие языковые тренды сегодня вы можете выделить?
— Еще несколько лет назад я обратил внимание на относительно новые источники языкового влияния. В общеупотребительную лексику стали входить, с одной стороны, слова из молодежных субкультур, рэпа, в первую очередь (хайп, баттл, зашквар, дисс…), с другой стороны, психотерапевтические и близкие к ним термины (абьюз, бодишейминг…).
Многие русские слова приобрели в этой связи новые значения: травма, обесценивание, границы…
— Как объяснить тем, кто излишне переживает за изменения в языке, что они закономерны и ничего страшного с ним не происходит?
— Изменения, безусловно, закономерны, но объяснять бессмысленно: люди продолжают волноваться и говорить о гибели языка. Впрочем, и я продолжаю рассказывать о языке, несмотря на мизерный эффект просто потому, что мне это интересно.